Итоги развития психологии в XVIII в.

Итак, XVIII век внес существенную лепту в прогресс психологии. Физика Ньютона и физиология Галлера определили естественнонаучный облик этого века.

Нервно-мышечная физиология обогатила учение о жизнедеятельности важными представлениями. Геометризованный организм, каким он некогда рисовался детерминистски мыслившим естествоиспытателям, становился машиной, наделенной специфическими свойствами. Принцип многообразности сочетался с учением о качественно новых признаках живой природы - раздражимости и чувствительности.

В общем направлении мышления рационализм XVII в. сменился эмпиризмом - убеждением во всемогуществе опыта. В биологических науках доминировала установка на возможно более подробное описание явлений с целью их размещения в классификационных схемах. Фаза описания служила предпосылкой поиска новых объяснительных понятий. Отход от основанной на геометрическом принципе модели природы в соединении с итогами описательно-классификационной работы дал импульс к зарождению идеи развития. На этот раз она выступала как средство не только объяснения генезиса структурно-определенного мира из хаотической массы вещества (Лаплас, Кант), но и познания качественно различных, сменяющих друг друга форм жизни (Бюффон, Робине, Дидро). Таким образом, только учитывая сдвиги, происшедшие в естествознании, можно уяснить характер психологических течений, отличающих XVIII в. от предшествующего.

Все направления психологической мысли стремились применить свои понятия и схемы к решению актуальных идеологических, этических и педагогических задач. Эти задачи приобрели особую остроту в идущей к буржуазной революции Франции, где материалистическая мысль выработала новые представления о психической деятельности, отличные от двух главных доктрин века - ассоцианизма и психологии способностей. Здесь разрабатывалась идея о социальной обусловленности сознания и поведения людей, причем в трактовке самой социальности возникают элементы историзма (хотя и идеалистического). На основе принципа развития был найден материалистический подход к человеческой психике как интегральному образованию, объединяющему различные уровни реагирования организма. Рефлексы в связи с этим перемещаются в разряд двигательных реакций элементарного уровня, над которым строятся более сложные.

Если во Франции материалистическое направление приобрело в силу указанных причин бескомпромиссно воинствующий характер, то в Англии, России, США, Германии материализм был менее последователен. Зачастую он принимал форму деизма.

Антиподом ассоциативной психологии выступила в XVIII в. психология способностей.

Под знаменем эмпиризма - строго опытного исследования психики - выступали школы и направления, стоявшие на разных идейно-научных полюсах. Объяснение этому следует искать в неопределенности понятия "опыт". С точки зрения одних, опыт есть "непосредственно данное" в смысле феноменов, постигаемых интроспекцией. Другие считали, что опыт психологического познания ничем не отличается от опыта естественных наук.

Эмпирическая психология в трактовке Беркли, Юма, представителей шотландской школы и школы X. Вольфа существенно отличалась от эмпирической психологии Гартли и французских материалистов. Поэтому нам представляется исторически более правильным, проводя разграничения между психологическими течениями рассматриваемого периода, исходить не из традиционной дихотомии: ассоциативная психология - психология способностей, а из другой дихотомии: эмпирическая психология, базировавшаяся на "внутреннем опыте" (интроспекции), и эмпирическая психология, опирающаяся на "внешний опыт" в смысле изучения душевной деятельности с помощью принятых естествознанием понятий и приемов.

Если принять эту классификацию, то станет очевидно, что психология способностей, выступавшая в виде антипода ассоцианизма, в действительности являлась таковым лишь по отношению к его материалистическому крылу. Что касается ее претензий на строго эмпирический подход к душевным актам, то в этом она стояла на общей почве с идеалистическим ассоциа-низмом Беркли - Юма, а именно на точке зрения, согласно которой истинно психологический опыт добывается благодаря способности субъекта постигать состав собственного сознания.

В XVIII в. психофизическая проблема становится психофизиологической, т. е. ограничивается отношением психических процессов к нервным.

Намечаются четыре подхода к ней:

1. Психофизический параллелизм Гартли и следовавших за ним ассоцианистов восходил к учению Спинозы, которое, однако, взамен монистской получило параллелистскую интерпретацию: соотношение мышления и его телесного субстрата рассматривалось не с точки зрения порядка и связи вещей природы в целом, а только как корреляции между психическим и нервным в пределах обособленного организма. Отличительная особенность параллелизма Гартли заключается в утверждении первичности нервных процессов (нервных вибраций, вызванных вибрациями внешнего эфира) и производности возникающих в соответствии с ними связей между идеями. В гарлианском варианте параллелизм был формой материализма и детерминизма.

2. Психофизический параллелизм Вольфа, хотя и предполагал неотделимость души от физиологического субстрата, наделял душу спонтанной активностью, тем самым лишая знание о телесном субстрате какой бы то ни было объяснительной ценности. В вольфианском варианте параллелизм был формой идеализма и индетерминизма.

3. Психофизическое взаимодействие в трактовке Б. Раша означало двойную зависимость: физические причины действуют на моральную способность души, а от этого в свою очередь зависит благополучие тела. Важнейшим фактором благотворного влияния души на телесное здоровье считались религиозные идеи. Принцип активности сознания Раш использовал для защиты религиозного мировоззрения. Вместе с тем материалистические тенденции учения Раша выразились в том, что взаимодействие души и тела мыслилось не как взаимодействие двух сущностей, а как частный случай свойственной органическим телам взаимной зависимости одной системы от другой.

4. Психофизическое взаимодействие в трактовке французских материалистов противопоставлялось религиозно-идеалистическому взгляду, а не примирялось с ним, как у Раша. Исходя из принципа развития, они стремились понять организм как образование, включающее различные уровни жизнедеятельности. Соответственно утверждение о том, что душа влияет на тело, означало в концепции Дидро и Кабаниса активное воздействие более сложной физиологической системы на элементарные.

Подход к психофизической проблеме определялся не только степенью ее естественнонаучной разработки, но и общественными запросами. Идея о том, что телесные функции, влияя на психические, в свою очередь зависят от них, приобретала социально-политический смысл, поскольку сама душевная жизнь воспринималась под углом зрения ее социальной детерминации. Имелись в виду не идеи как элементы сознания, безразличные к их идеологической, нравственной "нагрузке", а именно психическое содержание и те способности, которые находятся в непосредственной зависимости от социальных факторов (политических, религиозных, моральных и т. д.) и тем самым приобретают социальную ценность. Характер влияния идеи на тело соотносился со смыслом этой идеи, свойственным не ей самой, а почерпнутым из другого детерминационного ряда (общественной среды).

Острая идейно-политическая борьба, отражавшая социально-экономические изменения эпохи победы капитализма во Франции и США, наложила отпечаток и на трактовку соотношения физического и психического. Во имя физического, телесного благополучия Б. Раш требовал психического здоровья, которое связывал с политической свободой, добытой США в войне за независимость.

Французские, материалисты требовали создания социальных условий, благоприятных для телесной жизни. Материалистически осмысливая природу в целом и природу организма в частности, они были идеалистами в трактовке общества, его институтов и порядков. Под обществом они подразумевали только его надстроечные (политические, правовые и др.) явления, не видя их зависимости от способа производства материальных ценностей. Поэтому, хотя французские материалисты и отвергали эпифеноменализм и отстаивали реальность сознания и идей как активных факторов жизнедеятельности, последовательно материалистического понимания этой активности у них не было. Социальная ситуация побуждала признать в человеке деятеля, ведомого (стимулируемого) не одними общебиологическими потребностями, но и идеями, которые порождаются общественными условиями.

Идеалистическое понимание этих условий, а тем самым и создаваемых ими продуктов сознания сталкивалось с материалистическим пониманием телесного механизма, схема которого была заимствована от детерминистской психофизиологии. Исходя из этой схемы, французские материалисты впервые поняли психику как функцию мозга, а не параллельный ему процесс. Учение об обусловленности идей социальной средой и о психике как телесной функции, сходной по типу со всеми другими функциями организма, создавало коллизию, известную под названием "двойная детерминация". Взгляд на человека как на точку пересечения двух детерминационных рядов препятствовал реализации принципа психофизического монизма, за который передовые французские мыслители ратовали в своей философской теории.

На следующем этапе развитие учения о психике как функции мозга повело психофизиологию вперед, к новым открытиям.