К перспективам марксистского подхода в психологии (Ф. Мальриё)

Дискуссии о недостатках интроспективного подхода, которые велись в 1900-1940 гг., вытекали из методологического требования объективности исследования, повсеместно признанного в области естественных наук. За этим требованием скрывается философское убеждение в том, что человек не есть государство внутри государства и что его деятельность подчинена всеобщему детерминизму. Но в рамках этого общего рационального положения, связанного с идеологией прогресса в научном овладении законами природы, обнаруживаются различия. Одни признают в качестве детерминант поведения исключительно биологические процессы, другие же отказываются от наблюдения того, что происходит внутри "черного ящика", и рассматривают только детерминацию со стороны окружающей среды, третьи принимают во внимание влияние событий, пережитых индивидом в течение всей его жизни. В русле каждого из этих трех направлений были сделаны фундаментальные открытия. В рамках первого направления обращались к биологическим и неврологическим методам, рассматривая психику как аспект жизни. В рамках второго (бихевиористского) подхода применялись заимствованные из физики экспериментальные методы, этот подход связан с идеологией позитивизма. В рамках третьего направления (клиническая психология и психоанализ) использовались подходы, вдохновленные семиологией и историей, при этом основывались на убеждении, что любой человеческий акт является носителем некоторых смыслов.

В этом заимствовании психологией различных идеологий проявляется факт связи психологии и общества. Именно от этого в определенной мере зависит выявление феноменов, до определенного времени "забытых". Успех той или иной ветви нашей науки определяется, в частности, тем, насколько она сумеет принять в расчет эти проблемы.

Авторы, будучи не в состоянии понять социальные и идеологические корни сделанного ими шага, неверно оценивают открытия, сделанные рядом с ними. Это приводит к конфликтам и дебатам, которые могли быть более продуктивными, если бы воспринимались в перспективе, открываемой историческим материализмом.

Ограничимся одним примером. Невозможно понять успех психоанализа в западном обществе, если не видеть того, что его открытия - что в глубине речи лежит вытеснение, а сама речь лежит в основе всех человеческих действий, которые она означает прошлым субъекта, тревожащегося о своем будущем; открытие функции диалогического отношения и т. д. - должны рассматриваться в контексте преобразований общества начиная с 18 в. до наших дней, в контексте противоречий между свободой мыслить и цензурой по отношению к мысли, социальных отчуждений, описанных Марксом и игнорируемых, в основном Фрейдом или Лаканом. Психоанализ, замыкаясь в платонических понятиях субъекта и сознания и прерывая пуповину, связывающую субъекта с обществом и его битвами, не признается самому себе в существовании глубинных источников вытеснения и бессознательных процессов, - источников, которые заложены в социальных и идеологических структурах, формирующих поведение.

Вклад марксизма в критику психологических течений определяется глубиной его исторического анализа. Испытываемые психологами трудности вытекают из индивидуалистического подхода к поведению, в соответствии с которым его истоки ищут или в физиологических структурах, или же допускают существование функций, активностей - перцептивной, мнемической, интеллектуальной и т. д., - якобы свойственных природе человека. Марксизм выдвигает гипотезу, что эти активности являются тем, что они есть, благодаря социальным отношениям, в которые включены индивиды, что именно в этих отношениях организм и его функции приобретают характерную для человека структуру.

Точнее, физиологическому объяснению редукционистского типа марксизм противопоставляет положение о том, что физиологические структуры постоянно воссоздаются в мире продуктов труда, орудий, вербальных знаний, конституирующих вторичную по отношению к природе среду. Точно так же в противоположность редукционизму "сверху", который включал психологию формы, концепцию Пиаже, бихевиоризм имеет тенденцию ограничиваться изучением наблюдаемого поведения, марксизм требует рассматривать поведение в отношении к создающей и объединяющей его культуре. Так, например, недостаточно изучить эволюцию интеллектуальных операций у детей и подростков, их надо связать с задачами, которые ставит общество, и с орудиями - которые оно им предлагает.

Другой аспект марксистской критики заключается в ее противоположности утилитаризму, господствующему в бихевиоризме в целом и в англо-саксонской социальной психологии, утилитаризму, объясняющему структуру поведения обратным воздействиям позитивных и негативных санкций, получаемых в ходе отдельных проб. Этому прагматическому механизму марксизм противопоставляет положение о том, что человеческие действия осуществляются через осознание ситуации и построение его когнитивной структуры, тесно связанной с системой ценностей - идеологией, развивающейся от мифа к науке. Подчеркивать связь психики с практикой правомерно лишь в том случае, если понимать, что эта практика вписывается в мир знаний, связанный с миром продуктов труда.

Наконец, марксистская диалектика в методологическом отношении идет дальше прославленной Левиным галилеевской концепции, которая, хотя и не без трудностей, берет верх над аристотелевым подходом. Для того чтобы дать отчет о поведении, недостаточно указать на взаимодействие ситуации и личности. Необходимо увидеть те противоречия, в которые субъект включен в силу множественности одновременно воздействующих на него детерминант.

Можно заметить определенное родство между этим подходом и теми размышлениями современных психологов, когда они пытаются преодолеть барьеры, возведенные традицией специализации.

К психосоциальному анализу акта

(Вместе с Л. Сэвом (Марксизм и теория личности, с. 383-384) актом можно назвать человеческое поведение. Речь идет о деянии, посредством которого преобразуется вписанное в историю материальное и социальное окружение, а деятель оказывается в свою очередь преобразованным в своей биологической и психической организации и включенным в историю индивидуальную. Эта двойная включенность во временной ряд отличает человеческий акт от поведения животных... Мы сохраним термин поведение для обозначения различных моментов акта. Акт, конечно, является действием (в смысле, который дал этому термину Жане), но специфичным в силу своего исторического значения)

Наряду с критической марксистский подход обладает эвристической функцией. Ее сущность можно представить, исходя из проведенного самим Марксом анализа социальных актов, но не претендуя при этом на то, чтобы найти в них универсальную модель психологического исследования. Мы остановимся на одном из множества возможных примеров - на исследовании Марксом поддержки, оказанной в 1852 г. французским крестьянством Луи Бонапарту.

Маркс рисует два портрета французского крестьянства: каким он является в рассматриваемый момент в силу причин, определивших его иллюзорное сознание, и каким он мог бы быть, если бы, осознав исторический процесс, он ясно определил цель своей борьбы и союзников, которых мог бы найти. Препятствия на пути такого осознания Маркс связывает со множественностью сфер, в которые включены крестьяне социальными отношениями, в которые они вступили после 1789 г., но также и с их подчиненностью образу жизни и представлением, гораздо более древним по своему происхождению.

В области социальных отношений: крестьяне находятся во власти "веры в надел", порожденной длительной историей деревни, долгими битвами, памятью о том, как их деды, освобождаясь от опеки феодалов, обрели ш собственности на землю инструмент достижения независимости. При этом они не отдают себе отчета в том, что они действовали в пользу буржуазии, или в том, что это она руководила их действиями.

То же в области политических отношений: замкнутость крестьян в своих наделах мешает им конституировать себя в политическую силу: "...тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, никакой политической организации,- они не образуют класса. Они поэтому не способны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени... Они не могут представлять себя, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 208).

Эти социальные и политические отношения поддерживались тем, что Маркс называет "традиционным сознанием" крестьян, которое своими корнями уходит в трудовые привычки крестьянина, в привычки к работе на уровне техники предков, определяется трудностями в борьбе с природой, гордостью своим мужеством в этой борьбе; одновременно с тем, как крестьянин становится субъектом своих действий, их господином, он остается при этом ответственным перед кланом, перед своими детьми, он испытывает чувство единства с богиней-матерью. Это глубокое чувство реализации себя фактически замыкает крестьянина на самом себе, на заботах об урожае, отделяет его от социальных преобразований. Далее, ограниченные межличностные отношения, которые оставляли его за пределами экономических и политических движений; Маркс напоминает по этому поводу о недоверии крестьян к городу как таковому, который рассматривается ими как источник их трудностей, проистекающих от ростовщика, мелкого лавочника или даже от рабочего. Это и скудность знаний: многие крестьяне в 1852 г. были неграмотны и для решения своих дел были вынуждены обращаться к нотаблям; и доверие к церкви, которая покровительствовала консервативным установкам.

Подобный анализ открывает перед нами два аспекта - аспект исторического исследования и аспект диалектического построения, делающего акцент как раз на взаимодействии сознательных и бессознательных процессов.

Это именно исторический анализ. Его продолжение показало бы нам, к каким эпохам истории общества восходит образование установок, способствовавших выработке позиции крестьян в голосовании, двойственности свойственных им представлений, для которых нередко характерны внутренние противоречия, как у крестьян "наиболее красных департаментов", которые, несмотря на свои передовые стремления, высказались за Бонапарта. "По их мнению, Национальное собрание помешало Бонапарту двигаться. Бонапарт только теперь разбил оковы, наложенные городами на волю деревни". Необходимость соотносить психическую активность с историческим наследием проявляется не только в вопросе о голосовании об общественном устройстве. Маркс подчеркивал, что слух у человека зависит от различных средств, от речи, от музыки. Эту идею с энтузиазмом подхватил И. Мейерсон, показывая роль искусственных средств в строении психических функций (3Meyerson I. Les fonctions psychologiques et les oeuvres, Paris, 1948). Для того чтобы эта идея могла быть использована, необходимо преодолеть разрыв между психологическим анализом и историческим исследованием. Это трудная задача, ибо один и тот же акт в своей актуальной структуре подчиняется множеству событий, случавшихся на всем протяжении истории.

Здесь мы переходим к рассмотрению диалектического аспекта психической активности. Его можно охарактеризовать, отметив, что благодаря множественности детерминант, действующих на индивида, и в силу в известных случаях возникающих между ними противоречий акт выступает как выбор. Но этот выбор является более или менее реальным или иллюзорным в зависимости от осознания субъектом детерминант, не только действующих на него, но особенно действующих внутри него, без его ведома, без того, чтобы он мог иметь ясное и исчерпывающее сознание их, в силу - социально порожденной - диалектики сознательных и бессознательных процессов.

Пример, который мы заимствовали у Маркса, показывает, каким образом крестьяне были вписаны своей жизнью во многие "серии" (Серия: этот термин подчеркивает включенность системы в историю, ее относительно автономное развитие) детерминации: через труд, его способы, создаваемые им привычки; через общественные отношения собственности; посредством политической зависимости от государства; католической идеологией, находящейся в конфликте с идеологией 1789 г.; определенной моралью семейной жизни, связанной с трудом и собственностью. Этот перечень не претендует на исчерпывающую полноту. Можно, однако, апираясь, в частности, на генетическую психологию, попытаться выделить совокупность "систем" (Система: акцент стоит в этом термине на структурном аспекте активности, экономическая система объединяет как производительные силы, так и отношения собственности), включающихся в порождение актов человека от рождения и до смерти.

Фундаментальными, в строгом смысле слова, представляются три системы, влияние которых неизбежно можно обнаружить при порождении всякого человеческого акта:

- тело - это генетическое орудие адаптации, приемник внешней и внутренней стимуляции, аппарат по образованию условных связей, предвосхищающих событие и различающих ситуации; оно обогащает впечатления эмоциями, оно реорганизует себя в соответствии с социальными моделями, задаваемыми канонами сексуальности, силы, ловкости и красоты;

- продукты труда: всякого рода искусственные орудия, технико-социальные, когнитивные, идеологические, символические, созданные исходя из "естественных" элементов для достижения господства"- общественного - над природой. В них кристаллизуются изобретения истории. Они находятся в отношениях взаимной и символической зависимости, так что, прибегнув к одному из них, субъект неосознанно привязывает себя к другим. Они являются тем лекалом, по которому воссоздаются как тело, так и "психические функции": перцептивная, мнемическая, интеллектуальная и аффективная активность;

- система коммуникаций. Первоначально аффективные, эмоциональные коммуникации преобразуются в отношения к продуктам труда. За импульсом желания появляется обозначение продукта объекта в качестве референта. Это превращение создает знак в его двойственности означающего и означаемого, а коммуникации благодаря двойственности своих составляющих - желания и противодействия,- становятся ареной. взаимных столкновений и признаний, идентификаций и отмежеваний - матрицами позиций "я" по отношению к "ты" и "мы", существования "я" в его отношениях к другим.

Эти три системы, взаимопроникая и переструктурируясь, образуют во всякой культуре новые системы:

систему социальных отношений, регулирующая процессы производственной деятельности, обмена, разделения труда, распределения благ, политической организации;

систему знаний (технических, научных и социальных) и убеждений (религиозных, идеологических, философских), которые находятся в сложных взаимодействиях друг с другом. Они развиваются в зависимости от изменений в социальных отношениях, но в то же время они сами оказывают обратное воздействие на эти последние, ибо являются их инструментами и регуляторами, они продуцируются вопросами, встающими в ходе технических открытий, социальных преобразований;

системы символических представлений, которые в мифах, религиях, искусстве создают определенного рода ответы на эти вопросы, устанавливая воображаемые связи между объектами и между людьми. Они вырывают означаемое из его практических отношений и включают его в сеть новых осмыслений, не являющихся изолированными от всех остальных систем и их преобразований. Таково яблоко в натюрморте, которое из предмета потребления превратилось в средство демонстрации цветовых и пространственных отношений.

Биографическая серия совершенных актов, образов себя, планов, которая составляет присущую индивиду открытую систему. Она связана с историей тела, его сексуальности и отношений личности - отношений коммуникации, идентификации, отделения, составляющих жизнь человека. Она находится под влиянием общественных отношений и событий, оказывающих воздействие на индивида. Она обладает философским измерением. То, что подлежит обсуждению в жизни, это - человек, каким может стать каждый субъект, и история людей на протяжении личной истории: как сделать так, чтобы наши акты не отчуждали нас, не отталкивали нас назад к животному состоянию или к варварству?

Признание множественной детерминации актов порождает множество проблем. Как оценить вклад каждой из систем? Как и в какой мере они объединяются? Каким образом некоторые из них становятся осознанными, в то время как другие остаются неосознаваемыми, и каково значение осознания?

Не отрицая роли биологических и социальных структур, предлагаемый марксистским методом анализ подчеркивает важность конфликтов. Это относится к уровню общества, где необходимо учитывать антагонизмы, разворачивающиеся между различными сферами и на уровне индивида, ибо эти кризисы не располагаются за пределами волнующих субъектов вопросов и усилия ответить на них приводят к объективному или иллюзорному осознанию обусловленности жизни индивида противоречиями общества. Читая "Капитал", можно заметить, как много внимания уделяет К. Маркс человеку: страданиям крестьян или рабочих, обсуждению предпринимателями средств избежать краха и т. д.

Таким образом, были заложены основы диалектической психологии. Если верно, что движущая сила психической деятельности (актов сознания и бессознательной активности) заключена в кризисах социальных отношений, то не менее верно и то, что нацеленные на борьбу с ними коллективные планы и битвы осуществляются субъектами в ходе осмысления ситуаций, выработки непротиворечивых интерпретаций. Эта работа ведет разделенных субъектов к достижению того идеала целостного человека, появление которого провозгласил Маркс еще в своих юношеских работах.