Сеансы на улице Клиши

Сеансы на улице Клиши. Всего три-четыре года аббат Фариа занимался лечебным магнетизмом, и именно эти годы были наиболее продуктивными в его сложной биографии. В 1819 году аббат Фариа скончался, незадолго до смерти он опубликовал книгу "О причине ясного сна, или исследование природы человека, написанное аббатом Фариа, брамином, доктором теологии". Книга посвящена маркизу де Пюисегюру - учителю "бронзового аббата", как называли его в Париже.

Мы не будем углубляться в детали взглядов Хосе Кустодио Фариа на природу гипноза (магнетизма, по тогдашней терминологии). Отметим лишь, что и тут аббат шел впереди своего времени. В отличие от большинства современников, он исходил из реального факта, что в основе сомнамбулизма и других феноменов находится способность человека к внушению. Все люди внушаемы - одни больше, другие меньше. Без внушения не бывает магнетизирования. К таким выводам наука пришла лишь в конце XIX столетия - французские исследователи Ипполит Бернгейм, Амбруаз Льебо и другие доказали, что в основе гипноза лежит внушение. Но это - лишь иными словами - было изложено в упомянутой книге аббата Фариа. Просто тогда на его выводы никто не обратил внимание. Не обратили внимание и на другое: аббат Фариа заметил, что для проведения внушения не обязательно обладать какими-то сверхъестественными способностями, что тут дело не только в магнетизёре, но и в магнетизируемом. Если человек, который пришел на сеанс внушения, верит в психотерапевта, ждет от него успешного магнетизирования, значит, успех обеспечен. Если же человек подозрителен, недоброжелателен, никому не верит и всех обвиняет в жульничестве и подтасовке, то никакое внушение ему пользы не принесет. Именно поэтому подобную публику лечить очень трудно.

Заметил наблюдательный аббат еще и то, что во время сеанса лечебного внушения магнетизер и магнетизируемый как бы подыгрывают друг другу, как бы разыгрывают спектакль. Но в этом нет ничего плохого: от такого взаимного подыгрывания больной выздоравливает или вдруг демонстрирует такие феномены, которые без подобного розыгрыша невозможны. Вот самый простой прием: испытуемый введен в гипнотическое состояние, психотерапевт внушает ему обездвиженность, затем укладывает его тело на спинки стульев. На одной спинке покоится затылок испытуемого, на другой - пятки. Тело не гнется, не провисает, на него можно сесть, и оно будет таким же твердым как скамейка. Испытуемый же в это время отвечает на все вопросы, с удивлением смотрит на то, что делает с ним психотерапевт. Внешне это похоже на сговор. Пишущий эти строки занимается гипнозом более 20 лет, за эти годы я вызывал каталептический мост многие сотни раз, никогда не сговариваясь с испытуемым, но когда я слышал подозрения в сговоре, я всегда отвечал одно и то же: "Сговоритесь и вы тоже, посмотрим, сможете ли вы вызвать подобные явления".

Обо всем этом впервые писал аббат Фариа, но при жизни мало кто читал его работы и мало кто вдумывался в смысл демонстрируемых им явлений. Понадобилась дистанция времени, чтобы в полной мере оценить этого великого человека, на заре психотерапии видевшего то, что ученые по-настоящему разглядели лишь через 100 лет.

В Париже на улице Клиши, в доме 49, Хосе Кустодио Фариа открыл магнетические классы, в которых демонстрировал сеансы внушения. Фариа проводил внушения женщинам и детям, мужчинам и подросткам, домашним животным и птицам. В основном он использовал два вида внушения: либо, не мигая, смотрел в глаза сидящего или лежащего перед ним испытуемого и несколько раз повторял: "Спите" - и испытуемые засыпали или неожиданно подходил к испытуемому и повелительно говорил: "Спите!" - и тот мгновенно засыпал. Оба эти приема носят имя аббата Фариа, широко используются современными психотерапевтами и упоминаются во всех учебниках психотерапии. Аббат Фариа, наверное, уже догадывался, что хлеб психотерапевта - горький хлеб: помимо зависти, ревности, конкуренции, преследующих всякого, кто умеет больше другого собрата по профессии, психотерапевта постоянно подстерегают и другие опасности. Эго главным образом постоянные обвинения в колдовстве, суевериях, всякой прочей чертовщине. Обычно аргументы противников таковы: объясните, что вы делаете. Почему вы умеете, а другой- быть может, образованнее вас и уже тем более занимающий более высокое служебное положение, чем вы, - не умеет?

Что на это ответить! Нужно спросить Энрико Карузо, отчего он пел так, а не иначе, а легионы генералов, профессоров или государственных деятелей не умели петь не только как он, но и вообще никак. Нужно спросить Лермонтова, как ему удалось сочинить "Выхожу один я на дорогу", а ни один поэт ни до него, ни после не мог сделать ничего подобного. На этот вопрос ответить так же трудно, как трудно ответить, отчего в глухой провинциальной Калуге жил Циолковский и мечтал о межпланетных экспедициях, а в это время в мире проживало много миллионов людей, и никому в голову не приходило думать об этом.

На этот вопрос ответить так же невозможно, как невозможно сказать, отчего люди поют об утраченной любви, но никогда - о потерянных деньгах или должностях. Чтобы попытаться ответить на этот комплекс вопросов, нужно много знать; когда-нибудь человечество все это узнает, но пока оно еще располагает слишком недостаточной информацией, и поэтому не следует торопиться с выводами. Но, к сожалению, люди редко бывают терпимы к чужим мнениям. И во времена аббата Фариа, да и сейчас тоже...

Как только кабинет на улице Клиши стал известен в Париже и туда устремились тысячи любознательных людей (вход был чисто символический - 5 франков), недруги аббата набросились на недавнего узника замка Иф. Среди недругов были не только церковники (они составляли большинство), но и ученые. Ход рассуждений их был такой же, как у чеховского "Войска Донского отставного урядника Василия Семи-Булатова" - главного героя "Письма ученому соседу". Тот изложил свое кредо исчерпывающе четко: "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда". Меняются поколения, проходят эпохи, а подобная аргументация живуча, как никакая иная.

Ярость церковников и учёных, видевших в аббате Фариа исчадие ада, была столь испепеляющей, что аббат, чье здоровье было подточено и чья жизнь в общем уже висела на волоске, оказался перед дилеммой: продолжать свою деятельность и погибнуть или уйти в подполье и написать книгу о внушении. Измученный ударами судьбы, аббат выбрал второе. Кто может осуждать его? Кто кинет камень в Галилея, принужденного к показному покаянию?!

Аббат Фариа покаялся в грехах, получил малюсенький приход и стал вести обычную жизнь смиренного пастыря. Но за отрешенной от мира личиной старого священника скрывалась огненная душа, пылкий ум, ищущая ответа совесть. Тайком от окружающих Хосе Кустодио Фариа писал свою книгу - ту, что мы уже упоминали.

Аббат умер - книга жива. Имя ее автора почтительно вспоминают тысячи нынешних психотерапевтов всех стран и континентов. В Панаджи аббату поставлен памятник: над женщиной склонился священник, сейчас он скажет: "Спите" - и женщина заснет, а когда проснется, то будет здоровой и счастливой. Следы аббата затерялись в 1819 году. Позади были унижения и гонения, тюрьмы и замок Иф. позади были беды и горести, непонимание и зависть - словом, все то, что суждено великому человеку. Великому - значит, ищущему, бесстрашному, думающему об истине, а не о своем месте на ярмарке тщеславия. Тайна аббата Фариа не в обстоятельствах его биографии, неизвестных историкам и наверняка навсегда утраченных для потомков. Одной деталью больше - одной меньше, от этого мало что переменится. Тайна Хосе Кустодио Фариа в его таланте, в его мужестве, в поисках правды. Его тайна - это тайна любого гения, которого при жизни преследуют, угнетают, мучают, а потом делают знаменем, символом. Его тайна - это тайна любого, кто идет впереди времени, освещая горением своей мученической жертвенности путь потомкам.