Проблема безобразной мысли

Исследования Вюрцбургской школы были направлены, во-первых, на поиск особых элементов мышления, их определение и классификацию и, во-вторых, на изучение динамики мышления, его детерминации.

Поиск особых "элементов" мышления был обусловлен всем теоретическим контекстом, в котором начала формироваться Вюрцбургская школа. Психология того времени одну из своих главных задач видела в выявлении основных единиц психики. Такое стремление к выделению элементарных аналитических единиц наблюдалось во всех областях науки. В физике и химии господствовало понятие атома и элемента. В биологии была открыта элементарная единица - клетка. Строя свои системы по типу других более развитых наук, Вундт и Титченер основными единицами психики считали ощущения, образы (представления) и чувства. Опыты представителей Вюрцбургской школы обнаружили невозможность уложить все богатство психической жизни человека в эту метафизическую схему независимых друг от друга статических единиц. Оказалось, что человек осознает отношения и взаимосвязи между окружающими его предметами, экспериментальными действиями и собственными мыслями. Истолковывая эти данные с позиций психологии сознания, представители Вюрцбургской школы по существу все виды отношения свели к отношениям между мыслями и психическими состояниями, объявив "переживания отношений" основными элементами мышления, лишенными чувственно-наглядного характера.

Отправным пунктом в формировании теории Вюрцбургской школы явилось "качественное исследование ассоциаций" А. Майером и И. Ортом. Они пришли к заключению, что в психике человека существуют особые элементы, лишенные всякого сенсорного содержания, "о тем не менее переживаемые вполне отчетливо. "Все эти явления, - пишут авторы, - несмотря на их часто совершенно различное качество, мы объединяем вместе под названием состояний сознания" (A. Mayer und J. Оrth. Zur qualitativen Untersuchung der Associationen. - "Zeitschrift fur die Psychologic", Bd. 26, 1901, S. 6).

В этом исследовании состояния сознания рассматриваются лишь как новые элементы психической жизни вообще, и вопрос о мышлении еще не ставится.

Указания на переживание подобных состояний сознания содержатся также в труде К- Марбе, посвященном исследованию психологической природы суждения (K. Marbe. Experimentell-psychologische Untersuchungen uber das Urteil: Eine Einleitung in die Logik. Leipzig, 1901).

В группу состояний сознания Марбе отнес переживания сомнения, неуверенности, ожидания, удивления, согласия, узнавания, а также чувства напряжения и расслабления, описанные еще Вундтом.

Принципиальный шаг к сближению этих "состояний сознания" с мышлением сделал Ах, выделив из их недифференцированной массы обширную группу ненаглядных переживаний, охарактеризованных им как знание. Это знание относилось не к единичному предмету, но к сложным отношениям, существующим в экспериментальной ситуации. В него входили инструкции, отношения последовательности между раздражением и ответом и т. д. Для обозначения таких не наглядню данных знаний Ах ввел новый термин "Bewusstheit", который можно перевести как "знаемость" или "осознание". "Мы обозначаем, - пишет он,- это присутствие не наглядно данного знания как "знаемость" (N. Ach. Op. cit, S. 210). Иногда эта знаемость сопровождается наглядными представлениями или отрывочной внутренней речью. Ах, однако, отрицает, что ощущения, представления или речь имеют существенное значение для не наглядных знаний.

Анализируя понимание испытуемыми различных текстов, Ах указывает, что сложный и абстрактный текст легко понимается, хотя у читателя возникает при этом небольшое количество наглядных представлений. Эти данные Ах пытается объяснить тем, что словесные раздражения благодаря возбуждению репродуктивных тенденций приводят в состояние готовности определенный круг представлений, которые ассоциативно связаны с действующими раздражениями. Такое состояние переживается как понимание значения или смысла прочитанного. Физиологической основой этого процесса Ах (считает возникновение возбуждения "в проводящих путях коры головного мозга". Чем сильнее степень возбуждения репродуктивных тенденций, тем ярче возникает переживание знаемости. Если возбуждение идет к центрам органов чувств, человек начинает феноменологически характеризовать свои переживания как представления. "Мы обозначаем поэтому знаемость, - заключает Ах, - как растущую функцию таких состояний возбуждения репродуктивных тенденций" (N. Ach. Op. cit, S. 219).

Так же понимает не наглядно переживаемое знание и Мессер, который давал своим испытуемым гораздо более сложные интеллектуальные задания, нежели Ах. В своих отчетах испытуемые сообщали, что очень часто они понимают фразы и значения слов без каких-либо представлений. Мессер на этом основании сделал вывод о существовании у человека неформулированной мысли, которая якобы не нуждается ни в образах, ни в слешах. Такая мысль, по ело мнению, занимает промежуточное место между совершенно несознаваемыми и более или менее полными, развернутыми, выраженными в словеснообразной форме и осознаваемыми мыслями.

Мессер, может быть, более, чем другие представители Вюрцбургской школы, раскрывает содержание мыслей как переживание различных отношений. Он выделяет сознание пространственных и временных отношений, причинных связей и отношений соответствия. Кроме того, в особые группы им выделяются сознание логических отношений, сознание отношений между объектом и субъектом и ряд других. Все эти переживания Мессер считает не наглядными элементами психической жизни. Сохраняя за ними характеристику знания, Мессер первым из представителей Вюрцбургской школы предлагает называть их не "состояниями сознания", а мыслями (Gedanken). "Полезный предварительный собирательный термин "состояние сознания" сделал свое дело, - пишет он, - и нам кажется целесообразным заменить его выражением "мысли" (A. Messer. Experimentell-psychologische Untersuchungen tiber das Denken.- "Archiv fur die gesamte Psychologic", 1906, Bd. 8, S. 188). Вводя этот термин, Мессер основную характеристику мыслей видит в отсутствии у них чувственно-наглядного содержания.

Положение Мессера о безобразных мыслях как основных элементах мышления человека стало основой работы Бюлера, первая часть которой уже носит название "О мыслях" (K. Buhler. Tatsachen und Probleme zu einer Psychologie der Denkvorgange. I. Ober Gedanken. - "Archiv fur die gesamte Psychologie", 1907, Bd. 9, H. 4). Экспериментальный материал Бюлера состоял из цикла фраз типа афоризмов и парадоксов. Бюлер более четко, нежели Мессер и Ах, отделил мысли как не наглядные знания от таких состояний сознания, как сомнение, удивление, неуверенность и т. п. Он поддерживает и дальше развивает положения Мессера о "мыслях" как основных носителях мышления, отрицая связь с мышлением представлений. "То, что так фрагментарно, спорадически, совершенно случайно выступает как представления в наших переживаниях мышления, - пишет он, - не может быть принято за носителя прочно связанного и непрерывного содержания мышления... только мысли могут рассматриваться в качестве существенных элементов наших переживаний мышления" (К. Вuhlеr. Op. cit., S. 317). Бюлер специально оговаривает, что и речь в любой ее форме не является необходимым условием мышления. "Мы должны еще раз особенно подчеркнуть, - пишет он, - что и внутренняя речь, т. е. оптические, акустические или моторные представления слов, вовсе не могут рассматриваться как необходимые сопутствующие явления в остальном не наглядных мыслей" (Там же, стр. 319). В отличие от Аха и Мессера, которые рассматривают не наглядное знание как этап в развитии мысли, Бюлер считает, что истинное, глубокое, постигающее мышление всегда совершается без образов и слов. Появление же внутренней речи, по его мнению, есть признак "ухудшения" мысли, отмечающийся в проблемных для испытуемого ситуациях, когда задерживается прашшыный ответ. "Насколько я могу судить по собственному самонаблюдению, - пишет Бюлер, - внутренняя речь выступает главным образом тогда, когда человек ставит себе задачу, предлагает вопросы или когда стремится фиксировать или привести в порядок мысли с тем, чтобы выразить их для себя или другого. С этим согласуются и результаты протоколов, которые говорят о внутренней речи в первую очередь тогда, когда испытуемый не подготовлен к задаче в том виде, как она поставлена, когда он должен переформулировать ее для себя или разбить ее на части" (Там же, стр. 321).

Это положение Бюлера уже заключает в себе то противопоставление проб и ошибок внезапным разумным решениям, которое стало столь характерным для гештальтистской теории мышления. По мнению Бюлера, процесс переформулировки и анализа задачи - это более низкая форма мышления, протекающая в речевой форме и принципиально отличающаяся от истинного нечувственного мышления. Сходство этого и ряда других положений Бюлера с гештальт-психологией не случайно. Его взгляды развивались в направлении именно этой психологической школы. Ее ревностным адептом Бюлер и стал в конце концов (К. Вuhlеr. Das Gestaltprinzip im Leben des Menschen und der Tiere. - In: "Enzyklopadie der Psychologie in Einzeldarstellungen". Bern, 1960, Bd. 5).

Пытаясь дать классификацию "мыслей", Бюлер приходит к заключению о существовании трех их типов. Первый тип он называет сознанием правила. К следующему типу мыслей относится "сознание отношений" между идеями и понятиями, содержащимися в предъявленных фразах. В качестве третьей формы мыслей Бюлер выделяет интенции, определяя их как "комплексные воспоминания" (К. Buhler. Archiv fur die gesamte Psychologic, 1907, Bd. 9, 4 Heft, S. 349).

Подводя итог проведенных исследований, руководитель Вюрцбургской лаборатории Кюльпе считает доказанным "существование такого содержания сознания, которое не зависит от наглядности, т. e. наличность у мае мыслей в узком смысле слова" (О. Кюльпе. Современная психология мышления. - В кн. "Психология мышления" ("Новые идеи в философии", сб. 16). СПб., 1914, стр. 52). Пытаясь осмыслить полученные результаты с позиций гуссерли-анства, к числу не наглядных элементов он добавляет ещеосозна-вание некоторых операций умственной деятельности человека, "актов" его мышления. "К числу явлений, чувственно несозерцаемых, - пишет он, - относится не только то, что мы сознаем, мыслим или то, о чем думаем, с их свойствами и отношениями, но также самая сущность актов суждения и многообразное проявление нашей деятельности, функции нашего активного отношения к данному содержанию сознания, именно группировка и определение, признание или отрицание" (О. Кюльпе. Указ, соч., стр. 58).

Итак, в ходе исследований у представителей Вюрцбургской школы происходило постепенное изменение содержания понятия "элементов мышления". Вначале преобладала его малосодержательная, скорее отрицательная характеристика - не наглядных переживаний человека. Затем в определение стали входить другие черты элементов мысли - более содержательные, относящиеся к "предметному" их содержанию. Но в соответствии с более или менее последовательными гуссерлианскими позициями под "предметным" содержанием вюрцбуржцы понимают и идеальное и объективную действительность. Поэтому переживание отношений между мыслями у них уравнивается с переживанием пространственных и временных отношений между физическими объектами и экспериментальной ситуацией.

С философской стороны эволюция содержания понятия "элементов мышления" означала отход вюрцбуржцев от позиций махизма и укрепление взглядов, родственных феноменологии Гуссерля. Отождествив содержание не наглядных переживаний со "знанием", вюрцбуржцы исключили из этого "знания" все образы и представления. Они, таким образом, оторвали мышление от чувственной ступени познания. Этот отрыв был закреплен в работе Кюльпе, подводящей итог проведенных исследований (О. Кюльпе. Указ, соч.). По мнению Кюльпе, мышление есть ошбый .познавательный процесс, дающий человеку знание о вещах в себе, иак они существуют независимо от восприятия. В представлениях же и в восприятии, по словам Кюльпе, объект всегда видоизменяется. Представление звука органа, поясняет Кюльпе, является качественным преобразованием раздражения, заключающегося в колебаниях определенного тела и воздуха вокруг него. Мышление же позволяет схватить сущность раздражителя, как он существует "в себе", перепрыгнуть, так сказать, через искажающую завесу восприятий и представлений. "Мышление, по-видимому, - заключает Кюльпе,- способно воспринимать первое (колебания воздуха. -Л. Л.), а равно и второе (представлениезвука. -Л. А.) одинаково хорошо, не подвергая изменению самый объект. Звук органа остается звуком органа и при том условии, если я лишь мыслю о нем; колебание воздуха, если направить на него мышление, доступно пониманию совершенно одинаково с тем, как это физическое явление описывается в физике" (Там же, стр. 69).

Верное положение о том, что лишь мыслительная деятельность может обеспечить знание сущности вещей, вюрцбуржская теория мышления абсолютизирует, включая его в рамки идеалистической философии феноменализма. Теоретической основой рассуждений Кюльпе о мышлении является предположение, что существует мир "оголенных сущностей", вещей в себе, которые и являются объектом мышления. Эти "сущности" лишь внешним образом соединены с "явлениями", которые даны человеку в восприятиях и представлениях, они - лишь обманчивая видимость предмета, искажение его природы. Такое положение уже было заложено в первых работах Вюрцбургской школы, лишивших "элементы мышления" всякой связи с ощущением и восприятием. Кюльпе лишь заострил этот тезис, объявив восприятия и представления стеной между человеком и миром сущностей, через которую проникает мышление.

Делая выводы о том, что мышление не связано ни с речью, ни с чувственным познанием, вюрцбуржцы ссылаются на результаты своих экспериментов. Но эти результаты являются лишь артефактами - следствиями неадекватного метода исследования мышления. Путем интроспекции действительно невозможно уловить чувственную основу мышления. Для экспериментального установления связи мышления с речью понадобилось развитие электромиографической и электроэнцефалографической техники. С ее помощью в настоящее время установлено, что при какой-либо умственной работе с мышц языка можно записать электрические потенциалы. Изменения электрической активности происходят также в той части коры больших полушарий головного мозга, куда поступают обычно раздражения с мышц языка и гортани. Ути факты убедительно доказывают" что мышление человека имеет речевую природу.

Положение Вюрцбургской школы относительно существования безобразной мысли привлекло большое внимание психолотов. Проблема не наглядных элементов психики была на протяжении ряда лет предметом острой дискуссии между представителями различных психологических направлений. Эта дискуссия сыграла важную роль в развитии психологии, ибо в ходе ее с полной очевидностью обнаружилась полная несостоятельность интроспективного метода исследования психики. Дискуссия не привела и не могла привести к победе, ни противников, ни сторонников Вюрцбургской школы, ибо обе стороны пользовались одним и тем же негодным оружием - интроспективным методом. Вскоре после начала работ Вюрцбургской школы к аналогичным выводам пришли еще два крупных психолога, причем эти заключения были сделаны ими независимо от вюрцбуржцев. Одним из психологов был французский ученый Альфред Бине, другим - американец Роберт Вудвортс.

В результате экспериментального изучения интроспективным методом мышления детей (13 и 14 лет), афатиков и имбецилов Бине пришел к выводу о существовании мыслей без образов и слов. Именно он и назвал "мыслями" эти особые переживания, во время которых испытуемые не могли осознать ни их словесного оформления, ни образного сопровождения. Впервые положение о существовании "мыслей" как безобразных элементов психики было высказано Бине еще в 1903 г. (См. A. Binet. L'etude experimentale de 1'Intelligerice. Paris, 1903) Мессер, вводя термин "Gedanken", вытеснивший вскоре выражение Bewusstheit, прямо ссылается на Бине. В выводах последнего, однако, ничего не говорится об отсутствии в процессе мышления мышечных ощущений, которым последующие психологи придавали важнейшую роль в осуществлении мыслительной деятельности. Представители же Вюрцбургской школы специально подчеркивают, что в случае "безобразной мысли" их испытуемые не могли осознать никаких следов мышечных ощущений.

Положение о наличии у человека безобразной мысли высказал также Вудвортс в своих статьях "Причина произвольного движения" и "Безобразная мысль", написанных в 1906 г. 6н утверждает, что "образность является лишь одеждой мысли и что обнаженная мысль полностью способна делать свою работу" (R. S. Wood worth. Imageless thought. - In: "Psychological issues. Selected papers of Robert S. Woodworth", New York, 1939, p. 73). Главным содержанием безобразной мысли Вудвортс считал различные отношения. В отличие от Вюрцбургской школы он, однако, признает существование отношений в окружающем человека мире. Сознание этих отношений возникает у человека в результате необходимости приспособить к ним свое поведение.

В то же время антисенсуалистическая теория безобразной мысли вызвала резкую критику многих психологов, придерживавшихся деления психики на образы, ощущения, чувства и акты воли. Как и следовало ожидать, одним из первых против теории Вюрцбургской школы выступил Вильгельм Вундт (W. Wundt. Ober Ausfrageexperimente und iiber die Methoden zut Psychologie des Denkens. - "Psychologische Studien", 1907, Bd. III, H. 4, S. 301). Основной огонь его критики был направлен против методики проведения экспериментов в Вюрцбургской лаборатории, не удовлетворявшей, по мнению Вундта, требованиям, предъявляемым к научной постановке эксперимента.

К критическим замечаниям Вундта присоединился Титченер.

В лаборатории Титченера был произведен ряд экспериментов, основным методом которых была, разумеется, интроспекция. В одном из опытов (W. H. Pyle. "American Journal of Psychology", 1909, vol. 20, p. 530) исследовалось состоящие сознания, называемое ожиданием. Методика состояла в предъявлении последовательно ряда раздражителей. Сообщая о своих переживаниях, испытуемые говорили об ожидании появления стимулов. Так же, как участники опытов Вюрцбургской школы, испытуемые Корнельской лаборатории отмечали лишь эпизодическое появление наглядных образов. Но в отличие от первых, все они без исключения указывали на ощущения напряжения мышц, задержку дыхания, "установку" органов чувств в период ожидания. На основе этих данных самонаблюдения экспериментатор пришел к заключению, что сознание ожидания и есть кинестезические ощущения.

В другом опыте, выполненном Кларком (H. M. Clarke. "American Journal of Psychology", 1911, vol. 22, p. 214) испытуемые должны были понимать различные предложения и слова, после чего экспериментатор фиксировал их отчет о переживаниях во время опыта. В этом опыте большинство испытуемых также сообщало о вербальных, зрительных и кинестезических ощущениях и представлениях, исчерпывающих их переживания.

Таким образом, оказывалось, что интроспективные эксперименты каждый раз подтверждали теоретические позиции тех, кто их проводит. Экспериментаторы при этом не имели никаких средств для контроля и объективной проверки результатов опытов - данных самонаблюдения. Предлагаемые некоторыми психологами критерии надежности результатов интроспекции оказывались совершенно ненадежными. Так случилось с предложенным Бюлером (К. Вuh1er. Op. cit., S. 306, 307) критерием "имманентной непротиворечивости ряда высказываний". Если возможно, пишет он, из большого числа опытов над различным мыслительным материалом и с различными задачами выводить некоторые общие положения, то это может служить основанием для вывода о том, что эти положения до известной степени выражают действительное положение вещей. Оказалрсь, однако, что, пользуясь этим критерием, противники и сторонники Вюрцбургской школы приходили к прямо противоположным выводам: показания самонаблюдений оказывались непротиворечивыми лишь внутри каждого из борющихся направлений.

Оценивая причины различий в показаниях испытуемых, можно с большой долей вероятности отнести разницу за счет различного доэкспериментального обучения испытуемых в школе Вундта - Титченера и Вюрцбургской школе. Значимыми считались отчеты о самонаблюдении лишь тех испытуемых, которые до этого подвергались не менее, чем 10000 опытов. В экспериментах при этом участвовали, как правило, психологи, работавшие в данном направлении. Во время предварительных опытов у них вырабатывалось умение осознавать именно то, что отвечало их теоретическим взглядам. Такая избирательная установка или "задача" самими испытуемыми не осознавалась (это было убедительно показано в опытах Вюрцбургской школы), но определяла результаты экспериментов.

Противоречивость результатов и невозможность объективной проверки данных самонаблюдений вызвала разочарование психологов-экспериментаторов в интроспективном эксперименте. В главе "Исследование психологии мышления в капиталистических странах" уже приводились высказывания психологов, считающих, что бесплодный спор вокруг безобразной мысли явился одним из важных факторов, подорвавших престиж интроспекции в психологическом эксперименте. Наиболее широко этот спор развернулся накануне выступления Уотсона со своей бихевириостической платформой и, несомненно, подготовил почву для распространения поведенческих идей среди психологов.

Каково же значение Вюрцбургской теории безобразной мысли в общем развитии психологии мышления?

Эта теория представляет собой попытку преодолеть господствовавшее в то время деление психических явлений на ощущения, образы, чувства и акты воли.

В круг метафизически понимаемых познавательных элементов психики, таких, как ощущения, восприятия и представления отдельных изолированных объектов, представители Вюрцбургской школы попытались ввести новые элементы - осознавание значений и отношений. Привлечение внимания психологов к факту переживания отношений является исторической заслугой Вюрцбургской школы. Ограничившись констатацией того, что переживания отношений лишены сенсорного характера, вюрц-буржцы не поставили вопроса о том, откуда же берутся у человека такие переживания, толкуемые ими как знания, прочем, с позиций психологии сознания, отрывающей психику от деятельности человека и окружающего мира, ответ на этот вопрос может быть дан лишь в духе априоризма. Сами вюрцбуржцы этого вывода не сделали, но несомненно, что он имплицитно содержится в их основных положениях.

Центральное положение Вюрцбургской школы о том, что абстрактно-логическое мышление качественно отлично от ощущений и восприятий и что у человека существует не наглядное, или безобразное, знание, следует признать правильным. Но в рамках Вюрцбургской школы оно означало метафизический отрыв мышления от его чувственной основы. Однако не менее метафизической была и позиция противников этой школы (Вундта и Титченера), попытавшихся стереть качественное отличие мышления от других форм познавательной деятельности.

Означает ли, что признание правильности сформулированного выше положения есть тем самым признание существования у человека не наглядного знания? Да, несомненно, означает. Ведь никакое, даже самое общее, представление не может исчерпать содержание таких понятий, как "бытие", "сущность", "материя", "действительность" и сотни других, намного более простых, таких как "зверь", "животное" и т. д.

Человек имеет знание о таких объектах, которые вообще невозможно представить (скорость света, например). Но признание существования не наглядного знания (не могущего, конечно, существовать без языка) отнюдь не означает, что оно не связано со своей чувственной основой. Не наглядное знание, понимаемое как абстрактное мышление, формируется лишь на основе чувственной ступени познания. Но это положение очень мало продвигает вперед трудную и до сих пор неразработанную проблему о предметном содержании абстрактных категорий мышления. Лишь решение этой проблемы позволило бы преодолеть ложную альтернативу, созданную противниками и сторонниками Вюрцбургской школы: либо признать, что все мышление состоит из связи представлений, и тем самым растворить его в чувственном познании, либо признать его специфику и тогда полностью оторвать от чувственных элементов. Обе постановки вопроса неприемлемы. Проблема в настоящее время может формулироваться лишь следующим образом: как конкретно связано абстрактное знание со своими чувственными корнями? В каком отношении оно находится к объектиной действительности, какие свойства и отношения, какие стороны объектов оно отражает? Каково, иначе говоря, его предметное содержание? И, наконец, какова его структура? Разработка этой проблемы остается и поныне задачей философии и психологии. Постановка ее Вюрцбургской школой явилась вкладом в проблематику психологической науки.