Кто первый описывает душевную болезнь? Вряд ли можно встретить медицинскую специальность, помимо психиатрии, которая вызывала бы такой живой интерес со стороны писателей. Трагическая судьба душевнобольных, сложнейшие, тончайшие движения человеческой души - все это не могло не волновать литераторов. Однако психиатрия, в отличие от остальных медицинских наук, является в высшей степени социальным разделом знаний: все психические нарушения всегда носят социальные одежды своей эпохи. Поэтому, обращаясь иногда к душевным аномалиям, литераторы тем самым рассказывали о своем времени, о том, чем жили здоровые люди.
Последние нередко несли в себе громадную научно-познавательную информацию, значение которой могло быть в полной мере оценено лишь спустя длительное время. В 1835 году вышли гоголевские "Записки сумасшедшего". В беседе со своим лечащим врачом А. Т. Тарасенковым1 писатель указывал, что он целиком выдумал историю бедного Поприщина, что до создания "Записок..." он не был знаком с психиатрической литературой. Гениальнейшее творение Гоголя, эта небольшая повесть являет собою уникальное произведение с точки зрения психиатрии. И действительно: за полвека до новейших открытий в области психиатрии, связанных с именами француза Валентина Маньяка и немца Эмиля Крепелина, за полвека до начала изучения этапов динамики бреда 26-летний русский писатель подробнейшим образом описал то, что подверглось научному анализу лишь через много десятилетий. И но сей день "Записки сумасшедшего" представляют собой - помимо их сугубо литературных достоинств - поразительную медицинскую иллюстрацию. Работая много лет в Центральном институте усовершенствования врачей, пишущий эти строки давно уже обратил внимание, что если тот или иной слушатель (а это обычно квалифицированные специалисты) не до конца понимает некоторые медицинские тонкости, то стоит ему внимательно прочитать гоголевскую повесть, как сразу все становится на свои места.
1 (См.: Гоголь в воспоминаниях современников. - М., 1952. - С. 512.)
Еще один пример.
Проблема двойника - одна из ключевых в литературе XIX столетия. Эдгар По, Э. Т. А. Гофман и многие другие использовали образ двойника для выражения своих художественных и политических идей. Однако ни у одного писателя этот образ не достиг такого совершенства, как у Достоевского. Его повесть "Двойник" (1846) сыграла большую роль и в истории психиатрии. В этой повести задолго до психиатров описан феномен, которым наука стала заниматься лишь в XX столетии, и особенно в последние десятилетия. В частности, в 1923 году французские психиатры Капгра и Ребуль-Лашо выделили своеобразный симптом, выражающийся в том, что у человека с бредом преследования возникает стойкое убеждение, будто кто-то из его близких (или он сам) заменен двойником, будто он раздвоился.
В 1927 году Курбон и Фель (тоже французы) описали признак, названный авторами по имени известного итальянского актера Леопольдо Фреголи (1867-1936), обладавшего поразительной способностью к перевоплощению: этот признак состоит в том, что больной с бредом видит в окружающих искусно переодетых преследователей. В психиатрической терминологии существуют, таким образом, два расстройства: симптом Капгра и симптом Фреголи, которые с полным правом можно было бы назвать симптомом Голядкина или симптомом Достоевского.
Пусть современный читатель откроет любой справочник по психиатрии1. Поначалу он решит, что все это китайская грамота, которую постороннему человеку трудно постичь. Однако если проявит известное терпение, то увидит в этих справочниках множество знакомых фамилий и словосочетаний, давным-давно вошедших в общекультурный багаж обычного человека. Он увидит симптом Мюссе, названный в честь знаменитого французского поэта, страдавшего патологией клапанов аорты, прочитает о синдроме Алисы в Стране Чудес, Пиквикском синдроме, синдроме Мюнхгаузена, синдроме Каспара Хаузера и о многих иных обозначениях, связанных с именами писателей или - что несравненно чаще - с именами персонажей их произведений. Понятно, что когда Льюис Кэррол, Ч. Диккенс, Р. Распе создавали свои книги, им вряд ли приходило в голову, что спустя много лет и десятилетий медики возьмут на вооружение описанные ими феномены. Когда Ван Гог в припадке безумия отрезал себе ухо, он, конечно, не предполагал, что через 70 лет ученые опишут у своих пациентов похожий симптом, названный по имени великого художника. Диоген, отличавшийся неприхотливостью в быту, не подозревал, что через много столетий появится симптом Диогена, вошедший во все справочники мира.
1 (Например: Лазовские И. Р. Справочник клинических симптомов и синдромов. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 1981; Блейхер В. М. Эпонимические термины в психиатрии, психотерапии и медицинской психологии. Словарь. - Киев, 1984.)
Литература отражает жизнь - эта аксиома убедительно подтверждается даже такой удаленной от художественной литературы формой отражения действительности, как психиатрия. Медицина и литература взаимопроникают друг в друга. Именно писатели и поэты нередко первыми замечают нарушения, за исследование которых медики принимаются, как правило, спустя много лет. По мере того как читатель будет знакомиться с этими книгами, он все больше будет убеждаться, что психиатрия, как и всякая иная сфера деятельности, непосредственно касающаяся людей, впитывает в себя все то, чем живут люди, на первый взгляд далекие от медицины. Помимо этого, он придет к выводу, что многие из сугубо психиатрических названий по своей образности, красочности и точности будто взяты из художественного произведения. Вот только один пример. В Новой Гвинее порой встречается болезнь (пока она чаще всего смертельна), заключающаяся в нарастании двигательных расстройств. Одним из проявлений этого страдания является насильственный, неудержимый смех. Местные жители называют ее синдромом куру (на одном из новогвинейских наречий куру означает дрожать). Во многих справочниках приводится еще одно ее название - синдром улыбающейся смерти.
Медицинские термины зачастую образованы от фамилий врачей, больных, местности, легендарных личностей (к примеру, синдром Агасфера). В XVII веке в Перу жил некий монах Хосе д'Акоста. Он и его близкие много занимались тем, что сейчас называется альпинизмом. Поднимаясь в горы, наблюдательный священник заметил у себя ряд физиологических изменений, связанных с пребыванием в условиях пониженного атмосферного давления. Позже этот комплекс нарушений получил название синдрома д'Акосты. Нередко психиатрические термины, названные по имени того или иного литературного персонажа, несут в себе иной смысл, нежели в литературном произведении. Например, первое, что приходит на ум при упоминании барона Мюнхгаузена, это безудержная фантазия, неукротимое воображение. Логично было бы, если бы синдромом Мюнхгаузена называлась болезнь, проявляющаяся в указанных свойствах характера. Однако к недоумению читателя, он обнаружит, что когда в 1951 году английский хирург Ашер описал группу пациентов, стремящихся любой ценой и без внятной цели попасть на операционный стол и для этого предпринимающих большие, порой прямо-таки нечеловеческие усилия, то он почему-то вспомнил сочинителя невероятных историй барона Мюнхгаузена.
Таким образом, взаимопроникновение различных сфер знаний - в том числе медицины и художественной литературы - может быть беспредельным.