Глава 3. Волновая структура мира и принципы голографической психофизики

Сложившаяся веками в науке привычная для нас физическая картина мира предполагает существование отдельных объектов, которые связываются между собой лишь тогда, когда между ними имеет место механическое взаимодействие или взаимодействие с помощью поля. На принципе дискретности основывается и понимание работы мозга.

Такому принципу дискретности противостоит физика микромира, согласно которой элементарные частицы - не только корпускулярные, но и волновые образования. Частица, обладающая волновыми признаками, теряет свойство четкой локальности: она может существовать во всей Вселенной.

Выдвинута гипотеза о возможном существовании микрообъектов одновременно в различных частях пространства. В этом не воспринимаемом нами микромире мы еще можем допустить такую странность, как пребывание каждого из его элементов во многих точках Вселенной.

Другое дело - окружающие нас макрообъекты. В отношении них у нас есть личный опыт, требующий от нас полной определенности относительно местоположения предметов в пространстве. Если этот стол стоит в кабинете, то он не может находиться в спальне, в столовой и так далее. Что же касается пребывания этого стола вне Земли, в различных точках пространства, то возможность такого пребывания полностью исключена.

Однако находятся физики, которые утверждают, что и макрообъекты являют собой волновые структуры и могут пребывать одновременно в любой точке мироздания. При этом допускается, что в определенной точке пространства этой волны больше, чем в других: стол, который стоит в кабинете, пребывает и везде, только в кабинете его больше.

Гипотеза нелокальности макрообъектов нашла свое подтверждение в голографии. С ее помощью можно получить целостное объемное изображение объекта. Методом специальной съемки сначала можно получить фотопластинку, на которой изображены полосы и пятна, не имеющие ничего общего с фотографируемым объектом. Если же такую пластинку поставить под луч лазера, то невдалеке от нее в пространстве появится объемное изображение объекта: его в отличие от фотографии можно обойти со всех сторон и рассмотреть все его точки. Если ее разбить и взять только половину, то предмет все равно будет воспроизведен в пространстве, только с меньшей отчетливостью. Даже маленького кусочка такой пластинки, помещенного под лазерный луч, вполне достаточно, чтобы в пространстве появилось объемное изображение предмета.

Физики полагают, что голограмма объекта - стоячая световая волна. Допускается возможным распространить голографический принцип на область макрообъектов и рассматривать каждый предмет как волновую структуру (стоячую волну), подобную оптической голограмме.

Р. Ф. Авраменко и В. И. Николаева (309) рассмотрели такую модель мира, в которой он являет собой гигантскую голографическую пластинку. Эта модель оказывается приемлемой, если допустить (это допущение реально), что Вселенная имеет форму гиперсферы, где каждый предмет, будучи стоячей волной и находясь в определенном месте пространства, одновременно находится во всех точках Вселенной (309).

Голографическое представление мира и в особенности принцип нелокальности имеют глубокий мировоззренческий и методологический смысл. Если все объекты Вселенной находятся (в скрытой от наблюдателя волновой форме) в любой точке пространства, значит, явления ясновидения и дальновидения объяснимы: достаточно обеспечить в данной точке пространства необходимую фокусировку, которая позволила бы наблюдателю обнаруживать скрытые в каждой точке волновые структуры объектов, находящихся на большом от него расстоянии.

Такое явление, как мгновенное узнавание, нельзя понять, если ограничить себя представлением о мозге как просто о множестве системно организованных клеток.

Действительно, я взглянул на человека и сразу узнал в нем своего знакомого. Почему попавшее на сетчатку и в мозг впечатление от этого человека попало именно в ту ячейку памяти, в которой хранился его образ? Такая скорость процесса опознания исключает последовательный перебор ячеек памяти. Феномен мгновенного узнавания подсказывает, что между той инстанцией, в которую пришло впечатление, и той, в которой хранился образ, существует такое взаимодействие, которое позволяет извлечь материал памяти без его последовательного поиска. А это, в свою очередь, предполагает наличие между этими инстанциями взаимодействия по принципу внутри мозгов ого радио.

Видимо, в клетках (и молекулах) мозга существуют такие процессы, которые обеспечивают дистанционные взаимодействия между различными системами мозга. Допустимо, что эти же процессы могут оказаться основой взаимодействия мозга с внешним миром и, в частности, с мозгом других людей. О том, что такого рода процессы реальны, говорят исследования, направленные на использование квантовой механики при анализе работы мозговых клеток и их систем: в мозге человека разыгрываются и квантово-механические процессы.

Известное и физиологии и кибернетике представление, что образ объекта кодируется с помощью двоичного состояния нервных клеток (возбужденного и заторможенного), ныне не может считаться удовлетворительным: каждая клетка воспринимающих корковых полей способна к отображению различных качеств предметов - цвета, звука, пространственных очертаний и т. п.

Предметы внешнего мира могут быть рассмотрены по своим пространственным свойствам как системы искривлений, или, говоря на волновом языке физики, как некоторые системы распределения амплитуд. Отсюда гипотеза о том, что построение пространственных свойств объекта при восприятии может быть рассмотрено как процесс возникновения некоторой стоячей волны, подобной висящему в воздухе голографическому изображению. Распределение амплитуд в этой волне-восприятии соответствует кривизне отображаемого объекта.

Человек действует в определенном физическом мире, свойства которого, его глубинная структура не могут не оказывать определяющего влияния на формы его психической активности, в частности на процессы восприятия. Если Вселенная - гигантская голографическая и квантово-механическая система, то и психика (отраженный мир), регулирующая поведение человека и животных, видимо, должна содержать в себе элементы голографии, имеющей квантово-волновую природу.

Если принять эту точку зрения, то информационные зашей на соответствующих молекулах в нервных клетках целесообразно рассматривать как совокупность голограмм, каждая из которых, не будучи еще образом объекта, являет собой основу для возникновения образа: образ может возникнуть при прохождении через записи голограммы некоторого специального подсвечивания, подобно тому как с помощью лазерного луча подсвечивается пластинка в оптической голографии.

Отсюда понятно, почему на уровне молекул и осуществленного с их помощью кодирования не может быть прямой адекватности кодовой записи и отражаемого в этой записи объекта. Если сопоставить воссоздаваемый с помощью голограмм объект с той голографической записью, которая имеет место на голографической пластинке, то также не будет никакого видимого соответствия между объектом и способом его кодирования. Вместе с тем само голографическое изображение, возникающее при просвечивании голограммы лазерным лучом, обнаруживает полное совпадение своих пространственных особенностей с особенностями отображаемого объекта.

Предлагаемая квантово-волновая гипотеза не только имеет под собой основу в современном естествознании (332). Она имеет и определенный общенаучный смысл, поскольку в этой гипотезе на конкретно-научном уровне решается вопрос об адекватности в норме психического отражения своему объекту.

Для преодоления концепции изоморфизма в понимании процесса отражения мозгом объекта необходимо преодолеть тот принципиальный иероглифизм, который имеет место в отношении проблемы биоинформации.

Преодолеть же иероглифизм не так просто. Если, например, сопоставить генетический код, выраженный на языке молекул, то между этим кодом и пространственными особенностями кодируемого организма (формой головы, ушей и т. д.) нельзя найти никакого сходства. Между элементами пространственной структуры организма и элементами генетического кода можно найти лишь изоморфные отношения. Если рассматривать наиболее изученный молекулярный уровень кодирования информации в живых системах, то указанный изоморфизм может рассматриваться как некий общий принцип современной биологии.

Развиваемая здесь волновая (голографическая) точка зрения позволяет указать на тот фундаментальный уровень живой материи, на котором приобретает совершенно конкретный естественнонаучный смысл общенаучный принцип прямой адекватности образа отображаемому объекту. Таким образом, основанная на представлениях современной физики гипотеза квантово-волнового кодирования образа, осуществляемого с помощью мозга, позволяет преодолеть барьер изоморфизма и иероглифизма в современной биологии. Здесь необходимо еще раз вспомнить о единстве информационных процессов в жизни и психике.

Однако конкретная реализации указанного физического подхода в психологии связана с очень большими трудностями: психологическая регуляция деятельности не есть лишь воспроизведение совокупности отображенных объектов, но включает в себя построение моделей таких объектов или их совокупностей, которые не воспринимались ранее человеком. Иначе говоря, процесс информационного моделирования мира как процесс, регулирующий деятельность, должен быть процессом творческим.

С точки зрения волновой психофизики это означает, что построенная с помощью мозга волновая модель объекта должна иметь обратную связь с соответствующей голографической записью в нейронах. То есть должен быть механизм, который, преобразуя эту запись в соответствии с поставленной целью, изменял бы в нужном направлении структуру модели. Кроме того, должна быть такая регулирующая инстанция, которая могла бы сопоставлять измененную модель с целью и прекращать процесс (при достижении цели) или продолжать его в нужном направлении.

Когда рассматривается возможный способ физического кодирования образов и моделей как проявлений психической деятельности, то не нужно понимать, что их состав ограничивается лишь чисто пространственными структурами, лишь картинками объектов. В структуру моделирующих процессов входит функционирование связей и отношений. Волновой язык должен рассматриваться и как язык кодирования связей и отношений, входящих в структуру моделирующих процессов.

Иерархия осуществленных на этом языке голографических записей должна соответствовать нейропсихологической карте мозга. В этой карте имеются зоны, связанные с непосредственным восприятием, имеются и более высокие уровни, которые обеспечивают процесс установления отношений между объектами. Существуют и еще более высокие уровни, связанные с планированием преобразования внешней среды, с формированием цели, ее кодированием и динамикой. Все эти уровни должны иметь свою модификацию волновой записи.

Реализация голографического принципа предполагает, однако, разработку и анализ ряда сложнейших проблем, связанных с функционированием мозга как органа, регулирующего поведение животных и человека.

Но прежде всего необходимо доказать волновой характер высших психических процессов человека и главным образом таких специфических человеческих видов деятельности, как мышление и связанные с ним волновые процессы.

В этой связи большой интерес представляет идея резонансных явлений в центральной нервной системе (330, 320). Согласно точке зрения А. А. Ухтомского, резонансные взаимодействия между различными нервными центрами формируются в процессе отражения мозгом окружающей действительности.

Эта идея резонансных процессов в нервной системе, развиваемая замечательным русским физиологом, позволяет предположить, что между составными частями системы интеллектуальной саморегуляции осуществляются информационные взаимодействия, по типу близкие к резонансным. Для доказательства гипотезы резонансного управления в системе интеллектуальной саморегуляции целесообразно проанализировать временные параметры высших психических процессов. Среди этих процессов наиболее измеряемыми оказываются различные компоненты речевой деятельности. Думается, что анализ времени осуществления высших проявлений речевых автоматизмов и сопоставление этого времени с временем реакции позволят выявить резонансный характер актуализации речевых единиц и тем самым приблизиться к пониманию волновой основы высших психических процессов.

С точки зрения методики, позволяющей выявить волновые (резонансные) взаимодействия, большой интерес представляет деятельность синхронного переводчика. Эта деятельность предполагает высшую форму речевого общения, высшее владение речевыми автоматизмами. Синхронный переводчик осуществляет перевод с одного языка на другой со скоростью, близкой к скорости того процесса громкой речи, которая осуществляется при обычном разговоре.

Для того чтобы такая скорость речевой деятельности была возможна, синхронному переводчику необходимо актуализировать слова и грамматические структуры того языка, на который он должен переводить, почти одновременно со словами и грамматическими структурами того языка, с которого этот перевод осуществляется.

С точки зрения организации психологического эксперимента, демонстрирующего волновую природу психологического кодирования, целесообразно вычленить некоторые существенные компоненты синхронного перевода и затем подвергнуть их лабораторному экспериментальному анализу. Интересно проследить, например, с какой скоростью актуализируются соответствующие русские слова, если произносятся слова иностранные. Для получения более четких экспериментальных результатов целесообразно организовать опыты таким образом, чтобы каждое подаваемое слово было бы случайным. В противном случае у переводчика может возникнуть установка на появление слова, относящегося к ограниченной лексической группе. Каждое подаваемое слово должно быть адресовано ко всему словарному запасу переводчика. Именно в этом случае может возникнуть ситуация актуализации элемента опыта из практически бесконечного числа элементов. Такой эксперимент по исследованию речевой деятельности может быть сопоставлен с классическими экспериментами по скорости реакции.

После возникновения теории информации возрастание времени реакции при увеличении числа альтернатив стало связываться с возрастанием информации, подсчитываемой по известной формуле Шеннона. Такое возрастание времени реакции при возрастании числа альтернатив было названо законом Хика.

Однако дальнейшие исследования показали ограниченность действия закона Хика. Было установлено, что уже после десяти сигналов время реакции перестает возрастать (314). Это значит, что уже в условиях реакции выбора при определенном количестве сигналов процесс активного выбора реакций сменяется процессом, имеющим существенно иной механизм.

Переводчик в эксперименте со случайной подачей иностранных слов может быть уподобен испытуемому в таком опыте с измерением времени реакций, в котором он должен быть готовым отреагировать одной из имеющихся у него нескольких сотен или тысяч реакций при возникновении одного из возможных нескольких сотен (тысяч) сигналов. Будет ли в данном случае время его речевой реакции перевода существенно, во много раз отличаться от времени двигательной реакции в условиях эксперимента с несколькими кнопками или сигналами?

Переводчик оперирует не только со словами, но и с речевыми структурами, грамматическими формами. Здесь возникает вопрос о временных параметрах актуализации грамматических форм в эксперименте, в котором требуется как можно быстрее опознать речевую структуру. Представляло интерес выяснить, какие существуют временные различия между актуализацией слов и актуализацией речевых структур.

Во многих исследованиях по педагогической психологии содержится идея свертывания и автоматизации операций при достижении человеком высшего уровня мастерства в том или ином виде деятельности. Согласно этой точке зрения, состав, язык операций, действий остается прежним. Речевая же деятельность синхронного переводчика позволяет предположить, что высший уровень овладения деятельностью предполагает качественно иной, волновой язык процесса, который именно на этом высшем уровне обнаруживает себя в полной мере.

Временные параметры речевых реакций переводчиков определялись в условиях лабораторного эксперимента, в котором в качестве испытуемых участвовали студенты II-III курсов иностранного факультета университета (исследование Д. В. Балубовой и др.) (310). Количество английских слов, входящих в активный словарь этой категории испытуемых, превышало одну тысячу. Последовательности из тридцати английских слов, которые предъявлялись испытуемым для перевода, составлялись на основе случайной выборки. Инструкция первой серии опытов требовала, чтобы при предъявлении английского слова испытуемый как можно скорее отвечал адекватным русским словом. Слова в первой серии предъявлялись в двух вариантах - на слух и для зрительного восприятия. Оба варианта записывались на магнитофон. Время речевой реакции перевода определялось с помощью измерения длины магнитной ленты, прошедшей между предъявлением слова и началом ответа испытуемого. Для каждого испытуемого подсчитывалось среднее время его реакции перевода по тридцати словам. Совокупность всех значений времени перевода была объектом анализа в первой серии. 36

Во второй серии экспериментов определялось время распознавания грамматических структур. В опытах этой серии испытуемым предлагались английские фразы, состоящие из шести или восьми слов. Инструкция требовала определить содержащуюся в этих фразах грамматическую структуру за минимально короткое время и назвать вид этой структуры. Всего было три структуры. Фразы предлагались как для зрительного, так и для слухового восприятия. Фразы были составлены таким образом, что заканчивались на основном элементе грамматической структуры; это лишало испытуемого дополнительного времени обдумывания при зрительном или слуховом восприятии фразы.

В таблице 1 приведены полученные в двух сериях эксперимента материалы. Как видно из таблицы, между показателями реакции перевода отдельных слов при зрительном и слуховом восприятии обнаруживается существенная разница: за исключением отдельных испытуемых, при слуховом восприятии слов у большинства время реакции короче, чем при восприятии зрительном. Это соответствует данным о времени зрительных и слуховых реакций (333).

Таблица 1. Время актуализации английских слов и грамматических структур, с

Особенно резкие различия в скорости реакции между зрением и слухом были обнаружены во время распознавания грамматических структур. Реакция на английские фразы при зрительном их восприятии оказалась значительно длительнее, чем при слуховом восприятии. Поскольку эти различия связаны, по-видимому, с особенностями процесса чтения и физиологическими процессами, происходящими в зрительном анализаторе, а также в связи с тем, что нас интересует прежде всего центральное звено актуализации прошлого опыта, мы исключили время зрительных реакций на грамматические структуры и ограничились лишь рассмотрением реакций при слуховом восприятии.

Как уже говорилось, число распознаваемых грамматических структур в настоящем эксперименте равнялось трем. Поскольку первая структура могла длительнее анализироваться в силу ориентировки, а третья структура распознавалась слишком быстро, было решено при рассмотрении материала второй серии подвергнуть анализу показатели времени реакции лишь второй грамматической структуры при слуховом восприятии английских фраз.

Рассматривая таблицу 1, мы видим, что основное количество значений времени перевода отдельных слов приходится на показатели времени реакции меньше 0,4 с. Таких значений времени при слуховом восприятии слов оказалось 70%. 43% составили показатели, не превышающие 0,5 с, 23% - показатели меньше 0,4 с. Наименьший показатель был обнаружен у испытуемого Б. Н. - 0,32 с. Что касается числа показателей, больших 0,7 с, то их при слуховом восприятии слов оказалось всего три случая, т. е. 10% показателей.

Как уже говорилось, в соответствии с литературными данными о времени реакций длительность реакций при зрительном восприятии слов в массе своей существенно превысила длительность реакций при слуховом восприятии. Однако ни у кого из наших испытуемых среднее время распознавания английских слов, предъявленных для зрительного восприятия, не достигло 1 с.

Количество показателей времени реакции при зрительном восприятии слов меньшее, чем 0,7 с, составило всего 23%. 50% показателей в этом варианте опыта составили значения, не достигшие 0,8 с, и 50% значений пришлось на величины времени в промежутке между 0,8 и 0,99 с.

Что же касается показателей времени реакции при слуховом распознавании грамматических структур, то значения этих показателей также не превышали 1 с. Распределение времени реакции при распознавании грамматических структур похоже на распределение времени реакции при переводе отдельных слов на основе их зрительного вое приятия. Также оказалось, что число значений, меньших 0,8 с, составило 50%. 50% показателей составили те значения, которые были между 0,8 и 0,99 с. Что же касается значений времени реакции, меньших 0,6 с, то таких значений оказалось всего три случая - 10%. Такова общая количественная характеристика времени реакций при переводе слов и грамматических структур, представленных в обобщающей таблице.

Полученные экспериментальные данные приобретают смысл при сопоставлении их с известной в психологии длительностью простых психических процессов. Так, время прочтения слова, согласно исследованиям Кэтелла, близко к 0,43 с (333). Если сравнить полученное в наших опытах среднее время перевода отдельных слов при слуховом их восприятии с этой величиной, то можно сделать вывод о том, что время перевода отдельного слова практически совпадает со временем его прочтения на английском языке. Иначе говоря, сам процесс перевода происходит мгновенно.

Вторым моментом, выступившим в анализе полученных экспериментальных материалов, оказался факт неприменимости закона Хика к процессу актуализации лингвистических единиц. Уже говорилось выше, что этот закон перестает действовать при определенном количестве сигналов и реакций в эксперименте с реакцией выбора. Особенно разительно неприменимость закона Хика к анализу сложной реактивной деятельности человека проявляется в нашем эксперименте, в котором имеют место сотни и тысячи альтернатив. Если иметь в виду, что среднее время реакции при десяти сигналах составляет 0,62 с, то окажется, что основная масса значений времени речевых реакций при огромном, практически бесконечном количестве альтернатив лежит ниже этой величины.

Объем словаря и количество возможных сигналов в ситуации проведенного эксперимента таковы, что для объяснения полученных временных данных не может быть использована та модель последовательного представления реакций, их оценки и выбора их оптимальной, которая берет свое начало от Ф. Дондерса.

Невозможность в этих условиях последовательной деятельности по представлению различных вариантов и выбору из них наилучшего следует из сопоставления времени адекватных реакций на одиночные слова и речевые структуры со временем простой двигательной реакции на звуковой сигнал (0,14 с). Полученные в эксперименте длительности лишь в 3-6 раз превышают время простейшего психологического явления, в то время как количество хранимых в памяти реакций (адекватных русских слов) и число возможных сигналов (случайно подаваемых английских слов) более тысячи. Полученные экспериментальные данные позволяют вместо последовательности перебора возможных реакций предложить иную модель актуализации прошлого опыта. Эта модель предполагает, что каждый входящий сигнал воздействует на всю совокупность прошлого опыта; в результате актуализируется та реакция (в нашем эксперименте то слово), которая адекватна пришедшему сигналу. Здесь возможна следующая аналогия: при воздействии определенным звуком на все струны рояля начинает вибрировать та струна, физические параметры которой соответствуют этому звуку. Именно такое взаимодействие в физике носит название резонансного взаимодействия. Следовательно, материалы проведенного эксперимента свидетельствуют в пользу волнового способа кодирования в психической деятельности.

Можно было бы привести много примеров резонансного управления, а следовательно, и волнового кодирования информационных процессов мозга. О реальности волновой психофизики говорят экспериментальные и теоретические материалы. Однако уже данных приведенного исследования достаточно для того, чтобы ощутить реальность волновых процессов, обеспечивающих регулирующую работу мозга.

Разумеется, самого факта резонанса в мозговых процессах еще недостаточно для доказательства голографической природы образов и мыслей человека. Факты резонансных, основанных на волновом кодировании взаимодействий лишь в определенной мере повышают вероятность голографических моделей.

Прямым доказательством существования мозговых голограмм была бы прямая регистрация выбросов психофизических структур за пределы мозга. Большой методический интерес в этом отношении представляют так называемые пси-фотографии, сведения о которых время от времени появляются на страницах парапсихологических изданий (141, 158). Безусловно, подтверждающими эту гипотезу являются те факты засветки запечатанной фотографической пленки с помощью глаз, которые были зарегистрированы у известного экстрасенса и феномена Н. С. Кулагиной.

Все эти факты позволяют ставить вопрос о разработке такой методики, с помощью которой можно было бы осуществлять прямую регистрацию стоячих волн, выбрасываемых из глаз во время зрительного восприятия или представления различных объектов. При этом необходимо, чтобы такая регистрация была возможна не только у отдельных исключительных личностей, но и у обычных людей.

Разработка такого метода существенно продвинет вперед понимание работы мозга и прольет свет на многие парапсихологические явления. Если образ того или иного предмета, генерируемый мозгом человека, действительно окажется стоячей волной, своего рода голограммой, то к этому образу могут быть применены все те принципы, которые применяются к волновым структурам. Так, на образ как психофизическую категорию может быть распространен тот принцип нелокальности, о котором мы говорили выше и согласно которому стоячие волны могут оказаться в любой точке пространства.

Реализуя принцип нелокальности в отношении психологических образов как голограмм, можно утверждать, что в каждой точке пространства в латентном, скрытом виде существуют образы и мысли всех людей. Отсюда вытекает одна из гипотез, которая позволяет дать естественнонаучное объяснение биоинформационным контактам (телепатии).

Разумеется, проблема регистрации образов как выброшенных, экстериоризованных за пределы мозга стоячих волн не является простой проблемой в методическом отношении. Исследователям еще придется решить целый ряд более мелких проблем, прежде чем будут созданы приборы, надежно регистрирующие мозговые голограммы. Но здесь научной психологии оказывает помощь совокупность материалов, полученных парапсихологами при изучении различных пси-феноменов, а так-же данные в психиатрии и психологии. Материалы эти при всей их исключительности свидетельствуют о реальности выдвигаемой психолого-голографической гипотезы и о том, что поиски средств объективной регистрации образов у обычных испытуемых в конце концов увенчаются успехом.

В этом направлении сделаны очень важные наблюдения. Например, врач-психиатр Г. П. Крохалев проводил экспериментальные исследования галлюцинаций у больных людей и обнаружил, что зрительные галлюцинации могут быть объективно зарегистрированы на фото-и кинопленке (207, 208, 203). По мнению этого исследователя, глаз формирует в пространстве голографическое изображение образа, возникающего в мозге. Ученый считает, что при зрительных галлюцинациях происходит обратная передача информации от центра зрительного анализатора к периферии с проекцией зрительного образа из сетчатки глаз в пространство.