2.4. Поведение людей при кратковременном акустическом стрессе

Акустический стресс "ударного" типа. В настоящее время широко обсуждаются пути предотвращения неблагоприятных для человека факторов, в ряде случаев возникающих при индустриализации производства в процессе урбанизации и т. д. [236].

Некоторые авторы указывают, что при весьма сильном шумовом воздействии (120 дБ и выше) у людей "могут возникнуть тягостные состояния: нарушения движений, головокружения, психозы" [207, с. 33]. Авторы указывают, что в производственной обстановке возникновение таких шумов возможно, в частности, вблизи работающих турбореактивных двигателей.

Накапливаются данные, свидетельствующие о том, что не только сильные звуковые воздействия, но и сравнительно малоинтенсивные длительные акустические факторы, действие которых продолжается или регулярно повторяется дни, месяцы и т. д., могут привести к дезадаптации, снижению производительности труда, к снижению надежности "человеческого фактора" в структуре производства и даже к возникновению патологических реакций в организме человека [207].

Сравнительно хорошо изучены физиологические и психологические механизмы восприятия и переработки звуковых сигналов, в частности несущих стрессогенную смысловую информацию. Ограничены сведения, характеризующие психические процессы при экстремальных акустических воздействиях, лишенных семантического содержания.

Акустические воздействия большой интенсивности могут оказывать разрушающее действие на ткани организма, вызывая клинические проявления стресса [94, 160, 236].

Звуковые сигналы, не достигающие разрушительной силы, могут вызывать стрессовое состояние за счет своих информационных характеристик. И это не только такие сигналы, как, например, словесные стрессогенные сообщения или другие звуковые условные сигналы тревоги и опасности. Могут стать экстремальными неожиданные или непривычные для субъекта акустические воздействия, в том числе воздействия неожиданной, непривычной громкости.

Можно предполагать, что экстремальное влияние неожиданного и громкого звука как сигнала, предвещающего опасность, сформировалось в процессе биологической эволюции. Такие воздействия, видимо, "включают" находящиеся всегда "наготове" сформированные филогенетически программы защитного реагирования [123]. Вероятность их "включения", форма и интенсивность возникающего при этом адаптивного реагирования зависят не только от внешних, акустических факторов, но и от биологической и психологической "готовности" субъекта к тем или иным адаптивным проявлениям, т. е. от степени астенизации, невротизма, тревожности и т. п.

Эффект неожиданности необходим для придания стрессогенного эффекта негромким акустическим сигналам. Громкие могут обладать экстремальностью, кроме того, за счет своей "непривычной" интенсивности. В. М. Мирзоевым и др. [198, 199] показано, что для определенного типа людей при достаточно большой громкости акустические сигналы "ударного типа" могут оставаться пугающими, стрессогенными после большого числа повторений.

К экстремальным акустическим сигналам следует отнести эмоциогенные звуки, сходные по своим частотно-тембровым характеристикам с некоторыми биологически значимыми звуками (крик ребенка, стон раненого и т. п.).

На протяжении последнего десятилетия проблеме экстремального действия на человека акустических воздействий ударного типа уделено особенно много внимания в связи с возрастанием их значения как неблагоприятного экологического фактора [293]. Изучено их воздействие на различные физиологические системы организма [27, 44, 63, 74, 154, 169,198,199, 235, 251, 257]. Вместе с тем до настоящего времени сравнительно мало исследований посвящается психологическим последствиям звукового стрессора [397, 549 и др.]. В этих работах обращалось внимание главным образом на отрицательные психологические эффекты при его продолжительном действии. Исследования влияний на психическую сферу звуковых воздействий "ударного" типа сравнительно немногочисленны и не позволяют составить достаточно полное представление о психических, эмоциональных и т. п. реакциях на эти влияния.

Основной задачей изложенных ниже экспериментальных исследований являлось определение особенностей эмоционально-двигательной активности в структуре поведенческих реакций в ответ на короткое экстремальное акустическое воздействие (исследования проводились совместно с Ю. М. Забродиным). При таком воздействии изучалась способность человека к интеллектуальной деятельности в 1-й серии экспериментов и поведенческие реакции во время бега - во 2-й. Учитывая тот факт, что ритмические сигналы различной модальности в отличие от однократных и непрерывных оказывают особое стрессогенное, затормаживающее (ступорогенное) действие [107, 418 и др.), нами был использован в качестве стрессора прерывистый звук - повторяющиеся акустические стимулы. Устройство, использованное в качестве их генератора, при каждой серии стимулов извергало выхлопные газы и вспышки огня. Так как испытуемые находились в непосредственной близости от него, то для них стрессогенным фактором могла явиться мнимая опасность этих выхлопов. Громкость каждого звукового стимула была в диапазоне от 120 до 130 децибелл, продолжительность 0,01 с. Стимулы предъявлялись с частотой 10 раз в сек. и повторялись не более 30 раз на протяжении одного воздействия.

Проведены две серии экспериментов. В первой серии испытуемые сидели в экспериментальной кабине на разных расстояниях от генератора звука и были заняты выполнением корректурной пробы (в ряде случае выполнением других психологических тестовых заданий).

Занятость испытуемого мыслительной деятельностью отвлекала его от ожидания звукового воздействия, способствуя тем относительной неожиданности этого воздействия. В экспериментах первой серии испытуемые размещались на разных расстояниях от генератора звуковых импульсов.

Если в первой серии экспериментов экстремальное воздействие оказывалось на относительно неподвижного (сидящего) человека, то во второй серии аналогичное воздействие оказывалось на испытуемых во время бега, т. е. при интенсивной мышечной нагрузке.

Эксперименты второй серии проводились следующим образом. Испытуемому предлагалось возможно быстрее бежать в течение 12-15 минут в направлении экспериментальной кабины. Вбежав во входную дверь, испытуемый должен был, не останавливаясь, пробежать через кабину. В тот момент, когда он наступал на пол кабины, включалось акустическое воздействие, прекращающееся только после прекращения давления на пол, т. е. в момент выхода испытуемого из кабины. Испытуемые были оповещены о возможном возникновении звука, но, чем обусловлены его начало и конец, они не знали. Таким образом, звуковое воздействие было для них сравнительно неожиданным.

В экспериментах первой серии принимали участие 46 человек, большинство неоднократно (до пяти раз). Эксперименты второй серии проводились однократно с каждым из 17 участвовавших в ней испытуемых. В экспериментах (до начала и после окончания звукового воздействия) регистрировались частота пульса и дыхания, величина артериального давления, проводилась кистевая и становая динамометрия.

В экспериментах первой серии в начале первого акустического воздействия у большинства испытуемых (у 36 человек) была отмечена кратковременная, развивающаяся на протяжении около 0,2 с. рефлекторная двигательная реакция в виде "вздрагивания" (резкого сокращения большинства соматических мышц). В разных частях тела могло доминировать сокращение либо мышц-сгибателей, либо разгибателей, в зависимости отчего проявлялся соответственно сгибательный (флексорный) либо разгибательный (экстензорный) тип движения.

У 19 человек в начале первой звуковой экспозиции возникала частичная экстензия конечностей (легкий взмах руками и "подскакивание" на стуле) и туловища (выпрямление спины, поднимание головы). Эта реакция сразу же сменялась флексорным движением, в результате которого испытуемые оказывались в позе "съежившись": сидя согнувшись, вобрав голову в плечи с прижатыми к телу согнутыми в локтях руками. У 22 испытуемых флексорная реакция с принятием указанной позы возникала в начале первого воздействия, минуя экстензорную реакцию. "Вздрагивание" у 5 человек происходило в виде флексии туловища и рук при частичной экстензии нижних конечностей: человек слегка подскакивал на стуле, прижав при этом согнутые руки к туловищу. В ряде случаев движение по типу "вздрагивания" отчетливо проявлялось только в какой-либо одной части тела (руки, голова). После "вздрагивания" испытуемые в большинстве случаев замирали в позе "съежившись", сохраняя такое положение при продолжающемся воздействии и часто некоторое время после его окончания.

У 10 испытуемых не удалось обнаружить проявлений рефлекторной двигательной реакции по типу "вздрагивания". Трое из них при опросе сообщили, что в момент акустического воздействия они испытали своеобразное внутреннее "вздрагивание", "внутри тела все вздрогнуло и напряглось" (из отчета испыт. Ж.). Один испытуемый (П.) рассказал, что очень боится всяких громких, резких звуков. Со страхом он ожидал звукового воздействия в описываемом эксперименте. "...В ожидании все напряглось внутри. Когда грохнуло, волна болезненного напряжения разлилась по всему телу. Было неприятно до боли, и в то же время какое-то удовлетворение вроде радости, потому что не очень-то и страшно, да и ожидание кончилось". Некоторые испытуемые (8 человек) во время звукового воздействия напряженно выпрямлялись, осматриваясь вокруг.

После окончания первого акустического воздействия двигательные реакции испытуемых были разнообразны. Можно было выделить следующие отличающиеся друг от друга формы двигательной активности:

1) многие испытуемые (32 человека) после окончания воздействия оставались некоторое время (1-7 с.) неподвижными (в состоянии "оцепенения"), сохраняя позу "съежившись". Некоторые из них как бы с трудом преодолевали скованность движений, возникшую во время акустического воздействия. Это "преодоление", согласно отчетам испытуемых, сопровождалось субъективно неприятными, дискомфортными ощущениями. При этом у нескольких человек движения были как бы нарочито подчеркнуты, утрированы. Простые обиходные движения выполнялись осмысленно и были несколько неуклюжими, неловкими и подчас замедленными. Некоторые испытуемые сообщали, что несколько минут после первого экстремального воздействия они продолжали испытывать субъективно неприятное, дискомфортное ощущение в виде "сохраняющегося чувства страха", а также, что наряду с ним возникало эмоционально положительное "чувство избавления от опасности" (из отчета испыт. К.).

2) В одном случае внимание экспериментатора было привлечено неестественной неподвижностью испытуемого, застывшего после окончания акустического воздействия с полусогнутыми руками, расположенными перед грудью. После того как испытуемый не ответил на обращенный к нему вопрос, экспериментатор взял и потянул испытуемого за руку. Выпрямленная таким образом рука еще 1,5-2 секунды продолжала висеть в воздухе, после чего испытуемый, как бы очнувшись, со смущением стал рассказывать о пережитом чувстве испуга и дискомфорта.

3) У 28 испытуемых после окончания "оцепенения", продолжавшегося после акустического воздействия примерно 0,5 с., отмечалось выраженное в той или иной степени эйфорическое возрастание поведенческой активности. Испытуемые вставали, оживленно и радостно жестикулируя, начинали рассказывать о своих переживаниях. Эйфоризация поведения часто продолжалась более 30 минут после воздействия.

4) Было отмечено, что движения некоторых испытуемых стали избыточно размашистыми, неточными. Испытуемых не смущала такая неловкость их движений.

5) У трех испытуемых после акустического воздействия возникло и сохранялось более получаса снижение двигательной активности при усилении потоотделения и жалобы на "слабость во всем теле". При этом движения у них были вялыми, замедленными по сравнению с исходным статусом, голос с "плаксивыми" интонациями. Подобные катаплексоидные явления были более заметно выраженными у одного испытуемого (см. ниже).

6) У многих испытуемых (у 34 человек) некоторое время после акустического воздействия имело место мышечное дрожание (тремор). Оно могло проявляться на фоне как повышенной, так и пониженной двигательной активности. Было заметно дрожание рук. У двух человек имело место дрожание нижней челюсти - "зуб на зуб не попадает" (высказывание испыт. К.). Восемь человек сообщили о "внутренней" дрожи - "все поджилки трясутся" (высказывание испыт. С.). Одни испытуемые не замечали у себя тремора, другие замечали, но не обращали внимания, третьи смущались и пытались его скрыть или уменьшить.

Следует отметить, что анализ адекватности самооценочных суждений испытуемых показал, что во многих случаях у них имела место диссимуляция, вероятно не вполне ими осознаваемая. Испытуемые не замечали отмеченных у них экспериментатором двигательных реакций и не могли их вспомнить впоследствии, тогда как эти реакции были зафиксированы в протоколе наблюдения. Часто экспериментатору было трудно сосредоточить внимание испытуемых на самооценке имевшихся у них эмоционально-двигательных реакций.

Таким образом, среди многообразия изменений двигательной активности, имевшей место после экстремального акустического воздействия, можно было выделить следующие основные формы двигательных реакций: первоначальное кратковременное напряжение мускулатуры тела с преобладанием тонуса либо флексоров, либо экстензоров в тех или иных частях, т. е. "вздрагивание"; последующая заторможенность движений, т. е. своего рода дискоординация движений "во времени"; кроме того, проявления незначительной мышечной напряженности, которая также могла являться причиной дискоординации движений; кратковременное состояние, напоминающее "восковую гибкость"; состояние, отличающееся расслабленностью мышц; дрожание мышц тела (тремор) могло наблюдаться на фоне вышеперечисленных двигательных реакций; активизация поведенческой активности часто с явлениями эйфории (у ряда лиц наряду с этим имели место гиперригидность движений, тремор и др.).

При повторных дробных звуковых воздействиях обращала внимание различная у разных испытуемых направленность изменений субъективной оценки экстремального воздействия.

У большинства испытуемых уже во втором для них испытании и тем более при последующих акустические воздействия уменьшали свое стрессогенное действие. Об этом свидетельствовали результаты наблюдений, самоотчеты испытуемых, данные регистрации физиологических показателей, а также показатели выполнения испытуемыми корректурной пробы. Так, при повторном эксперименте у 39 человек отсутствовали внешние проявления испуга и какие-либо двигательные реакции, имевшие место у них при первом воздействии.

У пяти человек в трех-пяти экспериментах повторялось "вздрагивание". Испытуемые сообщали, что эта реакция при повторном воздействии либо не сопровождалась чувством испуга, либо он был незначительным и сочетался с чувством возбуждения, "веселости". Начиная со второго эксперимента практически все испытуемые удовлетворительно выполняли корректурную пробу во время и после акустических воздействий.

Наконец, у трех испытуемых наблюдалась противоположная направленность изменения реакций. Выраженность эмоционально-двигательных реакций при повторении акустического стрессора у них не снижалась, как у испытуемых, реакции которых описаны выше, а, напротив, возрастала. Имевшие место у этих трех человек при первом воздействии чувство испуга, флексорная двигательная реакция с принятием позы "съежившись" или позы с "замиранием" при повторных акустических воздействиях становились более выраженными. Испытуемые связывали это с появлением уже при втором воспроизведении прерывистого звука субъективно неприятного, дискомфортного чувства. Это чувство, по их словам, как бы содержало и внутреннюю напряженность, и непреходящее чувство страха, появившееся после первого воздействия, и тягостное чувство ожидания стрессора с нарастающим беспокойством и т. д. Подобное дискомфортное чувство слегка усиливалось при каждом повторении прерывистого звука, приобретало, согласно самоотчету этих испытуемых, некоторое сходство с болевым ощущением. Только после уговоров лица с подобными реакциями соглашались принимать участие в повторных экспериментах с акустическим воздействием.

Несмотря на нарастание негативных эмоций и двигательной заторможенности, эти трое испытуемых, так же как и большинство других, начиная со второго эксперимента удовлетворительно выполняли корректурную пробу.

Из отчета испытуемого У. "...в ожидании грохота внутри все сжимается и холодеет. Когда я анализирую это чувство, то кажется, что в нем сочетаются два желания: первое - скорей бы уж грохнуло, второе - чтобы лучше не грохотало... Когда, наконец, раздается звук, то нет разрядки неприятного чувства ожидания. Оно как бы перерастает в очень неприятное, почти болезненное ощущение внутреннего потрясения. В этот момент трудно собраться, чтобы выполнять задание (примечание - корректурную пробу), но эта работа немного отвлекает".

Эта группа лиц отличалась нарастанием эмоционально-двигательных реакций, которые можно рассматривать как проявление преимущественно пассивного эмоционально-двигательного реагирования (флексорные двигательные реакции, постуральная реакция "замирания", замедленное выполнение тестовых заданий, дискомфортное чувство беспомощности и т. д.).

Итак, исследования с повторным применением прерывистого акустического экстремального воздействия показали, что изменения поведения людей и их работоспособности более вероятны при первом применении такого воздействия. Это обусловлено эффектом его необычности, его неожиданной экстремальности. В структуре поведения при этом как бы "разряжается" установочная боязнь потенциальной или мнимой опасности этого воздействия.

В экспериментах первой серии испытуемые были ограничены в возможности перемещения. В связи с этим были ограничены возможности анализа двигательных реакций. Исследование таких реакций экстремальных акустических воздействий было проделано во 2-й серии экспериментов.

В экспериментах второй серии во время бега при действии на испытуемых сильного, прерывистого акустического воздействия были обнаружены два типа изменения структуры движений. У семи человек (первая группа) возникало "наслоение" экстензорной реакции конечностей и туловища на структуру движений. С началом воздействия эти люди как бы подпрыгивали на бегу, вскинув руки в стороны - вверх, после чего их бег ускорялся за счет увеличения частоты и амплитуды движений. Изменения движений во время бега у других пяти испытуемых (вторая группа) характеризовались увеличением флексии (сгибания) конечностей и туловища. Когда раздавался дробный сильный звук, эти испытуемые пригибались и, слегка присев, продолжали бежать в несколько замедленном темпе. Отчетливых изменений в структуре бега у трех человек (третья группа) обнаружить не удалось.

Результаты опроса показали, что у всех испытуемых во второй серии экспериментов акустическое воздействие вызывало чувство испуга. Девять человек испытывали растерянность, у четырех из них это чувство сопровождалось некоторой дезориентацией в пространстве и частичной утратой представления о том, что им надлежит делать дальше. Из отчета испытуемого С.: "Запыхавшись, я вбежал в домик (примечание: в экспериментальную камеру). Тут раздался грохот. Это было неожиданно потому, что пока бежал - я совершенно забыл, что должно грохнуть. От неожиданности я испугался. Дальше бежал машинально, не соображая, что делаю". Из отчета испытуемого Ч.:"Я ждал этот звук, все же он раздался неожиданно. Наверно поэтому два чувства сразу возникли во мне: я вздрогнул от страха, и в то же время мне стало смешно. Я подумал: чего это я испугался. Чувство страха и дрожь внутри долго не проходили, и в то же время я переживал радостный подъем, потому что успешно прошел испытание звуком".

В период последействия акустического экстремального фактора, после прекращения бега обращала внимание значительная возбужденность испытуемых, проявлявшаяся в активизации эмоционально-двигательных и речевых реакций, а у отдельных испытуемых и во вторичном угнетении последних. Практически все испытуемые, несмотря на утомление после бега, продолжали некоторое время после окончания эксперимента ходить, оживленно обмениваясь мнениями с товарищами, ранее закончившими эксперимент. Для одних, главным образом из состава первой группы (см. выше), были характерны следующие особенности поведенческой активности: избыточная жестикуляция; резкость и размашистость движений; кажущаяся нарочитой аффективность поведения - "веселость", "бравада" и т. п.; блеск в глазах, повышенная речевая активность. У других испытуемых активизация движения при эмоциональном оживлении как бы наслаивалась на общую скованность движений. У этих испытуемых при неординарных движениях (перешагивание углублений почвы, резкий поворот при ходьбе, ходьба в условиях пересеченной местности; необходимость нагнуться, чтобы не зацепиться головой за ветви дерева и т. п.) становилась заметной неловкость движений. При опросе испытуемые сообщали, что у них после эксперимента - "нерассчитанность движений", походка "как на деревянных ногах", "дрожь в коленках" и т. д. У некоторых эти явления вызывали чувство смущения; у большинства критическое отношение к этим явлениям было понижено или отсутствовало.

У отдельных испытуемых преобладало возникшее либо во время акустического воздействия (вместе с испугом), либо через некоторое время после окончания эксперимента чувство общей слабости. Иногда оно сочеталось с повышением потливости, ознобом, чувством обиды.

Обращает внимание то, что поведение испытуемых в периоде последействия в экспериментах 2-й серии отличалось от поведения в аналогичном периоде в экспериментах 1-й серии заметно более выраженными (и проявляющимися в большем числе случаев) положительными, экстатическими эмоциями. Чувство радостного оживления в ряде случаев, как сообщали испытуемые - участники 2-й серии экспериментов, наслаивалось у них на еще не прошедшее неприятное ощущение пережитого испуга. Возникало двойственное переживание, при котором доминировали позитивные эмоции. В отличие от этого у испытуемых, сравнительно неподвижных (во время экспериментов первой серии) в периоде последействия акустического стрессора в значительном числе случаев имели место негативные переживания. Это наблюдение свидетельствует в пользу того, что в периоде последействия кратковременного стрессора интенсивная мышечная нагрузка (тем более в случае успешного завершения деятельности, связанной с этой нагрузкой) способствует активизации позитивных эмоций. Этому способствуют индивидуальные особенности, психологическая установка, особенности среды, действующего фактора и пр.

На качество выполнения корректурной пробы в экспериментах с акустическим стрессором оказывает влияние не только само довольно интенсивное звуковое воздействие, не только неожиданность начала воздействия, которая была весьма относительной и сравнительно сходной при повторных экспериментах, но главное- "незнакомость" первого воздействия, точнее, неожиданная "незнакомость" первого звучания громкого звука. Стрессогенный эффект создавала также мнимая опасность устройства, издающего прерывистый звук и расположенного в непосредственной близости от испытуемых.

В первом эксперименте с первой секунды действия звука у всех 46 испытуемых выполнение теста непроизвольно прерывалось. Двенадцать человек начиная с 3-5-й секунды после начала воздействия пытались продолжать выполнение пробы. Семеро из них сразу прекратили ее, по их словам, из-за невозможности фиксации взгляда на тексте или из-за затруднений при удерживании карандаша на нужной строке, видимо, вследствие нарушений окуломоторики и из-за дискоординации движений рук и тремора. Восемнадцать человек с момента начала воздействия и до конца эксперимента не выполняли пробу, как потом они сообщили, забыв о ней; 14 испытуемых помнили о задании, но, по их словам, им "было не до нее"; 16 человек в периоде с 15-й секунды по 120-ю секунду после окончания воздействия вновь приступили к выполнению корректурной пробы. Они выполнили ее медленнее и с большим числом ошибок, чем до начала воздействия. В среднем для этих 16 человек производительность работы по выполнению пробы после воздействия составила 12% по сравнению с их производительностью до воздействия. Число ошибок возросло, появились такие ошибки, как пропуск строки или потеря просматриваемой строки и т. п.

Повторные звуковые воздействия намного меньше влияли на выполнение корректурной пробы. Уже при второй акустической экспозиции ни один испытуемый не прекратил ее выполнение. Приостановка корректуры возникала у ряда людей на первых секундах акустического воздействия. Затем выполнение пробы продолжалось в большинстве случаев в замедленном темпе. При последующих звуковых воздействиях качество выполнения корректурной пробы у ряда испытуемых практически нормализовалось.