1900 год: "Толкование сновидений"

Он ясно видел в своем воображении прекрасную "мраморную доску", которая однажды будет водружена на фасаде замка Бельвю, чтобы увековечить память рождения или, еще лучше, Первой ночи "Толкования сновидений". В письме, адресованном другу Флиессу 12 июня 1900 года, то есть спустя примерно шесть месяцев после появления "Толкования сновидений", он обвел жирной рамкой три строки, в которых содержалось сообщение, бывшее тогда лишь фантасмагорией: Здесь 24 июля 1895 года доктору Зигм. Фрейду открылась тайна сновидения.

Летом 1895 года семья Фрейда поселилась в замке Бельвю, недалеко от Вены, и в ночь с 23 на 24 июля ему приснился сон, известный под названием "сна об инъекции, сделанной Ирме", "первый сон, - напишет он впоследствии, - который я подверг детальному анализу".

Будучи первым шагом в исследовании, которое, расширяясь и систематизируясь, привело к созданию "великого труда" о снах, сон об Ирме стал классическим; он обладает стилем и мощью произведении, составляющих событие, вызывающих многочисленные ассоциации, служащих таинственным зовом нашему воображению. Фрейд ставит его в начало "Толкования сновидений", сразу после первой главы, где проводится обзор "литературы о снах", представляя его как "пример сновидения", то есть образцовый сон. Вот как он о нем рассказывает: сон 23-24 июля 1895 года

"Большой зал - много приглашенных, у нас прием. Среди приглашенных Ирма, которую я отвожу в сторону, чтобы, в ответ на ее письмо, упрекнуть, что она не соглашается принимать мой "раствор". Я говорю ей: "Если тебя еще мучают боли, то это твоя вина". Она отвечает: "Если бы ты знал, как у меня болят горло, желудок и живот, это меня просто убивает". Мне становится страшно и я смотрю на нее. У нее бледное и одутловатое лицо; я говорю себе: не упустил ли я какие-то органические симптомы? Я подвожу ее к окну и смотрю ее горло. Она несколько сопротивляется, как женщины, носящие искусственную челюсть. Я говорю себе: у нее нет в ней необходимости. Наконец, она открывает рот, и я замечаю с правой стороны большое белое пятно, а с другой вижу странные уродливые образования, похожие на раковины носа, и на них серовато-белые струпья. - Я тотчас зову доктора М., который в свою очередь исследует больную и подтверждает увиденное мной... Доктор М. не похож на себя, он очень бледен, хромает и без бороды... Мой друг Отто также находится здесь, рядом с ней, а мой друг Леопольд простукивает ее через корсет; он говорит: "У нее глухой звук с левой стороны, что указывает на инфильтрацию сквозь кожу в районе левого плеча" (этот факт я констатирую также, несмотря на одежду)... М. говорит: "Несомненно, что это инфекция, ну да ничего; стоит заразить ее дизентерией, и яд выйдет". Мы также знаем совершенно определенно, откуда взялась инфекция. Мой друг Отто сделал ей недавно, когда она почувствовала себя плохо, инъекцию препарата пропила, пропилена... пропиленовой кислоты... триметиламина (формулу которого я вижу перед глазами, напечатанную жирными символами)... Эти инъекции нелегко делать... возможно также, что шприц не был чистым".

Вслед за Фрейдом, первым склонившимся над горлом Ирмы, за его коллегами - врачами, еще очень многие склонялись над горлом Ирмы, как будто на выступившем "большом беловатом пятне" мог обозначиться написанный симпатическими чернилами некий новый иероглиф или возникнуть какая-то часть тайны рождения психоанализа. И горло Ирмы всегда наготове, постоянно раскрытое во всей своей удивительной и сомнительной глубине, чтобы усердные последователи, изощренные комментаторы, послушные и нетерпеливые ученики могли поупражнять здесь свою аналитическую "хватку", отточить зубы, постараться инъецировать свой собственный "раствор", напечатать "жирными символами" на том же "большом беловатом пятне" - наполовину нетронутой странице, свой знак, похожий, но и отличный от фрейдовского...

Нечасто рассказанная история, подобно сну про Ирму, вызывает такое обилие отзывов, такую, пользуясь выражением Арно, все возрастающую "мозаику откликов". И это связано не только с основополагающей ролью, статусом ведущего сна, которые ему приписывает Фрейд в "Толковании сновидений", но также и с тем, что нет такой области в жизни Фрейда, будь то вопросы профессиональной этики и соперничества, сексуальные аспекты и эдипов комплекс, проблемы эпистемологии и соотношений неврологии и психологии, сновидения, истории с кокаином и раком челюсти, где бы исследователи его жизни и творчества не пытались применить какой-либо символ из этого сна, порождая целую массу толкований. Мы еще вернемся к этому вопросу, но историческая позиция сна об Ирме ясна. Фрейд еще в ранней молодости любил рассказывать свои сны, и если верить письмам, адресованным Марте, имел обыкновение делать "интимные записи о сновидениях" в записной книжке, которая позднее исчезла во время чистки и уничтожения бумаг, рукописей, личных и научных записей, проведенной им в апреле 1884 года.

Опыт клинической работы, чтение разнообразных книг о важной роли снов, а также продолжающийся прием больных служили главными источниками научного вдохновения. Связь сновидений и неврозов представляется неоспоримой; уже в 1897 году Фрейд утверждает, что "в сновидениях содержатся зачатки всей психологии неврозов", и вновь выдвигает этот тезис в январе 1899 года: "Ключ к пониманию истерии действительно находится в сновидениях". Но, вероятно, именно благодаря самоанализу 1897 года это направление мысли Фрейда, касающееся сновидений, получило решающий импульс: именно в период изучения себя, своей глубинной сущности, преодоления трудностей "опытного невроза" скрестились, соединились и стали воздействовать друг на друга явления, которые можно назвать путем неврозов и путем сновидений. Путь неврозов, более узкий, определяющийся личной и клинической практикой, ставящей многочисленные проблемы, нашел свое место и получил развитие внутри пути сновидений, "широкого пути", по выражению Фрейда, предоставляющего обширные антропологические сведения и одновременно выступающего в качестве "королевского пути", ведущего к бессознательному.

На определенном этапе самоанализа, миновав период наибольшей его интенсивности и частично избавившись от своей "истерии", Фрейд обращается к изучению сновидений, начало которому было положено сном об Ирме в 1895 году, а затем подкреплено рядом других важных снов. Эти исследования отныне играют особую роль в развитии системы самоанализа, которая сохранится и в дальнейшем в сочетании с анализом случаев забывчивости, описок, неудачных действий и всякого рода остроумия. В предисловии к "Толкованию сновидений" Фрейд постарался подчеркнуть эту мысль: "Для меня эта книга имеет и другое значение, субъективное, которое я осознал лишь по окончании работы. Я понял, что в ней заключена часть моего самоанализа, моей реакции на смерть отца, - одной из самых горестных драм человеческой жизни".

О смерти старого Якоба 23 октября 1896 года Фрейд сообщил Флиессу и добавил: "Через какие-то неясные пути, лежащие за пределами нашего сознания, смерть старика-отца глубоко поразила меня". Теми же "неясными путями" произошедшая смерть подействовала на таинственные подсознательные механизмы, породив обильный поток сновидений. Это влияние подчеркивается известной опиской, о которой нельзя не вспомнить и значение которой, возможно, даже было переоценено Фрейдом впоследствии в "Толковании сновидений" он упомянул брата Ганнибала -Асдрубала вместо его отца Амилькара). Эту описку он обнаружил сразу же после выхода книги и в письме к Флиессу особо отмечает ее: "Вчера, наконец, вышла книга. Отца Ганнибала звали не Асдрубалом, а Амилькаром. Я прекрасно знал это и сейчас неожиданно вновь вспомнил". Поскольку известно, что Ганнибал был любимым героем Фрейда в молодости, С которым он старался себя отожествить, и учитывая сделанное в 1908 году признание Фрейда, что смерть отца послужила одним из источников книги о сновидениях, подобная "ошибка" в имени отца Ганнибала заставляет задуматься.

И не явилась ли подмена имени отца именем брата своего рода данью "братьям-евреям", в которых он находил поддержку и умиротворение, а также внимательных слушателей в течение долгих лет, когда в одиночестве, отвергнутый, он создавал "Толкование сновидений"? Перед публикацией книги Фрейд обращался к проблемам снов лишь в выступлениях перед еврейской публикой. "2 мая 1896 года, - пишет Джонс, - он сделал сообщение по этой теме перед молодежной аудиторией в Еврейском научном читальном зале", а в 1897 году посвятил два вечера, 7 и 14 декабря, изложению своих исследований сновидений перед членами еврейского Общества Б'наи Б'рит, в которое сам вступил в том же году. Фрейд признает свой долг перед Обществом Б'наи Б'рит в сдержанном и эмоциональном послании, отправленном его членам 6 мая 1926 года: "... за все годы, последовавшие после 1895, два сильных впечатления в одинаковой мере подействовали на меня. Я впервые заглянул в глубины внутренней жизни человека и обнаружил много вещей разочаровывающих и даже пугающих; результатом моих нелицеприятных открытий стало то, что я потерял в этот период большинство своих личных связей, почувствовал себя вне закона, отвергнутым всеми. И это одиночество породило во мне страстное желание войти в круг избранных, умных людей, которые согласились бы дружески принять меня, несмотря на мою дерзость. Мне указали ваше Общество, как место, где я смогу найти подобных людей.

...Так я стал одним из ваших членов... Я всегда поверял вам все свои новые идеи, и в то время, когда в Европе никто не желал меня слушать, и у меня еще не было учеников в Вене, вы дарили меня своим благожелательным вниманием. Вы были моей первой аудиторией".

Общество Б'наи Б'рит, в дословном переводе "Сыны Союза", посвящавшее себя служению гуманитарным и культурным задачам в развитии современного, открытого иудаизма, основанное в США, но располагавшее группами в разных странах, сыграло заметную роль в борьбе Фрейда за развитие и победу своих идей, причем в наиболее критический момент. Оно, несомненно, развило у Фрейда, "неверного еврея", как он себя называл, искреннее и сильное чувство принадлежности если не к иудаизму, то по крайней мере к еврейскому народу. С достойной подражания пунктуальностью Фрейд участвовал во всех собраниях Общества, которые проходили по вторникам через каждые две недели. Кроме своих бесед о сновидениях он сделал также 27 апреля 1900 года сообщение по поводу "Плодородия" Эмиля Золя - писателя, вызывавшего его искреннее восхищение, за борьбой которого по делу капитана Дрейфуса, начатой в 1898 году, он внимательно следил.

Флиесс однако оставался главным доверенным лицом, "первым читателем", и благодаря письмам, которые адресовал ему его друг, мы можем проследить за движением работы Фрейда с ее колебаниями, чередованиями депрессий и состояний эйфории. Так, если в конце 1898 года он заявляет, что "книга о сновидениях бесповоротно оставлена", то два месяца спустя от этого решения не остается и следа, и он пишет: "что-то... наверняка появится в ближайшие дни". Новый рывок вперед в мае 1899 года, поскольку "сновидения, без особой на то причины, вновь обрели свою силу". Без ложной скромности Фрейд оценивает свой труд: "Это самое лучшее открытие, вероятно, единственное, что меня переживет". В июле он подводит победный итог: "В целом можно сказать, что прошедший год стал свидетелем моего триумфа". Редактирование работы настолько захватило его, что, по воспоминаниям дочери Анны, в часы обеда он приходил домой в состоянии, подобном сомнамбулическому. На ферме в Рьемерлегене, неподалеку от Берхтесгадена, в Баварии, где семья Фрейда решила провести лето, он на несколько недель обрел идеальное место для интенсивной работы: "Здесь я прекрасно поработал, в покое, без обычных забот, в почти идеальных условиях".

Он не питает никаких иллюзий относительно приема, который уготован его книге. Он мечтает провести десяток дней в Риме у своего друга Флиесса, но тут же уточняет: "Это - если все будет хорошо, если у меня будут средства к существованию, а меня самого не посадят в тюрьму, не подвергнут линчеванию или бойкоту из-за моей египетской книги о сновидениях!" Нельзя не почувствовать удивительный, экзотический, таинственно-восточный дух этого определения "египетская", приложенного к готовящейся книге о снах. В книге "Моя жизнь" Фрейд выскажет позднее свое пренебрежительное отношение к практическому руководству немецкого невропатолога В.Эрба, назвав его "египетским ключом к сновидениям". Здесь же этот термин, впервые примененный, имеет отголосок дьявольского, потустороннего, адского, растревоженного вторжением Фрейда, косвенно отражающего природу обнаруженных им явлений, что заставит улюлюкать и призывать к линчеванию "сплоченное большинство". Но "египетский" - это и сущность еврея Моисея в том виде, как ее постарается воссоздать Фрейд в своей последней книге "Моисей и монотеизм". Можно сказать, что египетская печать отмечает собой как начало исследований Фрейда, каковым является "Толкование сновидений", так и конец - "Моисея...", и можно легко почувствовать очарование этого египетского духа, неизвестно откуда возникшего и бросающего таинственные отблески на написанное Фрейдом.

Одна из его пациенток, пишет он в "Исследованиях истерии", всегда разговаривала с ним, зажав в руке маленькое распятие из слоновой кости - "как будто я был Сатаной". Свой "сатанизм" Фрейд подчеркивает без колебаний, выбирая в качестве эпиграфа к "Толкованию сновидений" две строки из "Энеиды": "Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo". "Если мне не удастся тронуть Богов, я расшевелю их".

Выступление против Богов, Superos, непризнание их авторитета и власти и спуск в Ад, Acheronta, который вынужден покоряться святотатственному вторжению человека и открыть свои секреты,- таково явление Фрейда, полное вызова, гордости, направленное на ниспровержение авторитетов, которое можно назвать люциферским, прометеевским или фаустовским и главной целью которого остается фундаментальное познание. Он несет свет (такова точная этимология слова lucifer) туда, где царствуют сумерки и хаос, и, подобно Прометею, доставляет людям похищенный у богов огонь, чтобы помочь им преодолеть невзгоды, согреть и возвысить. Портрет Фрейда как "конкистадора" разума, человека "вне закона", анархиста прекрасно дополняет эту картину.

Жажда знания, которую Фрейд считал главной мотивацией своих действий, позволила ему проникнуть в самые глубины и оттуда извлечь свою добычу. Поскольку секрет человеческого естества - единственный настоящий секрет, подобный загадке Сфинкса (невозможно вырвать у ревностно хранящих его богов, познать на верхних (superos) этажах психики, то есть на уровне сознания и известных знаний, доступных рациональной науке, анализирующей внешнюю, объективную сторону предметов), Фрейд спускается за ним в Ад, в царство теней, обращается к ночному существу человека: "Странная работа, - пишет он 11 октября 1899 года, - происходит на нижних уровнях". Он проникает в мир сновидений, полный абсурда, обращается к фантазиям оккультизма и несет туда "луч света", придает им новую психологическую рациональность, выработанную психоанализом. Именно с помощью здравого смысла, закаленного в огне субъективности (самоанализа), Фрейд осваивает область сновидений, всегда считавшуюся иррациональной; рациональный подход позволяет ему разложить реальность сновидений на составные части, выявить главное их содержание, обусловленное скрытыми мыслями, проследить самые тонкие проявления удивительной "работы сна", заключающейся в странных смещениях, образовании неожиданных превращений и символов, придающих желаниям фантастическое воплощение. Мы еще вернемся к этому. Здесь важно отметить, что люциферские действия Фрейда, подчиняющего "иррациональность" сновидения живой и страстной рациональности, выявляют, внезапно высвечивают скрытую сторону человеческого существа. Он создает настоящую новую науку, делает крупный шаг вперед в области антропологии, или, может быть, лишь совершает возвращение после нескольких веков господства "обскурантизма" к уже существовавшему пониманию огромной роли сновидений в жизни человека.

Рядом с человеком бодрствующим и человеком спящим появляется человек, видящий сны и начинающий, наконец, действительно понимать это: наступление XX века отмечено выходом "Толкования сновидений". Книга вышла 4 ноября 1899 года, однако издатель датировал ее 1900 годом, как бы стараясь отметить этой выразительной цифрой счастливое сочетание новой книги и новой эры. Но современники - вернемся же на землю - не поняли этого: из тиража в 600 экземпляров 123 было продано за первые шесть недель, 228 - за два следующих года, и лишь через восемь лет была куплена последняя книга! Редко труд подобного значения, как подчеркивает Джонс, столь долго оставался непризнанным. Но и последующий взлет его не знает себе равных: переведенный на многие языки, переизданный массовыми тиражами, важнейшая основополагающая работа, на которую затем постоянно ссылались, он стал источником многочисленных публикаций, событием в современной культуре.

Французские переводчики немецкого названия книги колеблются между "Наукой о сновидениях" и "Интерпретацией сновидений", причем второе обычно перевешивает. Но чтобы не использовать выражение, которое в любом случае недостаточно точно передает истинный смысл немецкого названия, мы решили сохранить в работе его без перевода (Автор сохраняет в книге немецкую транскрипцию названия работы Фрейда - "Die Traumdeutung" ("Толкование сновидений")., что позволит также почувствовать мощь и звуковую наполненность этого слова, подобную прометеевскому грому, прозвучавшему в наше время).