§ 3. Итоги и перспективы

Мы не претендуем здесь даже на частичное перечисление многочисленных работ, в которых говорится об использовании физиологических показателей (одной лишь проблеме активации, как показывает Даффи (1962) посвящено более тысячи работ). Можно было бы попытаться расположить их в виде сложной таблицы в соответствии с природой показателей (мышечные, электроэнцефалографические, сердечно-сосудистые, эндокринные, показатели дыхания, обмена веществ и т. д.) и значением, которое придает им психолог, исходя из психологической (эмоции, стресс, мотивация, внимание) или физиологической (гомеостаз, активация, нейровегетативное равновесие, энергетическая мобилизация и т. д.) модели. В разных главах данного труда, охватывающего широкие области исследования психологических функций, можно встретить ссылки на работы, использующие физиологические показатели и реально способствовавшие наилучшему пониманию затронутых проблем. Однако внимательный читатель, несомненно, будет поражен неправдоподобно малым числом таких ссылок (исключением является разве что глава об эмоциях, которые всегда были излюбленным объектом психофизиологических исследований). Эта скудость - прекрасная иллюстрация того, сколь малую пользу могла извлечь для себя психологическая теория из анализа психофизиологических корреляций вплоть до самого последнего времени. Такая скудость, которая могла бы поразить при сравнении с обилием фактов, накопленных в этой области, хорошо объясняется очевидными трудностями, какие мы часто испытываем при включении физиологических данных в создаваемую нами психологическую модель, а также нашей неспособностью включить их в физиологическую модель, допускающую содержательную психологическую интерпретацию.

В состоянии ли мы выявить возможные причины этих неудач и указать перспективы дальнейшего развития этой области экспериментального исследования?

Рассмотрим последовательно эту проблему с точки зрения значения самих показателей и с точки зрения значения интерпретирующих моделей.

А. Значение показателей

Просматривая обширную литературу, посвященную этому вопросу, можно сделать вывод, что увлечение тем или иным новым показателем претерпевало обычно такую эволюцию: энтузиазм, вызванный первыми опытами и обнадеживающими корреляциями наблюдаемых явлений, сменялся мало-помалу вынужденным признанием, что, по мере того как мы пытаемся применить этот показатель для характеристики все большего числа объектов, наличие корреляции становится все менее и менее убедительным. Сомнение обычно возникает в тех случаях, когда пытаются увеличить информационную ценность изучаемого показателя параллельным привлечением других показателей. Затем убеждение в несоответствии показателей, предположительно характеризующих одну и ту же физиологическую функцию, крепнет, а величины корреляции становятся все более незначащими. Далее возможны три следующих продолжения.

Обескураженный экспериментатор отказывается от опубликования своих результатов и прекращает эксперименты этого типа. По этой причине мы не в состоянии оценить значение этих неудач, знание которых было бы между тем ценно для того, чтобы избежать проведения бесполезных дорогостоящих опытов (недаром один автор выступил с шутливым предложением, которое, впрочем, не лишено здравого смысла, организовать "Журнал неопубликованных результатов").

Неудача минимизируется и благодаря ловким статистическим приемам зачастую предстает в виде иллюзорного полууспеха, фактически не обладая сколько-нибудь значительной ценностью (это наиболее частый случай).

Экспериментатор отдает себе полный отчет в том, что он потерпел неудачу, и тщательно анализирует трудности, с которыми ему пришлось столкнуться. Возникает необходимость поиска новых решений (это ситуация наиболее редкая).

Тем не менее этому третьему случаю мы обязаны результатами, наиболее способствовавшими прогрессу наших знаний. На этом пути мы приходим к ясному осознанию конкретных источников ошибок, имевших место при установлении психофизиологических корреляций, и - в отдельных случаях - к принятию плодотворных решений. Упомянем некоторые из них.

а) Значение изолированного показателя мы вправе поставить под сомнение ввиду многочисленных расхождений, обнаруживающихся при одновременном рассмотрении различных параметров.

Типичным примером тому является изучение индикатора уровня напряжения или общей активации. В работе Даффи (1962) мы находим довольно полный обзор литературы, посвященной этой важной проблеме. Действительно, создается впечатление, что, несмотря на несоответствие различных показателей, которые не всегда изменяются одновременно в ожидаемом, согласно гипотезе о существовании общего фактора активации, направлении, наблюдаемая каждый раз прекрасная корреляция между изменениями показателей мышечного напряжения и показателей кожного сопротивления, выступающих в роли индикаторов уровня активности, оказывается настолько ярко выраженной, что кажется естественным использовать изолированно один из этих двух показателей в качестве удобной меры того, что принято называть интенсивностью поведения. Правомерность приписывания такого значения показателю кожного сопротивления подтверждается в еще большей степени недавними исследованиями Блоком (1965) соответствующих нейрофизиологических механизмов (уровень ретикулярной активации). Этот результат мог бы иметь: теоретические и практические последствия большого значения, если бы при сравнении электрокожных опытов и других показателей, обычно используемых в качестве критериев общей активации, не было обнаружено значащего различия между ними. А именно так обстоит дело в случае биоэлектрических реакций активации коркового происхождения (блокада затылочного а-ритма), которые тем не менее рассматриваются в нейрофизиологических экспериментах в качестве бесспорного критерия ретикулярной активации, как это отметили Банко и сотр. (1953). Этим можно объяснить некоторые противоречивые результаты, полученные при использовании электроэнцефалографических показателей активации (Фресс и Вуайом, 1961). Для более глубокого рассмотрения этого вопроса следует обратиться к главе, написанной В. Блоком и включенной в данный том.

б) Конфигурации показателей. Изучение наблюдаемого несоответствия различных физиологических показателей, столь обескураживающего вначале, привело тем не менее к интересным открытиям.

Существование различных конфигураций проявлений вегетативных функций з зависимости от эмоциональной значимости ситуации было впервые показано в работах Экса (1953). Влияния гнева и страха существенным образом отличаются друг от друга по степени активации различных зарегистрированных показателей. Так возникла надежда на создание новой классификации чувственного опыта, совпадающая с изначальным устремлением объективной психологии.

Несмотря на то что эти усилия, направленные на объективизацию традиционных категорий, были частично обоснованы исследованиями Энгеля (1960), решающие результаты стали появляться только тогда, когда исследователи встали на путь систематического поиска корреляции между конфигурацией показателей и экспериментальной ситуацией.

Исследования Дэвиса (1957) явились первой попыткой классификации изучаемых конфигураций показателей (произвольно обозначенных с помощью букв алфавита) в зависимости от психологических характеристик стимула. Так он описал паттерн Я, характерный для ответа испытуемых мужского пола на сексуально возбуждающие изображения, паттерн N, характеризующий ответы на простые зрительные или слуховые стимулы, паттерн С, характеризующий ответы на кожные стимулы (давление, теплоту). Хотя эти исследования были малосодержательными с точки зрения возможности включения данных в используемые психологические модели, заслуга их несомненна, так как в них были подвергнуты тщательному исследованию новые категории поведения.

Однако именно Лэси мы обязаны как созданием строгих методологических принципов исследований этого типа (о чем мы уже упоминали), так и новыми, бесспорно, важными результатами, которые он получил, подвергнув сомнению традиционные психологические модели.

В статье 1963 г. он подробно излагает результаты всех своих последних работ. Он установил, в частности, существование определенного стереотипа ответов, характерного для данного индивида независимо от того, представителем какого типа агрессивности он является. Он показал также замечательную стабильность индивидуальных характеристик ответов (в течение четырех лет) и способствовал более четкому определению физиологического понятия "личность".

Кроме того, он показал индивидуальную устойчивость отдельных конфигураций ответа, на основании которых можно осуществить классификацию стимулов. Так, например, ему удалось выяснить исключительно устойчивые обратимые реакции (изменения) частоты работы сердца в ответ, с одной стороны, на стимулы, требующие от испытуемого принятия среды (environmental intake), что всегда сопровождается значительным уменьшением частоты, и, с другой, - на стимулы, требующие "отрицания окружающей среды", что влечет за собой увеличение частоты (см. рис. 16).

Рис. 16. Значения электрокожных реакций (КГР) и частоты работы сердца, полученные в четырех различных экспериментальных ситуациях: вычисления в уме, произнесение слов, восприятие механических шумов, словесная коммуникация. На таблице представлены откорректированные с учетом уровня, соответствующего предварительной стимуляции, значения параметров, полученные в указанных экспериментальных условиях. Отчетливо наблюдается ускорение работы сердца в двух первых ситуациях, для которых характерна умственная деятельность и отключение от внешних стимулов; напротив, понижение частоты работы сердца характерно для двух последних ситуаций, где наблюдается активное слушание и связь с внешней средой. Что же касается электрокожных реакций, то во всех четырех ситуациях наблюдается равномерное их усиление

в) Индивидуальные различия. Доказательство существования реальной физиологической личности как совместного продукта наследственности и индивидуальной истории представляет очевидный интерес в сравнении с проблемами психологической личности. Мы отдаем себе отчет в том, какие значительные трудности она ставит перед учеными, которые пытаются обнаружить стабильные характеристики ответов на уровне группы.

Сегодня некоторые авторы не колеблясь осуждают классические методы установления интериндивидуальных корреляций в психофизиологическом исследовании и предлагают новые методы интраиндивидуальных корреляций, применение которых при решении прежних проблем привносит связность и смысл туда, где до настоящего времени мы могли наблюдать лишь бессвязность и дисгармонию (Лазарус и сотр., 1963).

Эти факты, как мы убедимся, открыли новые перспективы, позволив объяснить с их помощью озадачивающие противоречия, которые встречались в прежних работах. В то же время они вселили надежду на то, что со временем окажется возможным создание новых интерпретирующих моделей, в большей степени соответствующих потребностям формализации наблюдаемых явлений.

В настоящее время в результате стремительного развития техники и тех возможностей, которые она предлагает экспериментаторам как в области получения новых показателей, так и в области автоматической обработки данных, следует ожидать многообещающего расширения этого направления исследований.

Б. Значение интерпретирующих моделей

Значение неудач экспериментальной психологии состоит в том, что они способствовали пересмотру концепций психологии функций, которые в свою очередь являлись следствием крушения классических категорий прежней психологии способностей.

Эвристическая ценность концепций эмоций, мотивации, стресса, тревожности, усилия, напряжения, установки, восприятия, научения и т. д. в рамках объективного анализа поведенческих ответов бесспорна, однако, как мы видели, при включении в их структуру физиологических показателей поведения и их поддающихся измерению колебаний возникают очевидные трудности.

В своем исследовании концепции активации Даффи (1962) предлагает интересные возможности перегруппировки категории анализа поведения по двум основным параметрам: интенсивности и направленности. Первому соответствуют понятия энергетической мобилизации, общей активации, напряжения, уровня бодрствования, ко второму относятся векторные характеристики поведения, направленного либо к достижению определенных целей (приближение), либо от поля воздействия нежелательных стимулов (избегание). Это исследование показало, как эти два параметра могут комбинироваться в различной степени и в различных направлениях, образуя при этом различные категории поведенческих ответов, не отвечавшие тем не менее требованиям многомерного описания психологических реальностей.

Анализ Даффи позволяет оценить значение модели, основанной на концепции активации, с помощью которой вполне удовлетворительно удается психофизиологически интерпретировать параметр интенсивности поведения.

Эта модель показала, в частности, как смешение параметров анализа приводило до сих пор к затемнению психофизиологического подхода и как новые перегруппировки, предлагаемые моделью, могут привести к созданию плодотворных рабочих гипотез. Любопытно, что сначала эта модель была известна как концепция энергетической мобилизации и что только под влиянием нейрофизиологических открытий о функции активирующих ретикулярных систем ее стали называть моделью активации. Таким образом, мы имеем перед собой объяснительную физиологическую модель, и мы отсылаем читателя к главе этого труда, написанной В. Блоком, чтобы оценить значение данной модели для объяснения психологических явлений.

Векторный параметр поведения, который находит свое выражение в понятии направленности поведения, напротив, до сих пор является моделью феноменологического описания явлений; его эвристическая ценность бесспорна, и она в значительной степени побудила исследователей обратиться к изучению психологии животных. По этому вопросу мы рекомендуем читателю ознакомиться с новейшим интересным обзором, предлагаемым Шнейрла (1965). Эта модель стимулировала также усилия в плане изучения физиологических механизмов; в этом томе, в главе, написанной Пьероном и посвященной проблемам мотивации, указаны основные направления современных нейрофизиологических и психофизиологических исследований в этой области.

Совершенно очевидно, что упоминавшиеся ранее исследования конфигурации активности каждого конкретного вида (электроэнцефалографической, мышечной или, например, вегетативной) позволяют надеяться на достижение большей ясности в этой области исследований, а также на перегруппировку и новую классификацию таких явлений, как внимание, мотивация, установка, эмоции и т. д.

Нельзя не упомянуть также некоторые физиологические модели, такие, как гомеостазис или нейрсвегетативное равновесие, привлекавшиеся для психологического объяснения и вызвавшие многочисленные исследования для подтверждения правомерности их применения (Венгер, 1949).

В общем, признанию применимости физиологических показателей для психологического объяснения препятствует, как мы уже подчеркивали, практическая невозможность использовать физиологические показатели в интактном организме в качестве существенных и недвусмысленных критериев моделей, основанных на традиционных физиологических подходах (Ж- Пайяр, 1961).

Пессимистический характер выводов относительно фактического значения применения в психологии физиологических показателей не ставит, разумеется, под сомнение ценность моделей, созданных в результате биологических или нейрофизиологических исследований для объяснения органических явлений. Психология с полным правом может пользоваться ими как источником плодотворных рабочих гипотез (Пьерон, 1953). Солидность и стройность таких моделей всегда представляли большой соблазн для психологов, хотя чрезмерное и часто необоснованное применение их для объяснения психологических явлений подчас вызывало беспокойство (Брессон, 1954). Физиолога всегда смущает то нетерпение, с которым психолог стремится увидеть "определенность" в сыром материале только что полученных данных. Грей Уолтер сравнивал отношение исследователей поведения к последним достижениям нейрофизиологии с энтузиазмом ребенка, играющего в песке. Что бы там ни говорил нейрофизиолог, он не может не чувствовать удовлетворения от того опрометчиво разжигаемого им самим интереса к своей деятельности, который не может не возвышать его в глазах психолога.

Психофизиолог, перед которым стоит трудная задача приспособить физиологические модели частных функций для объяснения поведения, напротив, ведет себя значительно скромнее. Действительно, при обработке физиологических показателей, которые, безусловно, являются незаменимой связью между поведенческими явлениями и физиологическими механизмами, он сталкивается с методологическими трудностями, по крайней мере столь же большими, как и те, с которыми встречается психолог при обработке своих переменных поведения. Как и психолога, его не удовлетворяют собственные модели, он видит недостаточность физиологических моделей, которые предлагаются ему для объяснения изменений показателей в целостном организме, и, как и психолог, он надеется на новые способы формализации изучаемых явлений.

Из всего этого, как нам кажется, возможны два выхода. Первый требует отказа от традиционной экспериментальной физиологии изолированного органа и создания физиологии интактного организма, руководствующейся методологическими принципами науки о поведении. Двойственная природа физиологических показателей открывает перед нами, как бы банально это ни звучало, два дополняющих друг друга аспекта их изучения, понимание взаимозависимости которых является насущной задачей психофизиолога.

Связать физиологический показатель с поведением - это одна из задач, которую может поставить перед собой психолог и которая является самым бесспорным оправданием его обращения к методам регистрации физиологических явлений. Это очень узкая задача, которую мы уже здесь достаточно подробно рассмотрели.

Связать физиологический показатель с процессом, которым он определяется, остается центральной задачей физиолога, однако связать показатель с физиологическим механизмом, ответственным за поведенческую реакцию организма, - это исключительно задача психофизиолога. Современные технические средства, которыми располагает в настоящее время психофизиолог, позволяющие обнаруживать и управлять по своему желанию механизмами поведения даже изнутри организма (мы намеренно исключили из нашего обзора этот аспект проблемы), заставляют надеяться на быстрое расширение диапазона его знаний и, как результат, на понимание значения и объяснительной ценности физиологических показателей для психолога.

Второй выход предполагает поиск новых моделей формализации. Надо ли в этом отношении надеяться на кибернетические модели, являющиеся развитием старой модели гомеостазиса, или же следует искать новые пути? Нам кажется, что эти модели вполне отвечают новым требованиям формализации активности биологических систем и в то же время их экспликативное значение столь очевидно, что они, по-видимому, могут дать универсальный язык науке о системах, в результате чего однажды обнаружится, что науки о поведении объединяет не только единая методика, но и единый объект (Шандессе, 1964). Надо признать, что эти соблазнительные перспективы реализуются слишком медленно. Аксиоматика этих моделей практически не разработана, а способы математической формализации, пригодные для обработки линейных систем, отступают перед нелинейностью, характеризующей системы поведения, равно как и большинство биологических систем, обладающих памятью и, следовательно, способностью к предваряющей регуляции.

Безрассудный энтузиазм, вызванный появлением этих новых идей, покажется, возможно, столь же неуместным, как и крайнее пренебрежение ими со стороны их противников. Необходимо терпеливое теоретическое обсуждение этих вопросов, которое, вне всякого сомнения, приведет к открытию и разработке новых способов формализации. Этот процесс уже начался. Предстоит преодолеть значительные трудности. Но дело стоит того, ибо от успешности этого начинания зависит дальнейший прогресс биологических наук.