Глава II. Выяснение условий восприятия фактов, установленных в процессе допроса

I

Ощущение, как уже указывалось ранее, - это отражение какого-либо свойства или качества явления. В показаниях свидетелей или обвиняемых обычно речь идет не об отдельных свойствах или качествах, а о предмете в целом, о некоторых важных или всех сторонах его и в их своеобразном комплексе. При этом отдельные ощущения выступают только как факторы этого комплекса, а не как самостоятельно существующие. Такое цельное отображение предметов и явлений в сознании человека называется восприятием (В определениях психологов обычно различие между понятиями ощущения и восприятия дается именно в зависимости от того, что в сознании человека отображается одно свойство предмета или предмет в целом. Но в то же время в работах говорят о восприятии, а не об ощущении цвета, удалении предметов (см. П. А. Шеварев, Исследования в области восприятий, "Психологическая наука в СССР", М., 1959, стр. 114-115). Эта нечеткость имеет место и в данной работе).

В восприятия всегда включены различные ощущения. Даже в зрительные, слуховые восприятия входят и другие виды ощущения, но преобладающий характер имеют зрительные и слуховые. Когда человек воспринимает море, то это прежде всего зрительное восприятие. Однако кроме преобладающих зрительных ощущений в нем участвуют и слуховое ощущение плеска волны, обонятельное ощущение соленого запаха морского воздуха, тактильные ощущения влажности и холода.

На допросе сравнительно редко возникают вопросы, связанные с отдельными, изолированно взятыми ощущениями. Отдельные ощущения, как правило, представляют интерес, с точки зрения допроса, поскольку входят в. восприятия. Согласно § 54 УПК, ВНР "следует допросить в качестве свидетеля лицо, имеющее полученные им путем личного восприятия сведения о деле, об условиях жизни обвиняемого, а также об иных важных для дела фактах". Это, конечно, не означает, что только свидетели допрашиваются о воспринятых ими фактах.

Восприятия должны лежать и в основе показаний потерпевших, подозреваемых и обвиняемых. Восприятия всегда имеют целостный характер. В них предмет отражается в совокупности своих свойств и качеств. Вследствие целостности восприятия в нем всегда восполняются отсутствующие элементы и части воспринимаемого предмета. Если мы через окно рассматриваем противоположный дом и оконная рама, закрывая часть получаемого нами образа, делит его на две части, у нас не возникает восприятия, что дом состоит из двух частей, а прикрытая рамой часть восполняется в нашем воображении.

Благодаря указанной особенности свидетели могут рассказать и о таких предметах, которые они видели только частично (может быть, они были прикрыты или время, освещение было недостаточным для полного восприятия). Иногда мы свободно читаем сильно упрощенный почерк, в котором отсутствуют многие элементы отдельных букв, воспринимаем наброски, эскизы как целые картины, хотя они состоят только из нескольких штрихов.

Однако восполнение отсутствующих элементов и частей воспринимаемого объекта может привести и к ошибкам. Это должен помнить следователь, анализируя показания о предметах, явлениях, воспринятых при неблагоприятных для разных ощущений условиях.

Взаимодействие органов чувств в восприятиях не только суммирует их, но и создает качественно новое; они сенсибилизируют и дополняют друг друга, кооперируют друг с другом и взаимно, участвуя в процессах отражения предметов и явлений внешнего мира, способствуют лучшему их познанию. Каждый следователь знает, что свидетель, как правило, увереннее говорит и опознает определенное лицо, если он не только видел, но и слышал его.

Чем больше органов чувств участвует в восприятии, тем более точным юно будет. Из этого вытекает важное тактическое правило о том, что на допросах всегда нужно выяснять, какие органы чувств допрашиваемого участвовали в восприятии. Когда речь идет, например, о том, что какая-то деталь кем-то была некачественно отработана и ее поверхность осталась шероховатой, не отшлифованной, рекомендуется спрашивать, видел ли допрашиваемый эту деталь и при каком освещении, под одним углом падения света или под разными, прикасался ли он к данной поверхности и, если да, провел ли он по ней кончиком пальца. Если свидетель сообщает, что подозреваемый поставил на пол тяжелый, наполненный чем-то мягким мешок, то нужно спросить, откуда он знает, что мешок был тяжел и набит именно мягкими вещами. Может быть, он видел это, а возможно только слышал глухой звук, почувствовал вибрацию пола и услышал в это время, как задребезжали окна, а содержимое мешка мог видеть по приплюснутости его или определить на ощупь.

Следователь должен учитывать и тактически использовать полученные на допросе данные об участии разных органов чувств в восприятии допрашиваемого. Правильно поступил следователь по делу об изнасиловании, организовав опознание насильника потерпевшей отдельно по особенностям голоса, речи и отдельно по внешнему виду преступника (См. "Следственная практика", вып. 41, стр. 158-159).

Восприятия могут включать в себя и неосознаваемые ощущения. Восприятие величины предмета включает, например, кроме зрительного образа и ощущения сокращения или расслабления мышц глаза.

В наши восприятия всегда входят представления, сохранившиеся от прежнего опыта. "Результат восприятия человеком того или иного предмета зависит, во-первых, от его непосредственных чувственных ощущений (зрения, слуха, осязания и т. д.), а во-вторых, от содержания его прошлого опыта, с которым он сопоставляет эти ощущения" (С. А. Голунский, цит. работа, стр. 16).

Большинство предметов и явлений мы воспринимаем не первый раз. Представления прошлого опыта помогают нам более полно воспринимать действительность. Когда мы зрительно воспринимаем сахарницу с сахарным песком, то к зрительному восприятию присоединяются возникшие в памяти представления о вкусе сахарного песка. Эти привычные представления играют большую роль и в наблюдательности субъекта. Опытный охотник видит зверя даже там, где не искушенный в охоте человек не заметит его даже тогда, когда ему указывают, в каком направлении и куда смотреть.

"Опытный следственный работник заметит такие мелочи в обстоятельствах совершения преступления или в поведении допрашиваемого, мимо которых равнодушно пройдет любой другой наблюдатель. Именно эти мелочи зачастую создают возможность раскрывать преступления" (С. В. Корнилов, Психология, М., 1946, стр. 44). В этом огромная положительная роль привычных представлений, в точности которых большую роль играют профессионально привычные представления. Особенно часто такие показания дают водители по автотранспортным происшествиям.

Свидетели со специальными знаниями в венгерской процессуальной литературе часто выделяются в особую группу так называемых свидетелей-экспертов. Свидетель-эксперт, по определению Алапи,- "это такое лицо, которое не только непосредственно воспринимает какое-либо явление, а сразу же и оценивает его на основе своих специальных профессиональных знаний" (Аlару Gуula, A büntetöperrendtartas, Bp. 1952, 84 old).

С криминалистической да и с процессуальной точек зрения особый интерес представляют показания свидетелей, обладающих специальными познаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, если эта область знания каким-либо образом связана с воспринимаемым явлением. Однако, несмотря на это, нет основания выделять таких свидетелей в особую группу - свидетелей-экспертов, ибо их процессуальное положение ничем не отличается от других свидетелей (Pavel Horoszowsky Kriminalistika, Warszawa, 1955).

Чрезвычайно большое значение имеют привычные представления свидетелей, когда нужно заметить какой-то, обычно не бросающийся в глаза признак. Но, к сожалению, такие представления могут играть и отрицательную роль: когда в восприятии свидетеля отсутствуют какие-то элементы, он легко и незаметно даже для себя может восполнить их элементами из своих привычных представлений.

Выработанное в процессе практики представление может привести и к иллюзиям. О них много говорится в буржуазной литературе по криминальной психологии. При этом часто ссылаются на так называемую иллюзию Шарпантье. Последняя состоит в том, что если испытуемому дать в руки два цилиндра разной величины, сделанных из одного и того же материала, но имеющих одинаковый вес, то меньший цилиндр кажется более тяжелым. Думается, что подобные иллюзии не имеют криминалистического значения.

Дорожный знак "сквозной проезд запрещен" представляет собой желтый круглый диск определенной величины с красной каймой. Круглый диск вызывает круглый образ на сетчатке только в случае, если на него смотреть точно перпендикулярно, что бывает сравнительно редко. В остальных случаях образ данного дорожного знака приближается к эллипсу, особенно если он находится на значительном расстоянии или наблюдаем в большой угол поворота. Несмотря на это, форма данного знака будет нами восприниматься практически всегда круглой. Это явление называется постоянством или константностью восприятия предметов. А. А. Смирнов экспериментально показал, что константность восприятия формы плоской фигуры достигает наибольшой степени при 10° угла отклонения и дистанции наблюдения в 1 м.

Если плоская фигура наблюдается с дистанции в 1 м, то восприятие его фигуры остается практически вполне константной даже при угле поворота в 60° (См. А. А. Смирнов, Зависимость константности воспринимаемой величины объектов от угла поворота их к линии взора наблюдателя при различных дистанциях наблюдения, "Зрительные ощущения и восприятия", М., 1935).

Эти данные показывают, насколько осторожно нужно относиться к показанию водителя о том, что он не мог отличить форму дорожного знака, потому что она была сдвинута с места, например подвешенный знак приподнят ветром.

Константность восприятия проявляется и в ряде других явлений. Какой-то предмет, воспринимаемый нами с расстояния в 1 м, изображается на сетчатке вдвое меньше, чем тот же предмет, воспринимаемый с расстояния 50 см, но видимая величина предмета не меняется и остается вполне идентичной и при этом, и еще в других, практически больших пределах разницы в дистанциях наблюдений. Константность восприятия проявляется не только в относительном постоянстве воспринимаемой формы и величины предметов, но и в восприятии других качеств, например цвета и яркости. Они тоже не претерпевают изменений условий восприятия.

Практическое значение константности восприятия чрезвычайно велико. Без нее "наше восприятие превратилось бы в сплошной хаос. Оно не служило бы средством познания объективной действительности. Ориентировка в мире и практическое воздействие на него на основе такого восприятия были бы невозможны" (С. Л. Рубинштейн, цит. работа, стр. 204). Велика роль константности восприятия также и в формировании правдивых свидетельских показаний, а знание ее закономерностей - в разоблачении лжи.

Свидетель может дать вполне правильные показания, например о росте преступника, если даже он его видел не в непосредственной близости, и может сказать, что преступник, стоящий от него дальше, был выше ростом, чем тот, который стоял к нему ближе, хотя образ дальше стоящего лица может быть на сетчатке меньше, чем ближестоящего.

С увеличением расстояния оценка величины делается, как правило, меньше действительной величины предмета, и при этом ошибка в сторону уменьшения в определении величины тем больше, чем больше расхождение между действительным расстоянием и тем, на которое возможна точная и адекватная установка глаза (См. Е. Н. Соколов, Вопросы психологии восприятия в свете Павловского учения, канд. диссертация, М., 1950, стр. 150).

Такое же явление наблюдается при оценке расстояния, где более дальние от нас расстояния мы склонны считать за большие. Так, при делении пополам какого-нибудь протяжения, идущего от нас вдоль, мы дальнюю половину устанавливаем объективно более короткой (См. С. В. Кравков, Глаз и его работа, М.-Л., 1950, стр. 410). Подобные ошибки в восприятиях, таше же отклонение от константности могут влиять и на показания допрашиваемых и должны быть учтены во всех случаях, когда речь идет о восприятиях, возникающих при условиях большого расстояния, и т. д.

Восприятие всегда является осмысленным, т. е. мы воспринимаем не сумму цветовых, осязательных и других ощущений или вызывающих их свойств, а предметы и явления. Очень часто мы можем сказать, какой предмет видели, но затрудняемся сказать об отдельных качествах его. Процесс образования восприятия происходит путем раскрытия смыслового содержания предмета на основе отраженных в наших ощущениях физических свойств его.

Из свойств осмысленности восприятий допрашивающий тоже должен делать некоторые выводы.

Как правило, больше внушает доверие и имеет большее доказательственное значение показание, в котором допрашиваемый указывает некоторые признаки определенного объекта или лица и потом заявляет, что в случае предъявления он может опознать данный предмет, лицо. Однако бывают случаи, когда допрашиваемый че в силах описать какие-то признаки предмета или лица, но, несмотря на это, готов опознать при предъявлении его и действительно делает это успешно. И даже наблюдаются случаи, когда допрашиваемый заявляет, что интересующий нас предмет он видел мельком и поэтому сомневается, что может опознать его, но при предъявлении данного лица или вещи, произведенном в соответствии с процессуальными и тактическими правилами, опознает их безошибочно.

Из изложенного следует, что нельзя всегда считать голословным заявление о готовности опознать предмет, если при этом свидетель не в состоянии рассказать на допросе о его признаках. В подобных случаях перед предъявлением для опознания нужно стремиться выяснить путем уточняющих вопросов, по каким признакам допрашиваемый собирается опознать данный предмет или лицо. Предъявление для опознания следует производить и в случаях, когда допрашиваемый не может ответить на эти вопросы, но тогда после опознания снова следует произвести допрос, чтобы выяснить, на основе каких именно признаков допрашиваемый мог опознать предъявленные вещи или лица.

При этом нужно принять во внимание и попытки ввести в заблуждение следствие со стороны некоторых обвиняемых, а иногда и свидетелей. Они не говорят о признаках опознаваемых предметов и лиц или же говорят о них искаженно, но готовы опознать их, чтобы лично убедиться в том располагает ли следствие этими предметами, или с целью встретиться с опознаваемым лицом и подать ему какой-то сигнал либо поговорить с ним. В этом случае соответствующее действительности опознание есть результат сознания того, что нет смысла говорить неправду, следствие уже нашло нужный предмет или лицо. Когда у следователя возникает такое подозрение, вопрос о предъявлении для опознания решается исходя из тактических соображений, с учетом всех обстоятельств дела.

Осмысленное содержание восприятия, возникнув из ощущений отдельных физических особенностей, в дальнейшем само влияет на эти же ощущения. Это является причиной тех ошибок в показаниях, о которых мы уже упоминали при описании"вопросов, связанных с ролью привычных представлений в восприятии. Но здесь следует указать еще на одну особенность, которая может повлиять отрицательно на качество полученных показаний. Дело в том, что иногда осмысленное содержание восприятия может покоиться на недостаточном для этого количестве признаков. Возникнув, оно впоследствии оказывает ошибочно большое влияние даже на дальнейший ход восприятия: формирует его и от него избавиться уже очень трудно. Например, если сухие ветви, лежащие на земле, мы ошибочно восприняли за змей, то нужно очень близко подойти, хорошо рассмотреть и даже, может быть, дотронуться до них, чтобы избавиться от ложного восприятия.

0 том, к каким ошибкам могут привести ложные восприятия, свидетельствует пример, приводимый Гансом Гроссом (Гросс приводит его и в своей "Криминальной психологии" и в "Руководстве для судебных следователей". В криминалистической литературе часто ссылаются на этот пример и другие авторы, в частности см. А. А. Красносельских, Учет психологических особенностей формирования свидетельских показаний, "Вестник Московского университета" 1957 г. № 2, стр. 127). Допрашиваемый по делу о побеге из места заключения надзиратель показал, что преступник бежал во время прогулки и набросился на него с ножом в руках. Следствием было установлено, что в руках у преступника в действительности был не нож, а селедка.

Известно, что один и тот же предмет воспринимают разные люди по-разному. Даже один и тот же человек в различных условиях по-разному воспринимает один и тот же предмет. Это необходимо учитывать при интерпретации свидетельских показаний. Показания двух свидетелей об одном и том же событии часто не совпадают именно потому, что, воспринимая одно и то же событие, они относились к нему по-разному. И во многих случаях можно и нужно установить причины такого различия (См. П. А. Шеварев, цит. работа, стр. 70-71).

Вопрос о значении различий в показаниях для оценки их достоверности является предметом спора в буржуазной литературе. Одни считают, что "достоверность показания не подлежит сомнению, если оно согласно с другими показаниями". "С увеличением числа свидетелей... сговор их становится затруднительным" и "совпадение показаний дает основание придать им значение достоверности" (Скопинский, Свидетели по уголовным делам, М., 1911, стр. 22). Другие, в частности Марбе, считали, что совпадение отдельных показаний совсем не должно быть рассматриваемо, как многие думают, в качестве доказательства их правильности, зачастую об одном и том же факте больше одинаковых ложных, чем одинаковых правдивых показаний. В этом он усматривал частный случай закона единообразия психологического процесса при одинаковых условиях; есть, очевидно, случаи, когда при соответствующих внешних и внутренних условиях данные для возникновения ложных показаний у различных наблюдателей складываются настолько благоприятно, что недостоверность этих показаний в большинстве случаев не замечается (См. Е. Марбе, Научное и практическое значение психологии, СПб., 1913, стр. 25).

Обе точки зрения представляются нам неправильными. Оценка достоверности свидетельских показаний на основе их количественного подсчета есть возвращение к формальной оценке судебных доказательств. Показания должны быть оценены по существу, не сами по себе, а в совокупности с другими доказательствами на основе раздельного изучения существования тех фактов, которые составляют содержание этих показаний.

"Закон единообразия психического процесса" часто приводится в буржуазной литературе по криминалистике теми авторами, которые считают свидетельские показания во всех случаях недостоверными, в качестве опровержения действительно неправильного некритического подхода к оценке совпадающих по своему содержанию показаний.

В практике встречаются случаи дачи примерно одинаковых по своему содержанию, но ложных по объективной достоверности показаний добросовестными, но заблуждающимися свидетелями, особенно потерпевшими. Если, например, совершено грабительское нападение на дом, где проживает семья, все члены семьи дают показания, в которых, как позже выясняется, количество грабителей, их сила явно преувеличиваются. Однако здесь только, видимо, одинаковый психический процесс у разных потерпевших, потому что их показания, имеющие одинаковую тенденцию к увеличению, все-таки резко расходятся именно в не соответствующих действительности деталях. Совпадение этих деталей в показаниях имеет место только в случае, если допрашиваемые перед допросом имели возможность обменяться мнениями, обсудить происшедшее и прийти к одинаковому выводу. Но здесь уже имеет место не "одинаковость психических процессов", а внушение или сговор, чему следователь может и должен препятствовать прежде всего своевременным проведением допросов.

В случаях исключительно большого нервного напряжения, физической истощенности и т. д. могут иметь место массовые галлюцинации, когда большие группы людей воспринимают ошибочно и одинаково несуществующие предметы. Бехтерев, например, описал следующий факт (См. В. М. Бехтерев, Роль внушения, 1898, стр. 2). В 1846 году весь экипаж французского фрегата "Belle Paule", потеряв в урагане из виду 300 своих товарищей, находившихся на корвете "Веrсеаn", под влиянием беспокойства и страха, услышав от сигнальщика, что на горизонте показался корабль без мачты, не только поверил этому, но даже увидел людей на корабле, слышал их крики, хотя это был не корабль, а масса вырванных с берега огромных деревьев.

Но такие случаи являются исключительными, и в них проявляется не "стадное чувство" ошибочного восприятия, а влияние внушения. Такие случаи не встречаются у свидетелей, которые не общались между собой ни в момент восприятия, ни позже. Поэтому чрезвычайно важно выяснить на допросе и это обстоятельство.

Тождественность психических процессов у разных психически здоровых свидетелей и индивидуальная раз^ ница в них проявляются прежде всего в том, что, с одной стороны, в ощущениях и восприятиях таких лиц в основном правильно отражается реальная действительность внешнего мира, а с другой - они из чрезвычайно многообразной массы фактов запечатлевают прежде всего те из них, которые им ближе всего по задачам и интересам.

Поэтому, как правильно отмечает Кулишер, сообщая о происшествии, очевидцами которого они были и которое обратило на себя их внимание, свидетели обыкновенно будут показывать в соответствии с тем, что составляет остов этого происшествия, но показания их могут существенно отличаться касательно сопутствующих обстоятельств (См. Кулишер, Психология свидетельских показаний и судебное следствие, "Вестник права", 1934, кн. VIII, стр. 177). Причины этого должны быть выяснены и оценены именно с точки зрения психологических особенностей личности допрашиваемого и формирования его показаний.

Точное совпадение свидетельских показаний между собой и особенно совпадение их с показаниями подозреваемых и обвиняемых нередко вызывают подозрение в сговоре.

Особенно вызывают подозрения показания, в которых совпадают не только их содержание, но и выражения. Конечно, могут быть случаи, когда свидетели, встретившись, обсуждали виденное и поэтому дают одинаковые, даже в одних и тех же выражениях, показания - и такие показания могут быть вполне достоверными. Однако к проверке таких показаний нужно подходить особенно осторожно.

На восприятие влияют и одновременно или незадолго до этого воспринимаемые однородные явления. Они взаимно усиливают, увеличивают ту разницу, которая существует между ними. Известно, что чуть теплая вода кажется горячей после холодной, что два круга одинакового размера кажутся неодинаковыми, если один из них изображен окруженными маленькими, а другой - большими кругами. Звук одной и той же высоты кажется более или менее громким в зависимости от амплитуды рядом воспринимаемого звука и т. д. Эти явления могут иметь значение и с точки зрения правильности изложенных допрашиваемым фактов. Одинаковые золотые кольца человек может воспринимать как разные в зависимости от других одновременно воспринимаемых колец. Эти особенности должны быть тщательно выявлены и зафиксированы на допросе и учтены при необходимости предъявления для опознания или проведения следственного эксперимента.

II

Из всех видов восприятия явлений окружающего мира допрашивающего может интересовать восприятие пространства. При допросах нередко возникает вопрос о расстоянии, об удаленности различных предметов или лиц друг от друга и от наблюдателя, о направлениях их расположения в пространстве, а также о их форме и величине. Все эти восприятия называются восприятием пространства. В них, как правило, одновременно участвует несколько анализаторов. Так бывает тогда, когда, например, мы видим форму и ощупываем какой-нибудь предмет или наблюдаем глазами или определяем по звуку направление, в котором удаляется транспорт.

Восприятие пространства возможно и на основе работы отдельно взятых органов чувств. В этих случаях с их деятельностью ассоциируется прежний опыт других анализаторов. По анализатору, занимающему ведущее положение в данном восприятии пространства, оно называется зрительным, слуховым, кожно-осязательным или мышечно-суставным (кинестетическим).

В практике проведения допросов чаще всего приходится встречаться с проблемами, связанными со зрительными и слуховыми восприятиями пространства. Поэтому именно их мы и рассмотрим подробнее в данной работе.

Чтобы знать, на какие обстоятельства следует обращать внимание при возникновении вопросов на допросе о величине, удаленности или других пространственных свойствах предметов, нужно иметь хотя бы, общее представление о процессе образования восприятия пространства.

Зрительно пространственные восприятия осуществляются с помощью как бинокулярного, так и монокулярного зрения. Но монокулярная оценка пространства является несовершенной, ограниченной. "К работе, связанной с необходимостью точно определять расстояния, должны допускаться только лица, обладающие бинокулярным зрением" (С. В. Кравков, Глаз и его работа, М. -Л., 1950, стр. 409). Это должно быть учтено и на допросе лиц по делам о несчастных случаях на производстве или транспорте, когда причиной их являлась недооценка или переоценка расстояния между каким-нибудь предметом и движущейся частью станка или транспортного средства. Такие ошибки особенно велики у лиц, недавно или временно потерявших зрение одного глаза, причем обычно при монокулярном зрении оценка величины происходит в сторону ее уменьшения.

Восприятие глубинных расстояний происходит обычно с участием обоих глаз, т. е. бинокулярно. Бинокулярное зрение обеспечивает более точное восприятие пространственных отношений предметов, значительно снижает величину порогов различения глубинных ощущений и увеличивает расстояние способности пространственного различия. При бинокулярном зрении образованию адекватного пространственного восприятия способствуют следующие факторы.

1. Бинокулярному зрению сопутствует содружественное движение глаз, состоящее из такого согласованного сведения или разведения осей, при котором обеспечивается резкое изооражение предмета на сетчатках обоих глаз. При приолижении объекта к глазам наблюдателя их оси сводятся ((конвергенция), при удалении от них оси разводятся (дивергенция). Неосознанные (пропри-омускулярные) ощущения в тесной связи с прежним опытом сигнализируют об удаленности предмета от глаза. Но восприятие удаленности предмета при помощи дивергенции происходит только в пределах, не превышающих 450 м; на этом расстоянии зрительные оси глаза занимают параллельное положение и на более далеком расстоянии уже не меняют его. Точность показаний о размерах в этих пределах, как правило, превышает точность показаний о расстояниях, выходящих за рамки 450 м.

2. Человек способен различать глубину (рельефность) воспринимаемых предметов и занимаемого ими пространства на расстояниях, значительно превышающих 450 м (См. Б. Г. Ананьев, Пространственное различие, Л., 1955, стр. 54-72). На таком большом расстоянии восприятие пространства происходит вследствие того, что от обоих глаз в мозг поступают возбуждения неодинакового характера.

Глубинное зрение поддается тренировке. Оно сильно развито у моряков, артиллеристов, летчиков, водителей, охотников. Но даже в их показаниях расстояния, превышающие область аккомодации и конвергенции глаз, являются неопределенными, оценка величины дается суммарной и неточной.

На больших расстояниях оценка величины происходит уже за счет опознания предмета или сравнения с другим, известным по своим размерам. Темная точка на небе воспринимается как воздушный шар, птица или самолет. Мы не воспринимаем ни их форму, ни размеры, ни расстояние. Таким порожним расстоянием для восприятия пространства является обычно 1200-1300 м, но в зависимости от тренировки оно может доходить до 2600 м. Вот почему с большой осторожностью нужно относиться к показаниям о расстояниях, превышающих 1200 м, и о размерах, воспринятых так далеко. На таком расстоянии сравнение тоже становится невозможным, ибо не воспринимается разница в удаленности сравниваемых предметов, а сравнение неодинаково удаленных предметов ведет к ошибкам, пропорциональным разности в их удалении.

Некоторые буржуазные ученые-психологи, проводящие эксперименты в области исследования свидетельских показаний, пришли к выводу о том, что маленькие величины свидетели, как правило, недооценивают, а большие переоценивают. Так, эксперименты, проведенные на семинаре венгерского профессора Ференца Финкеи, показали, что "маленькое время свидетелями оценивается еще меньше, а больше, чем 10 минут, оценивается уже больше, чем оно есть в действительности.., маленькая группа (меньше 10) недооценивается, а большая (20) значительно переоценивается. Точно такую же картину дает оценка расстояния" (Zehery Lajos, Kolozsvari buntetojogi szeminarium es kriminalisztikai praktikum, Biiaugyiszemle, 1914, old. 337).

Но в буржуазной литературе можно найти и противоположные указания, особенно велики расхождения в установленных порогах, где кончаются недооцениваемые маленькие размеры и начинаются переоцениваемые большие.

Экспериментальные данные показывают, что "линии, видимые под очень малым углом, или, например, очень большие линии оцениваются нами относительно менее точно, чем линии среднего размера" (С. В. Кравков, Глаз и его работа, М. -Л., 1950, стр. 415). "Эта неточность имеет определенную тенденцию у маленьких - к преуменьшению, у больших - к увеличению, за исключением настолько больших, которые в поле зрения вмещаются только с большого расстояния, оценка которых дает ошибки опять в сторону уменьшения. Эксперименты Венгера Л. А. по исследованию восприятий отношений также показали, что преуменьшение различия при малой величине отношений между объектами и преувеличение при большой величине отношений" оказались действительными для каждого испытуемого, но при этом грань между теми отношениями, при которых наступает преуменьшение различия, и теми, которые ведут к его преувеличению, для разных испытуемых различна. Это объясняется, очевидно, типологическими особенностями (См. Л. А. Венгер, Восприятие отношений, канд. диссертация, Л., 1955, стр. 84). Но здесь кроме типологических особенностей большую роль играют, видимо, и навыки, особенно профессиональные. Для ювелира, очевидно, ниже будут грани, где наступают преуменьшения и преувеличения в оценке веса, чем у носильщика. Вот почему тщетными оказались попытки буржуазных исследователей криминальной психологии установить абсолютно эти грани. Следователю полезно знать о существовании такой закономерности. Это в некоторой мере может ориентировать его об ожидаемых ошибках в показаниях о маленьких или больших величинах и количествах, а также способствовать правильной оценке содержащихся в показаниях данных о них; но при этом нужно учесть индивидуальные особенности допрашиваемого и не какие-то абсолютные, общие для всех грани.

В буржуазной литературе о криминальной психологии широко трактуется также зависимость видимой величины предмета от его цвета. При этом делаются идеалистические выводы о непознаваемости величины и о недостоверности показаний о ней. Советские ученые доказали, что видимая величина предмета в некоторой мере в действительности зависит от его цвета (См. Р. А. Каничева, Восприятие величины цветных объектов, "Труды Государственного института им. Бехтерева", т. 9, 1939), но только в небольшой, с нашей точки зрения не имеющей значения мере.

В буржуазной литературе о психологии свидетельских показаний чрезвычайно большое внимание уделяется явлению так называемой зрительной иррадации. Последняя состоит в том, что белые объекты на черном фоне кажутся больше по сравнению с объективно равными с ними черными объектами на белом фоне. В подтверждение этого обычно приводится пример с грабителями, одетыми в светлые костюмы, рост которых потерпевшему кажется намного больше, чем он есть на самом деле. Конечно, имеются случаи преувеличения потерпевшим роста и силы нападавших на него преступников, но причиной этого является не эффект иррадации, а испуг, страх. Иллюзорное передвигание видимых пределов темных и белых объектов, "расползание" светлых объектов на темном фоне имеют место, "но для объектов, видимых под большим углом зрения, это преувеличение или преуменьшение не имеет никакого практического значения, так как оно слишком мало по сравнению с общей величиной объекта. Иное дело для объектов, видимых под очень малым углом зрения. Здесь "прирост" объекта, являющийся следствием иррадации, может быть гораздо больше его действительной величины" (Б. М. Теплов, Пространственные пороги зрения, "Зрительные ощущения и восприятия", М.-Л., 1935, стр. 212-213). Значение данного явления может иметь место в показаниях о размерах весьма маленьких предметов или о предметах, находящихся на значительном расстоянии. Показание о размере жемчужины, виденной на фоне черного бархатного платья или черного галстука, может быть значительно преувеличено. Девушка в черном платье кажется изящнее и выше, чем в белом, но не настолько, чтобы это повлияло на показание о ее росте и особенно на ее опознание.

Способность глаза сравнивать пространственные величины называется глазомером. Он может достичь большой точности, особенно при профессиональной тренировке. Разностный порог глазомера при сравнении линии очень низок, и разница замечается, даже если она достигает ¹/₆₀-¹/₁₀₀ части. Так же хорошо отличаются поверхности. Замечено, что один диск больше другого, если площадь одного больше другого на ¹/₅₀-¹/₆₀. Чрезвычайно точно вопринимаются малейшие надломы и изгибы прямых, а также соотношение пропорции их фигур. В оценке пропорциональности линии мы чувствительнее к изменениям длины, чем при оценке линий, даваемых изолированно (См. С. В. Кравков, Глаз и его работа, М. -Л., 1950, стр. 415-416). Этим объясняется, что показание о том, что от такой-то вещи отрезали какой-то кусок, при проверке окажется достоверным, хотя отрезок настолько мал, что его отсутствие, на первый взгляд, незаметно. Такая тонкость глазомера при различении пропорций у лиц, занимающихся рисованием, в 9 раз превышает эту способность у лиц, не занимающихся им (См. В. И. Кириенко, Исследования основных способностей к рисованию (оценка пропорций), "Известия АПН РСФСР", вып. 13, 1949). Поэтому, если речь идет о глазомере, вовремя допроса необходимо выяснить, не обладает ли допрашиваемый способностью рисовать. Такие лица не только подмечают пропорциональные различия, но и запоминают их, и им часто легче нарисовать форму какого-то предмета, например фасон платья и даже портрет, чем рассказать о нем. Практика знает немало случаев, когда такие зарисовки допрашиваемого приобретали в деле большое доказательственное значение.

Глазомер при всей его точности допускает некоторые постоянные ошибки. Кроме упомянутой выше тенденции следует отметить также тенденции преувеличивать большие, преуменьшать малые величины и переоценивать вертикальные линии по сравнению с горизонтальными. С этим нужно считаться при оценке некоторых показаний о пространственных восприятиях.

Слуховые пространственные восприятия также довольно часто фигурируют в показаниях. Нас иногда интересует, с какого направления, с какого расстояния слышал свидетель, потерпевший и иногда обвиняемый крик, звуковые сигналы и т. д. Чтобы знать, насколько надежны восприятия такого рода, насколько правдивы и достоверны показания, необходимо иметь некоторые сведения о процессе и возможностях слуховых пространственных восприятий.

Исследования, произведенные с целью определения направления звука, показали, что "с наибольшей легкостью определяются правое (96,8%) и левое (89,6%) направления, но оказывается все же на первом месте правое направление при всех длительностях и громко-стях. Переднее направление тоже дает высокий уровень правильных ответов (83,0%), но с ним смешиваются остальные два (заднее и верхнее). Трудность определения направления резко возрастает при переходе к заднему (34,6%) и верхнему (36,2%) направлениям, причем верхнее определяется хотя незначительно, но точнее заднего" (С. Е. Драпкина, Влияние соотношения длительности и громкости звука на его локализацию, "Вопросы психофизиологии и клиники чувствительности", Л., 1947, стр. 78). Все экспериментаторы нашли, что большинство испытуемых лучше локализуют звук, идущий справа, чем слева (См. М. С. Неймарк, Слуховые ассиметрии в пространственном восприятии, "Ученые записки ЛГУ", № 185, серия философских наук, вып. 6, 1954). Это может дать и для нас некоторый ориентир при оценке показаний о направлении звука, достоверность которого более вероятна, если звук шел справа. Нужно отметить, что средняя ошибка в определении направления звука при экспериментальных условиях очень невелика и составляет всего лишь 4,6% (См. Ю. А. Кулагин, Попытка экспериментального исследования восприятия направления звучащего предмета, "Вопросы психологии" 1956 г. № 6). Такое отклонение в показаниях от действительности было бы для нас вполне приемлемым, но, к сожалению, в повседневной жизни на определение направления звука отрицательно воздействует очень много условий. На первом месте из них нужно отметить отражение звука твердыми предметами, Это приводит к тому, что особенно в городских и горных условиях звук мы воспринимаем не со стороны источника, а со стороны звукоотражающего предмета. Это подчеркивает важность фиксации на допросе всех условий восприятия звука в тех случаях, когда предполагается провести следственный эксперимент. Иногда только после проведения следственного эксперимента можно судить о значении показания по делу.

По делу об убийстве требовалось установить точное время совершения преступления. Один свидетель заявил, что он слышал крик женщины в лесу ночью, и точно назвал время, но показал совсем на противоположную сторону, чем та, где был найден труп. Произведенным следственным экспериментом было установлено, что на месте, указанном свидетелем, где он слышал крик, высокий голос женщины с места, где был найден труп, слышится с противоположного от источника направления. Впоследствии подтвердилось показание свидетеля относительно времени восприятия крика, что явилось важным доказательством по делу.

Экспериментами доказано также, что низкие звуки локализуются точнее, чем высокие (См. С. Е. Драпкина, цит. работа); что представляющие большой криминалистический интерес направления шумов или звуков, сопровождающихся шумами (выстрел, шорох и т. д.), определяются лучше, чем направления чистых тонов и гармоний (См. В. В. Белоголовое, О слуховой ориентации в пространстве, "Журнал ушных, носовых и горловых болезней" 1925 г. № 7-8, стр. 464), и что "по характеру звуков самые верные показания дает громкая речь - на 122 показания только 17 ошибок, шепот на 35-7, чекан на 59-32, гармоника на 53-23, колокольчик на 86-23" (Б. Г. Ананьев, цит. работа, стр. 81). Практически можно считать, что чем громче звук, тем он лучше локализуется.

Показания о слышанных звуках очень часто содержат данные о положении тела воспринимающего субъекта во время восприятия. Это имеет немаловажное значение, и если в свободном рассказе допрашиваемого не содержится таких сведений, то рекомендуется задать ему вопросы для выяснения их. Дело в том, что, как видно из приведенных экспериментальных результатов, для точности восприятия направления звука не безразлично, куда был повернут лицом воспринимающий звук субъект, потому что это имеет решающее значение для определения того, находился источник звука справа или слева, спереди или сзади. Допрашиваемые часто показывают, что звук слышали лежа в постели или на лужайке. Если требуется установить направление звука, следует выяснить у допрашиваемого и позу, в которой он находился, потому что лежачее положение нарушает ориентацию по звуку, за исключением лежания на животе.

Ошибочность свидетельского показания о направлении и источнике звука может быть вызвана тем, что субъективно место слышимого звука всегда смещается по направлению к видимому объекту, способному издавать этот звук (С. Л. Рубинштейн, цит. работа, стр. 222). Рубинштейн, впервые заметивший данное явление в зале заседаний, наблюдал, что если он смотрел на висящий в зале репродуктор, то слышал голос оратора, как исходящий из репродуктора, если же он разглядывал докладчика, тотчас же звук перемещался и шел прямо от того места, где стоял докладчик (Наблюдение Рубинштейна подтвердилось и при экспериментальной проверке (см. Ю. А. Кулагин, Попытка экспериментального исследования восприятия направления звучащего предмета, "Вопросы психологии" 1956 г. № 6)). Свидетель таким образом может допустить ошибку в своих показаниях, считая, что слышал звуковой сигнал виденного им транспортного средства, хотя звук исходил от другого, может быть находящегося вне поля зрения его, средства передвижении.

Подобные ошибки возможны прежде всего тогда, когда источниками звуков являются технические средства. Возможности перепутать по этой причине говорящих или играющих на каком-либо инструменте лиц маловероятны, потому что в этих случаях мы воспринимаем движения рта, рук и жесты человека.

Иногда, особенно в связи с оценкой показаний о месте выстрела, возникает сомнение относительно того, дает ли короткое звучание возможность определить на слух направление. Эксперименты Драпкиной показали, что по точности локализации в зависимости от длительности варьирований бывает немного (С. Е. Драпкина, цит. работа, стр. 78).

Есть некоторые возможности определить по звуку не только направление, но и расстояние. Вопросы, связанные с оценкой расстояния на слух, довольно часто фигурируют на допросах. Это "происходит, очевидно, путем оценки силы звука, причем эта оценка может производиться только для источников, знакомых по силе и тембру для наблюдателя" (С. Н. Ржевский, цит. работа). Показания о расстоянии неизвестных допрашиваемому звуков не отличаются точностью, в этих случаях громкие звуки воспринимаются как более близкие, а тихие - как более удаленные (См. С. Е. Драпкина, Особенности различения расстояния на основе восприятия звука, "Вопросы детской и общей психологии", М., 1954).

С увеличением расстояния от источников звука определение его по слуху выигрывает в своей правильности. В экспериментах Элькина и Тагамлицкой, например, ошибки при определении расстояния от звучащего свистка, находящегося от испытуемых на расстоянии 4 м, составили 21,2%, на расстоянии 8 м - 18,7%, 16 м - 5,6%, 20 м - 3,5%. Это явление, однако, не наблюдалось на очень большом расстоянии (См. Д. Элькин и Р. Тагамлицкая, Определение расстояния по звуку, "Журнал ушных, носовых и горловых болезней" 1939 г. № 3, т. 16).

При определении расстояния по звуку наблюдается то же явление, что и при его определении на глаз, т. е. большие расстояния чаще всего недооцениваются, а небольшие переоцениваются. При этом оказалось, что сильные звуки дают минимальную ошибку на большом расстоянии, а слабые - на незначительном (См. Д. Элькин и Р. Тагамлицкая, цит. работа).

Вопросы восприятия времени так же часто фигурируют на допросах, например, когда имел место тот или иной факт, сколько времени продолжалось определенное действие или явление. Подобные вопросы возникают при расследовании любого преступления. Проверка алиби обвиняемого немыслима без выяснения вопросов, связанных с восприятием времени. Все это говорит о большом значении для следователя сведений о восприятии времени. Нередко требуется установить длительность какого-то явления, иногда время начала или окончания его или быстроту и последовательность данного явления.

"Под восприятием времени нужно разуметь отражение в человеческом сознании длительности, быстроты и последовательности явлений объективного бытия, действующих на органы чувств в настоящем, а в некоторых случаях действовавших в прошлом или предполагаемых в будущем" (Д. Элькин, Восприятие времени, канд. диссертация, 1949, стр. 58. Экспериментальные результаты, а также ее теоретические выводы взяты за основу при написании данного раздела работы).

Время, которое должно быть установлено на допросах по различным уголовным делам, также может относиться как к прошлому, так и к настоящему и будущему. Первые два общеизвестны. Когда же мы на допросе выясняем у свидетелей, знакомых с подозреваемым, куда он пошел, какие действия или поездки запланировал, и на основе этого делаем вывод о том, где и когда ожидается его появление, и принимаем соответствующие розыскные мероприятия, то устанавливаем третье.

Восприятия времени, ставшие предметом исследования на допросе, могут относиться к большим промежуткам - годы, месяцы, как это часто бывает при расследовании дел о хищениях социалистической собственности, но иногда они исчисляются только минутами и даже секундами. Например, при расследовании дела о столкновении поезда с автобусом у открытого шлагбаума возле станции Ракош (вблизи Будапешта) 13 февраля 1952 г. чрезвычайно важно было установить, что авария имела место в 13 час. 36 мин. или в 13 час. 40 мин. По сведениям, которыми располагало следствие, основанным на свидетельских показаниях, столкновение имело место в 13 час. 36 или 37 мин. - это было важным доказательством, уличающим служащего железной дороги, давшего сигнал о прибытии поезда блокпостам только в 13 час. 40 мин., т. е. после катастрофы.

Восприятие времени, по Скворцову К. А. (См. К. А. Скворцов, О расстройствах восприятия времени у душевнобольных, "Советская невропатология, психиатрия, психигигиена", т. XV, 1936), происходит путем хронометрии, хроногнозии и хронологии.

Хронометрия - это опосредствованное восприятие времени через восприятие работы средств, служащих для его измерения, например часов. Хроногнозия - непосредственное переживание длительности явлений, а хронология - это такое переживание времени, которое получает свое объективное выражение в тех природных (дни и ночи, времена года и т. д.) и общественных явлениях, в рамках которых оно происходит.

На допросах, связанных с показаниями о времени, чрезвычайно важно выяснить, на каком виде восприятия они покоятся. В случае необходимости уточнения показаний о времени следует проверить, нет ли возможности свести один вид восприятия к другим. Так, если свидетель рассказывает, что подозреваемый провел у него ночь, пришел вечером и ушел утром, т. е. дает показание о хронологически воспринятом времени, целесообразно задать вопросы, смотрел ли свидетель на часы в момент прихода, перед или после прихода или ухода данного лица, не помнит ли, что передавали по радио, какие события предшествовали приходу или уходу и не могут ли они быть хронометрически определены и т. д.

При восприятии времени наблюдаются некоторые из тех же закономерностей, которые мы отмечали у пространственных восприятий.

а) Значительные промежутки времени недооцениваются, а непродолжительные переоцениваются. Например, движение с продолжительностью в 3" переоценивалось 100% испытуемых, в 15" - только 40% и 50% недооценивалось, и эта картина стала разительнее при исследовании более растянутых промежутков времени.

б) Значительная длительность после небольшой кажется больше, небольшая же после значительных воспринимается как меньшая. Причем эта картина наблюдалась Элькиным у всех без исключения испытуемых. Такое же явление отмечается при восприятии быстроты. После восприятия большой быстроты другая кажется более медленной, после восприятия значительной медленности всякое другое движение кажется более быстрым.

Все это свидетельствует о том, что на допросе следует выяснить те навыки (например, профессиональные, спортивные, музыкальные), которые могут повлиять на то, что какие-то промежутки времени для допрашиваемого могут казаться большими и какие-то малыми. Также надо выявить условия восприятия; что воспринималось сначала, что - потом, какие восприятия могли повлиять на оценку длительности времени. Все это должно быть учтено и при оценке показаний.

Восприятие времени осуществляется не одним каким-дибо органом ощущения, ибо нет специального анализатора времени. В его восприятии участвует совокупность наших органов ощущения. Если следователю нужно установить длительность каких-то быстротечных событий, то рекомендуется поступать следующим образом: взять в руки секундомер и предложить допрашиваемому в своем воображении как бы заново пережить данное событие, причем начало и конец сигнализировать, например, постукиванием карандаша по столу. После измерения этой длительности допрашиваемому задается вопрос, как он оценивает данный промежуток времени в секундах. Такая методика дает объективную картину о длительности времени и в то же время ориентирует следователя о способностях допрашиваемого выражать свои восприятия времени в единицах измерения времени. Нельзя признать правильным порядок, при котором вначале задают вопрос допрашиваемому о прошедшем времени, а только потом производят своеобразный следственный эксперимент, чтобы установить, может ли он вообще определять длительность времени. Если, например, свидетель заявляет, что слышал, два выстрела, а нас интересует, сколько времени прошло с момента первого выстрела до второго, нужно предложить показать это постукиванием по столу и измерить секундомером и только потом попросить определить его этот интервал в секундах. В противном случае может получиться так, что допрашиваемый скажет, например, что между двумя выстрелами прошло 4 мин., и когда мы попросим его это продемонстрировать, чтобы убедиться в том, может ли он определить 4 мин., то он действительно будет стараться продемонстрировать нам сказанную им длительность, а не длительность времени между двумя выстрелами. Такой метод проверки показания не препятствует проведению позднее следственного эксперимента с целью установления способности субъекта вообще определять длительность и выражать в единицах измерения времени.

Правильной оценке длительности на слух способствует ритмичный характер звукового раздражителя. Чувство ритма особенно развито у людей, занимающихся музыкой. Оно может играть роль не только в определении длительности, но и количества повторяющихся звуковых раздражителей, например выстрелов. Селиг сообщает о таком эксперименте. Во время занятия в соседнем помещении было произведено 5 выстрелов в течение 3 сек., причем по ритму 1-4, т. е. вначале один, потом после небольшого интервала четыре быстро, друг за другом. Из 16 студентов, присутствовавших на занятиях, только 5 дали точный, соответствующий действительности ответ. Из них двое сказали, что основой показаний является ритм. Оба занимались музыкой (Sellig Ernst, Die Ergebnisse und Problemstellungen der Aussageforschung, s. 407). В подобных случаях всегда рекомендуется спросить у свидетеля, занимается ли он музыкой. При наличии расхождений между показаниями разных свидетелей предпочтение, как правило, отдают музыкально одаренному человеку.

Иногда предметом допроса является время, проведенное во сне. Ориентировка во времени в отдельных случаях достигает очень большой точности во время сна: многие привыкли вставать в определенное время, просыпаются точно в намеченное время. Однако сон, заранее "не запланированный", плохо поддается учету. В этом случае человек часто понятия не имеет, спал ли он всего несколько минут или полчаса, час. Особенно расстраивается ориентировка во времени при неожиданном просыпании. Показания потерпевших, например о времени ночного налета, если они были разбужены грабителями и не имели возможности посмотреть на часы, очень неточны.

В восприятии времени большую роль играет мышление. Так, Сеченов писал: "Продолжительность явлений мы чувствуем, ибо различаем в кратковременных из них начало, середину и конец. Но нет человека на свете, который различал бы непосредственно чувством степени продолжительности явлений за пределами секунд, а мыслим мы не только минутами, но годами и столетиями - и, конечно, опять в одеянии, чужом чувствованию" (И. М. Сеченов, Элементы мысли, M., стр. 180).

Осмысленность временных восприятий проявляется во многих их свойствах. Таким является их константный характер, т. е. при изменении некоторых обстоятельств они сохраняют свое постоянство.

Студент воспринимает 45 мин. занятий именно как 45 мин. независимо от того, являются ли они скучными или живыми. Осмысленность восприятия проявляется и в большой роли, которую в нем играет сравнение. Особенно большое значение оио имеет при восприятии длительного промежутка времени. Сравнение невозможно без анализа. Он выступает на первый план, когда оценка длительности явления или его локализации во времени, особенно в прошлом, представляет значительную трудность. Из данных, добытых экспериментальным путем, можно сделать ряд важных с точки зрения тактики допроса практических выводов.

Следователь должен установить на допросе, каким путем пришел допрашиваемый к выводу о временной локализации и длительности события прошлого. Знание возможных путей и способов облегчает следователю эту работу. Важность выяснения таких путей подчеркивается, с одной стороны, тем, что это дает возможность проверить факты, положенные в основу оценки времени прошлого, и оценить правильность выводов допрашиваемого, а с другой - нельзя забывать и о том, что доказательственное значение имеют как раз эти факты, а не те умозаключения, которые были сделаны допрашиваемым на их основе.

Знание следователем путей выведения заключения о временной локализации и длительности события прошлого имеет значение и с точки зрения оказания помощи допрашиваемому в мобилизации памяти и определении времени прошлого. Следователь может оказать помощь допрашиваемому в определении длительности прошлого путем анализа. Таким образом оказывается помощь в вычислении тех компонентов прошлого, определение длительности каждого из которых не представляет такой трудности, как определение длительности целого. Например, если допрашиваемый заявляет, что встреча, которая нас интересует, состоялась днем, но в котором часу, точно не помнит, следователь может помочь ему определить время путем анализа следующим образом. Он предлагает допрашиваемому составить соответствующий "расчет" времени с того последнего момента, время которого ему точно известно, до момента, время которого он желает установить. Допрашиваемый, например, помнит, что ушел из дома примерно в половине одиннадцатого и сразу пошел в универмаг, но тот оказался еще закрытым. Подождал до открытия. Ровно в 11 зашел узнать, получены ли холодильники. Их не оказалось, и он ушел. На это потребовалось примерно 5 мин. Из универмага он пошел в библиотеку. На дорогу потратил 20 мин. В библиотеке сдал книги, полученные по абонементу, и взял несколько новых. На это потребовалось примерно полчаса. Потом посидел в сквере и читал одну из взятых в библиотеке книг. Читал примерно час. После этого пошел в столовую, на дорогу ушло 5 мин. У кассы в очереди стоял 10 мин., за столом ждал примерно 20-25 мин., ел 10-15 мин. Вышел из столовой и встретился с интересующим нас лицом. Значит, после 11 час. прошло 5+20+30+60+5+10+20-25+10-15 мин., т. е. всего 165-175 мин., и встреча состоялась примерно в 13 час. 45 мин. - 13 час. 55 мин.

Временные ориентиры обычно разделяются на начальную точку отсчета, от которой ведутся промежуточные, и упираются в конечную, до которой ведется отсчет. Выбор точки отсчета времени зависит от самого оцениваемого явления, от отношения допрашиваемого к этому явлению и от индивидуальных особенностей, интересов, профессиональных и иных привычек дающего показания..

Изучение вопросов, связанных с выбором точек отсчета времени, чрезвычайно важно с точки зрения тактики допроса. Точки отсчета времени всегда должны быть выяснены на допросах, потому что они являются опорными пунктами при проверке показаний, связанных с восприятием времени. Как они могут быть использованы для этого, проследим на примере.

В марте 1956 года был арестован вор-рецидивист Б. Органы милиции небольшого города, арестовавшие его, решили выставить в витрине одного из магазинов изъятые у Б. при обыске вещи. Потерпевшие, увидев свои вещи, друг за другом являлись в милицию, причем среди них были и те, кто в свое время не заявлял о краже у них вещей. И в то же время явились несколько граждан, которые заявили, что среди выставленных вещей узнали полотенце, принадлежавшее раньше Л., убитому неизвестным преступником 16 ноября 1954 г. Обвиняемый на допросе заявил, что Л. он никогда не знал, а полотенце находится в его хозяйстве более двух лет, ибо оно осталось у него от первой жены, с которой он развелся еще в апреле 1954 года. Сожительница обвиняемого М. заявила, что полотенце находится в хозяйстве у них только с начала 1955 года, когда она возвратилась из поездки к своим родителям и впервые увидела это полотенце.

При проверке указанных точек отсчета времени оказалось, что бывшая супруга никогда не видела раньше этого полотенца и что М. поехала к своим родителям на шесть недель 22 ноября 1955 г. Значит, полотенце могло появиться в хозяйстве не только в начале января, а в срок от 22 ноября до начала января. Это предположение подтвердилось на следствии, и полотенце стало важным вещественным доказательством по делу.

Опытные преступники иногда до совершения преступления или чаще всего после этого, но до ареста готовятся к доказыванию своего алиби. Преступник в предыдущее или последующее за преступлением время проводит часть дня с лицом, находящимся вне подозрения. Они рассчитывают на то, что с течением определенного времени этот человек, не запомнив дату встречи, будет давать одинаковые с ним показания и подтвердит алиби. Так часто и бывает. Обвиняемый рассказывает, например, что он вместе ужинал с гр-ном А. в тот вечер, когда было совершено преступление. Вызванный на допрос в качестве свидетеля А. подтверждает это. Если свидетель добросовестный, то иногда ему достаточно задать вопрос о точке отсчета времени в форме, например: "Вы точно помните, что ужин состоялся на прошлой неделе, именно во вторник, а не в понедельник или в среду, или в другие дни?" - и свидетель сам приходит к выводу об ошибочности показания. В одном случае, например, свидетель утверждал, что он был вместе с обвиняемым 23. Когда ему задали дополнительный вопрос, выяснилось, что 23 был понедельник, а по понедельникам он вечерами всегда занят, и с обвиняемым был вместе не в понедельник, а во вторник.

Если есть подозрение, что свидетель недобросовестный, что он сговорился с обвиняемым, то еще точнее нужно выяснить, зафиксировать и проверить все точки отсчета времени. Это - надежный метод разоблачения такого лжесвидетеля. Так, по делу о грабеже допрошенный в феврале 1958 года свидетель Н. заявил, что хорошо помнит, что с обвиняемым гулял на берегу Дуная примерно от 7 час. 30 мин. до 8 час. 30 мин. в тот день, когда было совершено ограбление, а потом пошли в бар. День хорошо запомнил потому, что был день его рождения, а час потому, что приехали с поездом в 19 час. 10 мин. из города, где вместе работали. Обвиняемый давал точно такие же показания. Проверка этих точек отсчета времени показала, что у свидетеля действительно был день рождения в тот день, и нет ничего удивительного в том, что он хорошо помнит и дату и все события в тот день. Полученная с вокзала по телефону справка подтвердила, что поезд из интересующего города прибывает в 19 час. 10 мин. В то же время следователь располагал все большими данными, уже уличающими не только обвиняемого, но и Н. в совершении ограбления. Следовательно, надо было проверить, где они были именно в 18 час. 30 мин. - 18 час. 40 мин., когда преступление было совершено: если они находились в поезде, то не могли совершить преступление. Проверка расписания поездов на вокзале показала, что вечерний поезд в данное время действительно прибывает в 19 час. 10 мин., но в день совершения преступления действовало еще летнее расписание и поезд прибыл на час раньше. Это свидетельствовало о том, что Н. и обвиняемый заранее сговорились о даче ложных показаний.

Изучение выбранных точек отсчета времени дает возможность оценивать достоверность показаний.

Значение знания следователем вопросов, связанных с выбором точки отсчета времени, этим еще не исчерпывается. Следователь должен уметь оказать помощь добросовестному свидетелю в выборе точки отсчета времени, когда он сам желает проверить, правильно ли он вспомнил какую-то дату или длительность времени. В такой помощи иногда нуждаются и обвиняемые, особенно если они решили честно рассказать обо всем, что интересует следователя. Знание следователем временных ориентиров, могущих быть точками отсчета времени, и своевременное упоминание о них на допросе могут убедить обвиняемого в бессмысленности дачи ложных показаний. Чрезвычайно большое тактическое значение имеет оказание помощи со стороны следователя допрашиваемому в выборе точки отсчета времени, если он не может этого сделать сам и заявляет, что не помнит и не может припомнить времени интересующих следствие событий.

Тактически правильно оказанная в данном случае помощь часто приводит к тому, что вспоминают даже такие данные, о которых допрашиваемый думает, что он их полностью забыл, и такая помощь может быть оказана без внушения со стороны следователя, что особенно подчеркивает доказательственное значение восстановленных таким путем в памяти дат и других данных.

В экспериментах Элькина испытуемые при выборе явлений в качестве точек отсчета времени избирали события, которые хорошо помнятся (100%), локализируются во времени (96%), значительные (89%), близкие к явлению, о котором идет речь (66%), и которые связаны с яркими представлениями (71%). Такими же должны быть и точки отсчета, предлагаемые следователем в помощь допрашиваемому. Для этого следователю необходимо изучить жизнь допрашиваемого и узнать, какие у него есть события, знаменательные даты в личной жизни, на работе, праздники, которые могут быть предложены ему в качестве точек отсчета времени и опоры для мобилизации памяти. При этом нужно учитывать индивидуальные особенности допрашиваемого. У одного большой интерес вызывают, например, футбольные игры, у другого они не занимают места, у колхозника хорошо запоминаются события, связанные с ходом сельскохозяйственных работ, у студента- дни экзаменационной сессии и пр. О большом разнообразии таких точек отсчета времени свидетельствуют примеры из практики расследования.

Так, по делу об убийстве 3. свидетель-тракторист А. сообщил, что он видел, когда П. и еще некоторые мужчины стояли в комнате 3., кричали на нее, вывели на улицу и повели куда-то в сторону сельсовета. На вопрос, "когда же произошел этот случай", свидетель ответил: "Это было осенью 1951 года перед религиозным праздником "Михаила", более точно я назвать дату не могу" ("Следственная практика", вып. 38, стр. 91)

Помощь со стороны следователя может иметь место и в случаях, если время определяется не путем выбора ориентира, а иным способом.

Следователь может оказать помощь в воспроизведении допрашиваемым в памяти уже ранее подсчитанной длительности. В последнем случае нужно спросить у допрашиваемого, не подсчитал ли он раньше длительность, если да, то когда и с какой целью, запомнил ли он результат подсчета непроизвольно или с определенной целью, не фиксировал ли в свое время сам подсчет или результат письменно, не остались ли такие записи и не сообщал ли он устно или письменно кому-нибудь о своих подсчетах, может ли он сейчас вспомнить, из каких компонентов слагались в свое время эти подсчеты.

Следователь может оказать помощь в определении длительности времени и в том случае, если оно происходит путем сравнения. В таком случае следователь помогает вспомнить соответствующие события с известными допрашиваемому по длительности времени, которые могут быть объектами сравнения. Однако здесь нужно проявлять большую осторожность, чтобы не внушить соответствующий ответ допрашиваемому. Если следователь задает вопрос так, что из него свидетелю видно его мнение, то это оказывает отрицательное влияние на свободное течение его мыслей и может отрицательно повлиять на правдивость показаний допрашиваемого. Особенно внушающее действие оказывает такого рода вопрос, который содержит только один вариант сравнения, или если есть и несколько вариантов, но из них приемлем только один, а остальные явно не подходят для сравнения. Объектами для сравнения лучше всего выбирать длительность действий, хорошо знакомых допрашиваемому. Например, домохозяйке, не могущей определить длительность какого-то, имеющего для следствия значения разговора, можно задать вопрос о том, хватило бы времени разговора, чтобы сварить яйцо или испечь торт и т. д.

Представители буржуазной криминалистической психологии большое внимание уделяют вопросу о влиянии внимания на восприятие времени. Они, как и буржуазные психологи вообще, не могли прийти к единой точке зрения по этому вопросу. Одни считали, что сосредоточение внимания на течении времени ухудшает его восприятие, другие утверждали обратное; одни считали, что внимание ведет к переоценке, а другие - к недооценке длительности времени (См. Д. Г. Элькин, Восприятие времени, "Психологическая наука в СССР", М., 1959, стр. 198). Такое расхождение есть следствие неправильной методики экспериментов и недифференцированного подхода к испытаниям.

Правильно поставленные эксперименты советского ученого Д. Г. Элькина привели к выводу, что сосредоточенность внимания является важной предпосылкой точности восприятия у лиц, обычная деятельность которых требует тонкой дифференциации времени, как, например, у фотографа, выдерживающего определенную экспозицию, у физкультурника, от которого требуется определенный темп движения, но только в рамках интервалов времени, соответствующих их обычной деятельности. В остальных случаях к сосредоточенности внимания на течении времени присоединяется состояние ожидания, что приводит обычно к ошибкам в сторону его переоценки. Это и нужно учитывать при оценке показания о длительности какого-то времени, если во время восприятия внимание допрашиваемого было сосредоточено именно на течении этого времени, когда он ждал наступления конца какого-то промежутка или хотел совершить какое-то действие в рамках соответствующего интервала времени.

Еще большее практическое значение для следователя имеет знание закономерностей влияния эмоций на точность восприятия времени. Совершение преступления обычно вызывает у преступника возбуждение, у потерпевшего боль, у свидетеля возмущение и негодование - словом, мало кто безразлично наблюдает за преступными действиями. Отрицательные эмоции "растягивают" временные промежутки: чем неприятнее пережитое, тем более медленным представляется его течение, тем более длительным кажется оно в воспоминании, и наоборот, чем приятнее пережитое, тем более стремительным кажется его течение, тем более коротким его длительность (См. Н. Марин, Влияние чувствований на течение времени, "Вопросы философии и психологии", кн. 27, 1897). В экспериментах Шеваревой простое обтирание лица холодным платком в жаркое время года повышало точность оценки небольших интервалов времени (См. В. К. Шеварева, Оценка временных промежутков в разных условиях, "Известия АПН РСФСР", вып. 8, 1947), а в экспериментах Элькина 95% испытуемых недооценивали время, потраченное на чтение рассказа Горького, и 90% переоценивали объективно такое же время, но затраченное на чтение словаря.

Следователь может воспользоваться этими сведениями, определяя тактику допроса и при оценке его результатов. С одной стороны, он должен выяснить те эмоциональные факторы, которые могли повлиять на восприятие времени допрашиваемым, с другой - должен учесть эти факторы при оценке показаний. Показания потерпевших о длительности совершения преступления в преобладающем большинстве носят характер переоценки. Такой же характер носят и показания свидетелей, с негодованием наблюдавших за преступными действиями. Более адекватные данные содержатся в ответах на вопросы, относящиеся не к самому факту совершения преступления, а направленные на выяснение других интересующих следствие факторов.

С восприятием времени тесно связано и нередко является предметом допроса восприятие скорости. Часто задают вопросы о скорости на допросах при расследовании дел о транспортных происшествиях и авариях на производстве. Причем подозреваемому или обвиняемому такие вопросы задаются обычно относительно показаний спидометра, а другим - относительно непосредственного восприятия скорости.

Если предмет движется очень медленно, мы не в силах заметить движение. Минимальная воспринимаемая скорость равна 1-2 угловым градусам в сек., причем она тоже только тогда воспринимается, когда перемещающийся предмет находится на фоне других неподвижных предметов.

Вопросы о восприятии таких минимальных скоростей могут возникать при расследовании дел о несчастных случаях на производстве, где медленное и незаметное перемещение (скольжение) некоторых деталей или целых машин может привести к внезапному нарушению равновесия и к аварии.

Очень большие скорости тоже не воспринимаются. Точка, движущаяся с очень большой скоростью, кажется линией, спицы быстро вращающихся колес не воспринимаются. Максимальная воспринимаемая скорость в зависимости от яркости движущегося предмета составляет 1,4-3,5 углового градуса в 0,01 сек. Экспериментальным путем и соответствующим перерасчетом всегда можно вычислить скорость в км/час, если в этом есть необходимость, на основе таких показаний, в которых говорится о скорости движения каких-то деталей, форма которых не была уже воспринимаема. Отметим, что скорость летящей пули всегда превышает воспринимаемую глазом скорость и поэтому показание о якобы в идейном направлении полета пули всегда неправдопо-добно.

В практике допроса в ряде случаев возникают вопросы, связанные с воспринимаемыми скоростями. Показания допрашиваемых о скоростях, как правило, чрезвычайно неопределенны и неточны. По упомянутому ранее делу о столкновении поезда с автобусом, например, одни свидетели показали, что автобус ехал "очень медленно", другие утверждали, что "со скоростью медленно идущего человека", а третьи говорили, что "с быстротой в 5-10 км в час". Еще менее определенной кажется скорость, превышающая обычную, привычную. В литературе обычно указывают, что врдителит работники транспорта определяют скорость движения транспортных средств. Практика показала, что такие лица действительно лучше определяют скорость, чем люди, не работающие на транспорте, но они, привыкшие oцeнивать скорость, сидя в движущемся транспортном средстве, оказываясь свидетелями и воспринимая скорость не в самом транспортном средстве, а вне его, стоя или передвигаясь пешком, часто ошибаются. Обычно более правильно водители оценивают скорость тех транспортных средств, которые перегнали их машину или которые они обогнали сами.

Предметом допроса часто является восприятие речи. Оно не сводится только к слуховому ощущению звуков. В речи воспринимаются содержащиеся в ней мысли. Вот почему не воспринимается, например, речь на незнакомом воспринимающему языке. Если допрашиваемый не знает хотя бы несколько слов этой речи, он не может ее воспринять, и даже если знаком с некоторыми словами, но не владеет грамматикой, то воспринимает ее неполно. Иногда допрашиваемый дает показание о том, что слышанный им разговор происходил на определенном языке. Вероятность достоверности такого показания тоже тем больше, чем больше он знает этот язык. Но большего, чем такое показание о речи, непонятной по содержанию, от допрашиваемого ожидать нельзя.

Не воспринимается, например, воровское арго лицом, не понимающим его, не воспринимается также доклад о высшей математике лицом, не знакомым с этой наукой. И тщетными окажутся, как правило, попытки следователя просить припомнить "хотя бы одно слово из слышанной речи". Показание о том, что допрашиваемый слышал непонятную ему речь и при этом уловил и запомнил некоторые непонятные ему слова и даже фразы, неправдоподобно и даже, может быть, является специально под* готовленным с целью ввести следствие в заблуждение.

Восприятие и понимание речи взаимосвязаны, не могут существовать друг без друга, составляют единый процесс. В речи воспринимаются физические звуки, но они в ней представлены в определенной системе, соот" ветствующей словарному фонду и грамматике данного языка, и представляют определенное языковое значение. В восприятии речи большое значение имеет восприятие интонации. Воспринимая интонации речи, мы слышим, во-первых, повышение и понижение высоты основного тона речи, во-вторых, расчленение фразы на смысловые куски при помощи ударения и пауз и, в-третьих, выражение просьбы, упрека, изумления, угрозы в тембре речи (См. В. А, Артемов, цит. работа, стр. 259).

В самых общих чертах можно воспринять интонацию и в том случае, если содержание речи не воспринимается, а также интонацию речи на незнакомом языке. Так, бывают свидетельские показания, в которых, например, говорится: "Я слышал, что в соседней квартире ссорились мужчина и женщина, причем мужчина как будто угрожал ей, а она как бы умоляла его". Такому показанию следует придавать значение даже в случае, если свидетель не понял ни одного слова из разговора, происходящего в соседней комнате, и на вопрос следователя в отношении содержания слышанного разговора ничего не может ответить. Интонация речи еще лучше воспринимается тогда, когда к слуховым ощущениям присоединяются зрительные. У говорящего человека речь сопровождается мимикой и выразительными движениями - пантомимой. Поэтому более вероятной является достоверность показания лица об интонации слышанной речи, если он имел возможность и зрительно наблюдать за событиями.

Разбираться в словах, понимать их отдельно еще недостаточно, чтобы понимать речь. "Понятность речи зависит, во-первых, от ее смыслового содержания, во-вторых, от ее языковых особенностей и, в-третьих, от отношения между ее сложностью, с одной стороны, и уровнем развития, кругом знаний и интересов слушателей или читателей, с другой стороны" (В. А. Артемов, цит. работа, стр. 259).

Учет указанных обстоятельств особенно важен при допросе свидетелей. Часто бывает, что свидетель хотя и слышал разговор обвиняемых, но не понял и не может показать о нем ничего ценного для расследования. Свидетель при таких обстоятельствах в лучшем случае сообщает, что речь шла о каких-то химикалиях, о каких-то бухгалтерских данных, но конкретно ничего рассказать не может. Это должно быть учтено следователем и при формулировке задаваемых допрашиваемому вопросов. Большим мастерством обладает следователь, который может просто излагать свои вопросы, чтобы они были понятны и малокультурному допрашиваемому.

О смысловом содержании вопроса и даже его языковом оформлении следователь должен помнить всегда: они должны соответствовать уровню развития, кругу знаний и запросов допрашиваемого. При этом нужно помнить, что допрашиваемые иногда стесняются признаваться в том, что не понимают вопроса. Вот почему всегда, особенно в случае сложности вопроса, нужно разъяснить терпеливо его содержание, спросить, понял ли его допрашиваемый, и даже специально поставленным вопросом проверить это. Расстояние, на котором можно понимать речь обычной громкости, зависит прежде всего от ряда факторов, влияющих вообще на слышимость звука, а также от ряда индивидуальных особенностей как лица, произносящего слова, так и лица, воспринимающего их. Речь на родном языке воспринимается на большем расстоянии, чем речь на не родном языке, даже если этим языком хорошо владеет воспринимающее лицо. Один человек произносит речь более понятно, чем другой. Это тоже влияет на качество восприятия. Причем речь хорошо знакомого лица воспринимается на большем расстоянии, чем незнакомого. Особенно большое влияние на восприятие речи оказывает состояние органа слуха воспринимающего лица. Гросс сообщает об опытах Бецолда, в которых из 100 испытуемых в возрасте старше 50 лет не оказалось ни одного, который понимал бы обычную разговорную речь на расстоянии 16 м, и в то же время из 1918 испытуемых школьников в возрасте от 7 до 18 лет 46,5% понимали такую речь на расстоянии 20 м. На расстоянии 16-8 м из лиц старше 50 лет речь поняли только 10,5%, а из лиц 7-18 лет, кроме указанных 46,5%, еще 32,7% (Н. Gross, Kriminal-psychologie, Leipzig, 1905, S. 264). Приведенные сведения показывают, что слышимость и разбираемость речи нужно проверять путем проведения следственного эксперимента, а оценка показаний должна опираться прежде всего на такую проверку. Основным залогом правильности проведения эксперимента является правильно, полно проведенный допрос, в котором фиксируются все данные, имеющие влияние на проверяемое явление, в данном случае на воспринимаемость речи. При этом отметим, что многие лица больше запоминают особенности голоса и речи, чем черты лица. Вот почему при допросах полезно интересоваться, слышал ли свидетель или потерпевший речь подозреваемого или обвиняемого, и даже иногда спросить подозреваемого или обвиняемого, не слышал ли он голоса своих соучастников, и на основе полученных путем допроса данных провести опознание и на вид, и на слух. В практике наблюдаются случаи, когда опознание по особенностям голоса и речи приводило к положительным результатам. Причем проведенное в соответствии с нормами уголовно-процессуального законодательства опознание во многом выигрывает в доказательственном значении, если оно проводится вначале на слух, когда опознающее лицо не видит опознаваемого, а потом по чертам внешности, когда предъявленные для опознания лица не разговаривают. Так поступил, например, следователь по делу об ограблении водителя такси. 2 июля 1957 г. ночью явилась в 4-е райотделение милиции г. Будапешта Т. - водитель такси. Лицо и платье у нее были в крови, машина тоже испачкана кровью.

На допросе Т. рассказала, что в машину сел один пассажир и попросил поехать в пригород. Когда приехали в малонаселенную местность, пассажир стал с ней драться, гаечным ключом нанес много ран, вынудил ее выйти из машины, но Т. удалось опять прыгнуть в машину и уехать. На вопрос следователя Т. рассказала, что по дороге она разговаривала с неизвестным пассажиром, рассказала его приметы и заявила, что запомнила его голос и может даже опознать его.

Ограбление было произведено без свидетелей, орудие преступления принадлежало потерпевшей. Ясно, какое значение в общей цепи доказательств, уличающих подозреваемого Д., имело опознание его потерпевшей. Положительные результаты произведенных двух опознаний - одно по голосу, другое по чертам внешности - сыграли большую роль в разоблачении преступника.

Советская психологическая наука, признавая существование индивидуальных особенностей речи различных людей, в то же время выступает против тех буржуазных учений о речи, которые, трактуя речевой процесс как исключительно индивидуальное явление, игнорируют социальную природу языка и речи (См. А. Н. Раевский, Психология речи в советской психологической науке за 40 лет, Киев, 1958, стр. 8).

В следственной практике мы встречаемся с показаниями свидетелей, потерпевших, подозреваемых или обвиняемых, в которых излагается содержание ранее имевшего место разговора. Причем иногда он излагается с большой полнотой и точностью, но в то же время допрашиваемый не помнит ни одного слова участников разговора, излагает все слышанное своими словами. Конечно, для расследования дела большое значение может иметь то, если допрашиваемый дословно помнит несколько слов или фраз, но нет оснований не доверять допрашиваемому только на том основании, что слышанное он излагает своими словами.

III

Окружающая нас действительность очень разнообразна. Воспринимать одновременно бесконечное множество разнообразных предметов и явлений невозможно. Поэтому человек выделяет несколько предметов и явлений, а иногда даже только те из них, которые становятся объектами восприятия.

Следователь, определяя возможный круг свидетелей, должен продумать, кто мог наблюдать данное явление и кто, вероятнее всего, воспринял его. Вот почему важным является вопрос о выявлении свидетелей, о том, как из многообразия окружающей нас среды выделять нужные объекты.

При допросе подозреваемых и обвиняемых нередко возникает вопрос, могли ли они не заметить какого-нибудь факта или же сознательно умалчивают о нем. Решение таких вопросов во многих случаях является ключом к выводу о добросовестности свидетеля и правдивости его показаний. Итак, знание закономерностей выделения предметов и явлений из множества других в качестве объектов восприятия является важным условием правильного выявления свидетелей, правильной оценки показаний как свидетелей и потерпевших, так и обвиняемых, и подозреваемых.

Предмет выделяется из ряда других в зависимости от отношения к нему. Психическая деятельность человека имеет избирательный характер. Она направлена на то, что для личности в данное время имеет наибольшую значимость. Эта направленность и сосредоточенность психической деятельности личности является вниманием. Внимание, по выражению Ушинского, "есть именно та дверь, через которую проходит все, что только входит в душу человека из внешнего мира" (К. Д. Ушинский, Собр. соч., т. 10, М., 1950, стр. 22).

Направленность и углубленность - основные черты, характеризующие внимание. Из того факта, что психическая деятельность личности имеет избирательный характер и направлена на то, что в данный момент имеет для нее наибольшую значимость, можно сделать некоторые выводы в отношении тактики допроса.

Этой закономерностью прежде всего объясняются различия в показаниях разных лиц: то, что имеет значение для одной личности в данный момент, может не иметь никакого значения для другой. Поэтому путем изучения личности, интересов, убеждений допрашиваемых нужно попытаться объяснить расхождения в их показаниях. При наличии возможности рекомендуется допросить о том же факте разных лиц с различными интересами. Нельзя ограничиться одним-двумя допросами, ссылаясь на то, как это на практике, к сожалению, иногда имеет место, что свидетели только повторяют уже известные следователю данные. Они часто повторяют те же, "бросающиеся в глаза" данные, которые, как правило, характеризуют сущность совершенного преступного деяния, но их внимание могут привлечь такие второстепенные, несущественные, случайные для самого преступного действия моменты, которые для них имеют значение ввиду их индивидуальных интересов и могут иметь весьма важное значение для доказательства вины обвиняемого и вообще для расследования преступлений. А. А. Пионтковский пишет: "... в системе собранных следователем доказательств этим обстоятельствам, случайным для характеристики самой сущности совершенного преступного действия, может принадлежать главное, решающее или, во всяком случае, существенное значение при установлении вины определенного лица в инкриминируемом ему преступлении" (А. А. Пионтковский, К вопросу о теоретических основах советской криминалистики, "Советская криминалистика на службе следствия", вып. 6, стр. 21).

Изучение интересующих следователя фактов с точки зрения того, для каких лиц они могут представлять значение, может способствовать и выявлению свидетелей. Установление примерного круга интересов и могущих иметь значение для личности допрашиваемого фактов является основным условием правильного сопоставления контрольных вопросов. Ясно, что если путем допроса нужно проверить определенный факт, например, был ли допрашиваемый в определенной местности, состоялась ли встреча и где, задаваемые в отношении этих обстоятельств контрольные вопросы должны быть направлены на выяснение фактов, имеющих определенную значимость для допрашиваемого. Если, например, относительно обстановки данной квартиры или условий встречи задаются вопросы, касающиеся таких подробностей, которые не могут иметь значения для допрашиваемого, и он не может ответить на них, то это еще не будет опровержением его показаний о посещении им данной квартиры или об участии в данной встрече и т. д.

Значимость предмета, явления для личности может быть обусловлена внешними причинами, особенностями этих предметов, а также интересами, убеждениями самой личности и общественным долгом человека. Изучение действия таких факторов в определенных конкретных условиях дает следователю возможность получить представление о тех предметах и явлениях, которые должны были обратить на себя внимание допрашиваемого и на которые он должен был обращать свое внимание.

Непроизвольное, или, как еще называют, непреднамеренное, внимание вызывается внешними причинами, особенностями предметов и явлений. Так, обращают на себя внимание яркие предметы и явления, поскольку они на нас действуют более сильно, чем остальные (сильный звонок, яркое платье и т. д.), и особенно контрастно выделяющиеся предметы и явления, пока они не станут привычными. Выделяются из безразличного для нас фона предметы также по своей новизне и необычности. Особенно ярко бросаются в глаза изменения, даже незначительные, в привычной обстановке. Некоторые предметы и явления сами по себе привлекают внимание по динамичности. Так, выделяются события, характеризующиеся резкой сменой обстоятельств: движущиеся предметы на неподвижном фоне или, наоборот, покоящиеся среди движущихся. Непроизвольное внимание способны вызвать также предметы, связанные с нашей деятельностью, отвечающие потребностям и интересам, вызывающие у нас те или иные чувства.

Из изложенного можно сделать некоторые выводы относительно тактики допроса.

Прежде всего нужно сказать, что такие явления, как хулиганство, драки и иные аморальные и антиобщественные деяния в социалистическом обществе, всегда являются контрастно выделяющимся явлением, которое поэтому всегда привлекает внимание окружающих. Если установлено время совершения преступления, то, выявив лиц, бывших вблизи от места преступления, можно найти и свидетелей. Если время совершения преступления не установлено, оно может быть установлено путем допроса лиц, находившихся вблизи от места происшествия в разное время, если эти свидетели не заметили совершения преступления, то время их пребывания на указанном месте исключается как время совершения преступления.

Правильно поступил следователь, к которому 2 ноября 1957 г. во втором часу ночи поступило сообщение об обнаружении трупа неизвестного мужчины с явными признаками насильственной смерти. Поставив перед собой задачу установить очевидцев происшествия, если таковые были, следователь собрал сведения о том, на каких предприятиях в городе происходит смена рабочих около часа ночи, и выяснил, что ровно в час ночи смена производилась в карбюраторном цехе завода и в городском отделении связи, расположенных недалеко от места происшествия. Выехав на эти предприятия, следователь нашел ряд свидетелей, которые видели, как трое мужчин дрались с одним, приметы которого совпадали с приметами потерпевшего. Свидетели описали внешность преступников, что способствовало быстрому раскрытию убийства (См. "Следственная практика", вып. 37, стр. 146).

Из того, что бросаются в глаза прежде всего яркие и особенно контрастные, выделяющиеся предметы и явления, можно сделать некоторые тактические выводы. У допрашиваемых следует выяснить, прежде всего о броских, особенных приметах вещей и лиц, потому что они больше всего выделяются как предметы восприятия. Например, когда разыскивается похищенный предмет, в отношении которого известны его размеры, цвет и некоторые особые приметы, у свидетелей нужно выяснить прежде всего, не заметили ли они предмет с такими особыми приметами. Точно так же, если нас интересует, например, видел ли свидетель раньше определенное лицо в данной местности, то в вопросе следует перечислять не все известные признаки его, а только некоторые, самые броские из них.

О том, что движущийся предмет среди покоящихся, а покоящийся среди движущихся предметов выделяется, хорошо знают и преступники. Поэтому, например, они обычно замирают без движения, когда слышат шаги сторожа. Это должно быть учтено при допросе лиц сторожевой охраны, когда они заявляют, что "непременно заметили бы преступника", если он находился бы на месте во время их обхода, а также при привлечении таких лиц к уголовной ответственности за халатное отношение к своим служебным обязанностям. Особенно плохо воспринимается неподвижный предмет на фоне покоящихся при шюхих условиях освещения и при малой разнице в яркости и цвете фона и объекта. Поэтому при возникновении такого вопроса нужно выяснить в ходе допроса, какого цвета одежда была одета на преступнике, где он скрывался, какое было общее освещение и пользовался ли сторож во время обхода фонарем.

Если нужно установить какое-то изменение в обстановке квартиры, одежде и вещах определенного лица и т. д., следует выявить свидетелей, хорошо знакомых с данной обстановкой, данным лицом. Свидетель, например, если он только один раз был в квартире обвиняемого, вряд ли обратил внимание на интересующий нас будильник, стоявший на столе. Свидетель, часто бывавший в этой же квартире, наоборот, вряд ли не обратит внимания на появление новых, до сих пор не виденных им там часов.

Чтобы можно было проверить и оценить показания подозреваемого и обвиняемого, нужно выяснить в отношении данного предмета или явления все те условия, которые могут вызвать непреднамеренное внимание. В случае покупки краденого исследуются обстоятельства необычности обстановки и цены продажи, наличие штемпелей и других знаков принадлежности данной вещи, например, государственным, общественным организациям. Если грабитель поджег дом и при этом сгорел лежащий в постели ребенок, следует выяснить, спал ли ребенок или нет, кричал ли, двигался ли и т. д. - без выяснения этих обстоятельств нельзя оценить показание обвиняемого о том, что он не заметил лежащего ребенка.

Особое место среди предметов и явлений, могущих вызвать непроизвольное внимание, занимают предметы и явления, вызывающие чувства ужаса или отвращения. Некоторые люди с пристальным вниманием наблюдают такие вещи, а иные даже не могут себя заставить посмотреть на них. У некоторых лиц разные уродства, недостатки, раны привлекают внимание, а у других отталкивают. Об этом необходимо помнить и даже в случае необходимости в деликатной форме спросить у свидетеля или его знакомых.

Преднамеренное внимание характеризуется целенаправленностью и по сравнению с непроизвольным повышенной устойчивостью. Преднамеренное внимание всегда связано с волевым процессом и с сознательно поставленной целью. Воля, направленная на сознательное напряжение внимания, побуждается интересами человека, с одной стороны, и сознанием долга, обязанности и убеждением - с другой. Возможность волевого преднамеренного напряжения внимания в соответствии с общественным долгом и обязанностями лежит в основе уголовной ответственности за совершение преступного деяния по неосторожности и по халатности. Преднамеренное внимание при исполнении обязанностей должно быть более сосредоточенным, чем непроизвольное.

Усиление роли общественности в борьбе с нарушениями общественного порядка и с преступностью в СССР и других социалистических странах проявляется, между прочим, и в том, что все большее значение в расследовании преступлений приобретают заявления и показания граждан, в основе которых лежат факты, воспринятые с сознательно поставленной целью оказать помощь органам расследования в предупреждении и раскрытии преступлений.

В монографиях буржуазных криминалистов по проблемам психологии свидетельских показаний вопросы произвольного внимания обычно освещаются крайне поверхностно. Они считают, что свидетели могут сообщать следствию и суду только факты, которые случайно ими восприняты, на которые они обратили внимание непроизвольно.

В странах социализма все больше и чаще мы встречаемся с показаниями, в которых свидетели сообщают, например, приметы преступников, номера автомашин, совершивших наезды, и при этом добавляют, что факты эти вызвали подозрение у них, они наблюдали за ними с сознательно поставленной целью сообщить о них в соответствующие государственные органы и даже записали их, чтобы не забыть. И как бывают огорчены такие свидетели, когда не могут ответить на некоторые дополнительные вопросы следователя, заявляя при этом: "...если бы я знал, что об этом у меня спросят, я бы обратил на это внимание". Поэтому необходимо разъяснять гражданам, на что они должны обращать внимание, если заметят совершение антиобщественного, преступного действия. Такая правовая пропаганда содействует усилению роли общественности в охране общественного порядка.

Практика работы следственных органов социалистических стран знает немало случаев мобилизации сознательного, произвольного внимания граждан не только на факты, связанные с преступностью вообще, но и на конкретные обстоятельства, необходимые для раскрытия отдельных опасных преступлений (Проблема привлечения общественности к предупреждению и расследованию преступлений охватывает ряд вопросов, из которых здесь затрагивается только один, имеющий непосредственное отношение к данной части настоящей работы).

Внимание общественности по конкретным делам мобилизуется на выявление свидетелей, потерпевших, похищенных вещей, предметов спекуляции, орудий преступления и других вещественных доказательств. Для этого следователь, чаще всего лично, обращается к гражданам на собраниях, а иногда использует печать и радио. Следственные органы ГДР практикуют также издание листовок и плакатов, в которых описывается совершенное преступление, с обращением к населению активно включаться в выявление преступников.

В процессе допроса нередко возникают вопросы, связанные с распределением внимания. Человек, занятый определенной работой, произвольно сосредоточивает свое внимание на ее выполнении. При оценке показаний часто возникает вопрос о возможности распределения внимания, т. е. о том, можно ли при концентрации внимания на одной деятельности одновременно выполнять и другую или наблюдать за другими событиями.

Опыты показали, что одновременно невозможно выполнять две работы, если каждая из них требует полного сосредоточения внимания. Выполнение одновременно нескольких дел возможно, если только они хорошо знакомы, и одно из них частично автоматизировано, что до* стигается большой тренировкой. Поэтому, например, опытный водитель кроме управления машиной может разговаривать или слушать радио, хороший студент - слушать лекцию и в то же время конспектировать ее, опытная вязальщица вязать и читать газету.

Но в то же время невозможно распределить внимание, особенно на более длительный срок, если одна деятельность не автоматизирована или сама по себе требует большого внимания. Так, не может быть правдивым показание о выслушанном состоявшемся у соседнего стола длительном разговоре того лица, которое само активно участвовало в другом разговоре, состоявшемся у его стола.

Восприятия, возникшие при распределенном внимании, часто являются предметом допроса. Это те случаи, когда свидетель был занят каким-то своим делом и, не приостанавливая работу, как бы "побочно" воспринял факты, не относящиеся к ней. Такие восприятия обычно очень бледны, в них отсутствуют подробности, они чрезвычайно быстро предаются забвению. Показания эти крайне неточны и недостоверны. Это положение можно проиллюстрировать экспериментальными данными А. С. Новомейского (См. А. С. Новомейский, О взаимоотношении слова и образа при запоминании, "Вопросы психологии памяти", М., 1958, стр. 119).

35 испытуемым была предъявлена репродукция известной картины советского художника А. Лактионова "Письмо с фронта". Картина экспонировалась в течение 30 сек. При ее воспроизведении по поводу позы изображенной на ней женщины правильно ответили все испытуемые, 29 человек могли указать на возраст этой женщины. Позу и возраст девочки верно воспроизвели соответственно 34 и 31 испытуемый. Близкой к этому была продуктивность воспроизведения цвета одежды девочки. Цвет блузки запомнили 27, а окраску сарафана - 29 человек. Общий вид фигуры девушки-дежурной воспроизвели все испытуемые, возраст ее - 33 человека. Не хуже был воспроизведен цвет ее кофты: его правильно назвали 34 испытуемых.

В следующей серии опытов та же картина воспринималась в течение того же времени, но ее восприятие протекало одновременно с выслушиванием условий арифметической задачи, решаемой испытуемыми. На этот раз лишь немногие испытуемые сохранили в памяти цвет одежды изображенных на картине людей. Фигуры людей, представленных на картине, запомнились лучше. Характерно, что в этой серии у испытуемых чаще всего сохранились лишь самые общие и порой очень смутные представления о цвете одежды.

Равным образом они могли назвать фигуры людей, но не могли точно описать их вид, позу и возраст.

Иногда какая-то деятельность так поглощает личность, что человек "не видит и не слышит" ничего, но разные явления, сопровождающие преступления, например крики, взрывы, выстрелы, обычно являются столь интенсивными раздражителями, что невольно обращают на себя внимание даже самого сосредоточенного человека. В таких случаях внимание отвлекается и переключается на другой предмет. Переключение взимания всегда отражается и на лице, и на позе человека. Это имеет значение, когда путем допросов требуется установить, какой субъект и на что обратил внимание в определенный момент.

Иногда все внимание человека поглощают его мысли или сильные чувства - в этих случаях внимание к явлениям окружающего мира может временно полностью притупиться. Очень возбужденное состояние само собой еще не исключает внимания к окружающему миру и даже, наоборот, часто приводит к очень ярким и тонким наблюдениям. И. П. Павлов (См. "Павловские среды", т. III, стр. 373-378) на одной из своих "сред" привел пример из романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина". Когда Анна Каренина ехала к вокзалу, чтобы покончить жизнь самоубийством, она была поражена яркостью всех домов и вывесок, на что раньше никогда не обращала внимание. Великий художник Толстой правильно подметил, что при чрезвычайно сильном возбуждении нервной системы острота и яркость восприятий необыкновенно усиливаются.

В искренних признаниях обвиняемых часто встречаются очень точное и яркое описание обстановки и событий, предшествовавших совершению преступления. Они должны быть точно зафиксированы в протоколе допроса, потому что мелкие, никакого отношения не имеющие к делу, видимо, особенности, могут получить впоследствии большое доказательственное значение. В то же время они дают возможность следователю проверить правдивость показания и затрудняют обвиняемому впоследствии отказаться от ранее данного правдивого показания. Они имеют большое значение и в том отношении, что подтверждают факт действительного знакомства допрашиваемого с местом происшествия, с событиями, предшествовавшими совершению преступления, а с этими обстоятельствами может быть знаком только человек, действительно побывавший в то время в данной местности.

Даже в тех случаях, когда преступление было совершено в состоянии сильного душевного переживания, отмечается, что даже самое искреннее показание обвиняемого, отличающееся точностью описания событий, пред-шествовавших совершению преступления, становится все тусклее и беднее, как только допрашиваемый приближается в своем рассказе к самому факту совершения преступления. Это объясняется тем, что общее возбуждение переходит в концентрированное, когда возбужден только какой-нибудь центр коры, а окружающие этот участок зоны заторможены. У лиц, совершивших преступление без подготовки к нему, в состоянии аффекта, отсутствует стадия общего возбуждения или оно является очень коротким. Это обстоятельство отражается и на их показаниях.

"Чем внезапнее впечатление, вызывающее сильное душевное движение, - писал А. Ф. Кони, - тем более оно овладевает вниманием и тем быстрее внутренние переживания заслоняют собою внешние обстоятельства. Весьма редкие из подсудимых, совершивших преступление под влиянием аффекта, в состоянии изложить подробности решительного момента, но это не мешает им помнить быструю смену и перекрещивание в их душе мыслей, образов, чувств - до сделанного ими удара, до оскорбления, выстрела, до расправы ножом" (А. Ф. Кони, Избранные произведения, т. I, M., 1959, стр. 167).

Точность рассказа о предыдущих событиях и неполнота о самом факте совершения преступления иногда приводят следователя к подозрению в неискренности показаний. Преступники действительно относительно часто прибегают к ухищрениям такого рода, когда признаются на следствии в совершении преступления, чтобы потом на суде отказаться от своих показаний. При этом они стараются поменьше рассказывать о совершенном преступлении, говорят, что не могут припомнить подробности, чтобы их признание было голым, не подтверждаемым другими доказательствами. В этой части действительно похожи показания как искренне признавшихся обвиняемых, так и тех, которые признаются только с целью ввести следствие в заблуждение, чтобы дело скорее было передано в суд, а следствие было лишено возможности собрать все доказательства.

Отличить такие показания друг от друга - чрезвычайно важная задача расследования. С одной стороны, чистосердечное раскаяние согласно ст. 33 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик является смягчающим ответственность обстоятельством, а с другой - и дальнейший ход самого расследования в целом, и тактика допроса обвиняемого во многом отличаются друг от друга в случае его чистосердечного признания или попыток путем разных ухищрений запутать следствие.

Поэтому в случае неискренности признания обвиняемого допрос рекомендуется вести в направлении разоблачения неискренности путем выявления противоречий в показаниях обвиняемого, используя для этого и ранее данные показания, и другие доказательства.

Тактика допроса в случае искренности признания направляется на закрепление показаний. В подобных случаях следователь ставит цель добиться от обвиняемого изложения таких фактических данных, которые могут быть известны только человеку, совершившему данное преступление, а также указания на выявляемых свидетелей и вещественные доказательства преступлений. Проверка показаний обвиняемого и их подкрепление другими доказательствами являются важным условием всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела. Причем нужно помнить, что такая проверка и подкрепление показаний никогда не терпят отлагательства. Нельзя надеяться на то, что обвиняемый, дающий сегодня чистосердечные показания, будет давать их и завтра, и мы успеем тогда же уточнить их.

Практика расследования преступлений, совершенных из-за ревности, под влиянием сильного душевного волнения, знает много случаев явки с повинной и чистосердечного раскаяния в начале расследования, которое с отдалением времени от момента совершения преступления все больше уступает место самой отчаянной борьбе со стороны обвиняемого, в интересах опровержения ранее им же данных показаний.

Сильное душевное волнение, поглощающее все внимание, может иметь место не только у лиц, совершивших преступление в состоянии аффекта, но и у потерпевших и свидетелей, пораженных трагизмом момента, внезапностью печального для них происшествия. В этих случаях следует создать картину происшедшего из совокупности показаний разных свидетелей в соответствии с другими доказательствами по делу. Парализованность внимания свидетелей, потерпевшего не должна быть поставлена следователем под подозрение, если обстоятельства говорят о действительно большом расстройстве, волнении, внутренней борьбе, которую они пережили.

А. Ф. Кони так характеризует ошибочный и правильный подход к оценке таких показаний: "Этот человек лжет, - скажет поверхностный и поспешный наблюдатель, - он с точностью определяет, в котором часу дня и где именно он нанял извозчика, чтобы ехать с визитом к знакомым, и не может определительно припомнить, от кого именно вечером в тот же день, в котором часу и в какой комнате он услышал о самоубийстве сына или о трагической смерти жены...". "Он говорит правду, - скажет опытный судья, - и эта правда тем вероятнее, чем больше различия между обыденным фактом и потрясающим событием, между обычным спокойствием после первого и ошеломляющим вихрем второго..." (А. Ф. Кони, цит. работа, стр. 164).

Внимание в зависимости от возраста может продолжаться от 10-15 мин. до больших промежутков времени. По Арямову (См. Арямов, Особенности детского возраста, 1958, стр. 140), ребенок в 5-7 лет может быть сосредоточенным около 15 мин., в 7-10 лет - 20 мин., в 10-12 лет - 25 мин., после 12 лет - 30 мин. Это может ориентировать следователя при оценке показаний малолетних и несовершеннолетних о долго длящемся событии. У взрослых произвольное внимание может продолжаться неопределенно длительные промежутки времени, в зависимости от тех связей, которые его поддерживают и которые зависят от прежнего опыта (См. Н. Ф. Добрынин, Внимание и его воспитание, М., 1951, стр. 103).

Учитывая особенности внимания несовершеннолетних, допрос не должен быть длительным, чтобы не отвлекать внимания допрашиваемого от темы допроса. Напряжение внимания приводит к усталости.

Устойчивость внимания зависит от волевого усилия, интереса и от сознания необходимости поддерживать внимание. Интерес свидетеля к событию может пропадать, внимание устанет, и новые подробности иногда не замечаются, а вновь прибывший на место свидетель может обратить внимание на эти моменты, упущенные первым свидетелем.

Путем допроса и другими следственными действиями, по возможности, следует выявлять, сколько времени допрашиваемый имел возможность наблюдать за данным предметом, явлением. При анализе достоверности и полноты показания нужно также учитывать, было ли у допрашиваемого достаточно времени для полного восприятия интересующей нас вещи. При прочих равных условиях предпочтение отдается показанию лица, имевшего в своем распоряжении больше времени для восприятия, но при этом всегда нужно исходить из оценки индивидуальных качеств внимания допрашиваемого. В этом отношении на первом месте по важности стоит наблюдательность допрашиваемого.

Под наблюдением мы понимаем не стихийное, а систематически осмысленное, устойчивое восприятие какого-то предмета или явления при преднамеренном внимании. Способность наблюдать - важное качество свидетеля, дающее ему возможность правильно ориентироваться в окружающей его среде, подмечать важное, необходимое. Насколько неодинакова наблюдательность у разных допрашиваемых, знает каждый криминалист. При возможности всегда нужно искать свидетелей более наблюдательных. Следователь, задавая контрольные вопросы, относящиеся к хорошо известным ему фактам, всегда ставит цель - выяснить степень наблюдательности допрашиваемого.

У одних внимание возникает легко, но достигает большой интенсивности сразу. Это называется статическим вниманием. Другие долго "раскачиваются", имеют так называемое динамическое внимание. У одних внимание очень устойчиво сконцентрировано, но его трудно переключить на другой объект, у других же оно, наоборот, очень легко отвлекается. Есть люди очень рассеянные, потому что настолько устойчиво и сильшэ концентрируют свое внимание на одной деятельности, на одних вопросах, что остальным не могут уделять никакого внимания. Другие рассеянны из-за большой отвлекаемости, неустойчивости внимания, что чаще всего бывает при переутомлении. Все эти качества обычно обнаруживаются во время допроса, о них легко можно получить справку и от хороших знакомых допрашиваемого. Они должы быть учтены при оценке показаний.

А. Ф. Кони, характеризуя внимание свидетелей, выделяет еще так называемое центробежное и центростремительное внимание.

Социалистический общественный строй обеспечивает всестороннее развитие личности, воспитывает людей в духе дружбы народов и уважения к правилам социалистического общежития. Однако встречаются еще отдельные люди, "которые, о чем бы они ни думали, ни говорили, делают центром своих мыслей и представлений самих себя и проявляют это в своем изложении. Для них - сознательно или невольно - все имеет значение лишь постольку, "поскольку и в чем оно их касается" (А. Ф. Кони, цит. работа, стр. 161). Таких повествователей можно узнать на допросе. У них в каждом предложении "я", все смотрят через призму "я". Их показания могут быть очень точными в части, касающейся их личности, но обычно они очень поверхностны, бедны и неточны, если речь идет не о них.

Концентрация внимания характеризуется обычно очень выразительными внешними признаками позы, мимики, заторможенностью лишних движений, расслаблением мышц, органов, не участвующих в восприятии, поворотом тела или только лица к воспринимаемому явлению, широко открытыми глазами и т. д. Обычно именно такими признаками характеризуют свидетели концентрацию внимания определенного лица.

Так, мотоцикл наехал на грузовик. Вследствие аварии двое погибли. Свидетели рассказывали, что водитель мотоцикла Ф. не следил за дорогой, а все свое внимание концентрировал на своей спутнице, сидевшей за ним на мотоцикле, поворачивался назад и разговаривал с ней.

Краткое изложение тактических вопросов допроса, связанных с психологией восприятия, наглядно показывает важность знания следователем основных закономерностей этого психологического процесса, являющегося важной ступенью формирования показания. Как видно из конкретных примеров видов восприятия, условия, от которых зависит его качество, могут быть разделены на две группы:

1) объективные условия восприятия. Сюда относятся объективные свойства самих воспринимаемых предметов и явлений, их цвет, громкость и т. д., а также сама обстановка, в которой происходят восприятия, например расстояние, освещенность, наличие или отсутствие шума; 2) объективные условия, от которых зависит качество восприятия. Сюда относятся представления, опыт, навыки, мышление и чувства человека, состояние здоровья, усталость, влияние наркотиков, адаптированность. Учет следователем этих условий при проведении допроса будет способствовать улучшению качества этого важнейшего следственного действия, а их учет при оценке показаний поможет разобраться в трудных вопросах суждений о достоверности доказательств.