79. Скрытое лицо бессознательного: Фрейд и гипноз. Л. Шерток (79. La face cachee de l'inconscient: Freud et l'hypnose. L. Chertok)

Институт психосоматической медицины в Париже, Франция

"Большинство философски образованных людей абсолютно неспособно понять, что психический акт может быть неосознаваемым. Подобную идею оно отвергает как абсурдную и противоречащую нормальной и простой логике. Это говорит, по-моему, лишь о том, что эти люди никогда не изучали явлений гипноза и сновидений... В отместку им психология, основанная на представлении о неустранимости присутствия сознания, неспособна решать проблемы, относящиеся к гипнозу и сновидениям". Так писал 3. Фрейд в 1923 году [13, 179-180].

Гипноз и сновидения. Для нас непривычно такое сочетание, потому что Фрейд выбрал между ними одно и отверг другое. Многие авторы старались описать путь, который привел Фрейда от гипноза к открытию психоанализа. Но речь в таких случаях идет об истории, которой изначально было суждено этим открытием завершиться. Будучи, одновременно, точкой начала и точкой вынужденного поворота, гипноз упоминается только для того, чтобы быть затем оттесненным появлением новой науки.

Такой подход создает опасность забыть, что гипноз - это не только музейная редкость, не только этап истории, но также область современных исследований, в процессе которых мы ставим во многих отношениях только первые (вопросы. Поэтому мы будем ориентироваться в настоящем исследовании на иную перспективу. Нашей задачей явится анализ эволюции фрейдовской мысли с точки зрения теории гипноза (Мы ограничимся в настоящей статье анализом мыслей только Фрейда. Мы уже однажды обрисовали эволюцию психоаналитических теорий гипноза после Фрейда [5]. С другой стороны, в отношении того, что является наиболее новым аспектом современных исследований, читатель может обратиться к статье Гилла [16] и к статье Кюби [18]). Мы попытаемся показать, как эта мысль вписалась в теории гипноза, как она здесь обновила понятия и осветила некоторые фундаментальные аспекты (межперсональные отношения, трансфер) и на каких вопросах, до сего дня остающихся в этой области в центре наших размышлений, она, под конец, споткнулась.

От гипноза к трансферу

Размышления Фрейда над проблемой гипноза определялись преимущественно французскими концепциями, т. е. спором, в котором Шарко противостоял Бернгейму, школа Сальпетриера - школе Нанси. Известно, что Шарко видел в гипнозе своеобразное соматическое состояние, вызываемое физиологическими, в основном, факторами, в то время как Бернгейм рассматривал гипноз как процесс чисто психологический, исчерпываемый внушением. В этом проявилось фундаментальное противопоставление, которое определяет до настоящего времени в разных формах всю проблематику гипноза. Позицию Фрейда в этом вопросе определить нелегко. В разных текстах она выступает по-разному. Хорошо известно, что с самого начала ни одна из этих теорий его не удовлетворяет, он предчувствует, что проблема должна быть поставлена на основе иных понятий. Представляется более интересным, чем противопоставлять друг другу разные тексты, проследить, каким могло быть движение мысли Фрейда по отношению к двум названным концепциям и как Фрейд попытался преодолеть их расхождение.

Шарко и "физиологический" детерминизм

Независимо от эмоционального воздействия, которое Шарко оказал на Фрейда [2], особенно повлияли на последнего эксперименты Шарко с провоцированием искусственных параличей [3]. Известно, что, стремясь обосновать свои представления о психической детерминированности посттравматической истерии, Шарко вызывал с помощью внушения (в состоянии гипноза и в условиях бодрствования) психогенные параличи и другие истерические симптомы. Его цель заключалась в получении прямого доказательства "всемогущества идей", силы психического воздействия на соматические процессы. Эти эксперименты произвели на Фрейда впечатление подлинного откровения. Его исследование различий, существующих между параличами органическими и параличами психогенными [7], показывает, что он сразу же понял, что теории Шарко открывают путь к созданию концепции истерии, полностью основанной на психическом детерминизме. В этой статье, опубликованной в 1893 г., но задуманной Фрейдом еще в конце его пребывания в Париже [17, 258], действительно показано, что истерические параличи определяются не законами анатомии нервной системы, а отражают представления, которые больные имеют о своем собственном теле.

Однако Шарко, вопреки новаторскому духу его концепций, не был подготовлен для формулировки выводов, ставящих под сомнение примат физиологического детерминизма, определявшего все научные представления его эпохи. Интуиция клинициста вынуждала его признать роль психической травматизации в генезе истерической синдроматики, но, одновременно, он не допускал, что подобные нарушения могут возникать без органического поражения нервной системы. Он постулировал, вопреки отсутствию каких-либо видимых изменений анатомо-физиологического субстрата, существование "динамических функциональных нарушений", которые нельзя было выявлять с помощью современных ему методов исследования. Он придавал, кроме того, первостепенное значение конституциональному фактору в этиологии неврозов.

Аналогичное стремление оставаться в рамках идеи физиологического детерминизма выступает и в представлениях Шарко о гипнозе. Это не значит, что Шарко игнорировал роль суггестии как фактора гипнотических проявлений. Он даже, как мы уже говорили, использовал суггестию, чтобы вызывать искусственно истерические симптомы ("создавать и устранять"). Однако суггестия действовала, по его мнению, только на фоне особого физиологического состояния - состояния гипноидности, родственного гипнозу.

Бернгейм и "психологический" характер гипноза

Основной интерес в теориях Бернгейма представляет то, что он решительно порвал с приматом физиологии, использовав гипноз как чисто суггестивный феномен. Чем является, действительно, суггестия? Это идея, которая, если воспользоваться определением Фрейда из его предисловия к труду Бернгейма "О суггестии", "будучи введена в мозг загипнотизированного субъекта путем внешнего воздействия, интерпретируется субъектом как возникшая в его сознании спонтанно" [6, 77].

Не существует, таким образом, более гипнотического состояния - есть только психологические причинные связи, действующие так, что субъект их по-настоящему не осознает.

Можно понять, почему Фрейд утверждал, что именно Бернгейму он обязан "наиболее глубоким впечатлением по поводу возможности существования мощных психических процессов, остающихся скрытыми от сознания людей" [15, 23-24]. Два опыта, на которых он смог присутствовать во время посещения им Нанси, сыграли в этом плане фундаментальную роль.

Первый из этих экспериментов был связан с постгипнотическим внушением. Бернгейм дал предварительно загипнотизированному субъекту инструкцию выполнить по пробуждении определенное действие. Когда субъект вышел из состояния гипнотического сна, он реализовал этот приказ, хотя и не смог вспомнить мотивы своего поступка.

На протяжении второго опыта Бернгейм опрашивал людей, длительно находившихся ранее в сомнамбулической фазе гипноза. Казалось, что эти люди полностью забыли обо всем, что с ними происходило в этом состоянии. Бернгейм, однако, показал, что было возможным оживить их воспоминания, используя чисто психологические приемы (настойчивость, суггестию, увещание).

Эти опыты позволили сделать два вывода. С одной стороны, они доказали, что определенные представления могут быть содержанием психической жизни субъекта, могут определять его действия, фигурировать в процессах памяти без того, чтобы субъект их осознавал. Можно поэтому думать, что путешествие в Нанси оказалось для Фрейда важным этапом выработки им представления о бессознательном.

С другой стороны, показав, что можно устранить постгипнотическую амнезию путем одной только суггестии, Бернгейм доказал чисто психогенную природу этой амнезии. А поскольку последняя рассматривалась всегда как один из главных признаков гипнотического состояния, подтверждалось тем самым и представление Бернгейма об исключительно психологическом характере гипноза.

Однако, если допускается, что гипноз это не более, как определенная форма внушения, в чем же это внушение заключается? Фрейд многократно подчеркивал, что Бернгейм не смог по-настоящему определить психологический механизм гипноза и что тем самым гипноз объяснялся на основе фактов, которые сами требовали объяснения. Отсюда вытекало, что, хотя Бернгейм настаивал на психологическом характере гипноза, он, как и Шарко, оставался привязанным к существенно нейрофизиологической концепции психического функционирования. Внушение сводилось для него к определенному нервному механизму. Его позиция была более близка к позиции Шарко, чем это представлялось на первый взгляд. Расходясь в оценке важности роли, которую играет внушение, и Шарко, и Бернгейм оказывались в равной степени неспособными интерпретировать гипноз на языке чисто психологических категорий.

Открытие трансфера

Фрейд сам рассказал, как он пришел к пониманию либидинозного характера отношений, устанавливающихся в гипнозе. Однажды, когда он гипнотизировал одну из своих больных, последняя, пробудившись, бросилась ему на шею: "Я был достаточно трезв душевно, чтобы не объяснять этот поступок моей непреодолимой привлекательностью, и я полагал, что понял природу мистического фактора, скрытого за гипнозом. Чтобы его устранить или хотя бы изолировать, я должен был распроститься с гипнозом" [15, 40-41].

Мы показали в других работах [1; 4], как этот эпизод явился для Фрейда отправным пунктом в открытии трансфера. После того, как он отказался объяснить этот инцидент своей личной привлекательностью, он пришел к необходимости допустить существование третьей фигуры как промежуточной между врачом и пациентом. Это было начало "долгого пути", на котором он постепенно нисходил от актуальных желаний к инфантильной сексуальности, вплоть до наиболее ранних фаз формирования межперсональных отношений.

В результате становилось возможным понять механизм отношений, создающихся в гипнозе. Внушение, писал Фрейд, очень точно формулируя свою мысль, "это влияние, оказываемое на субъекта с помощью феноменов трансфера, которые он способен произвести" [9, 58]. Повышение степени внушаемости субъекта в условиях гипнотизации, его аффективная зависимость от гипнотизера находили, таким образом, свое объяснение в мощных отношениях трансфера, которые его связывали с гипнотизером. В "Трех очерках по проблеме сексуальности" Фрейд охарактеризует эти отношения как зафиксированность по мазохистскому типу ("Я не могу не вспомнить здесь доверчивое подчинение, которое обнаруживают гипнотизируемые в отношении гипнотизера. Оно заставляет меня предполагать, что существо гипноза заключается в неосознаваемой фиксации либидо на личности гипнотизера (посредством мазохистского компонента сексуального влечения)" [8, 171]). Он вновь вернется к этому вопросу в "Психологии масс и анализе Я", где он рассмотрит проблему гипноза детально [12, 138-141; 153-156; 174].

Он вновь подчеркивает подчиненность, пассивность, отказ от любой формы критики, которые характеризуют отношение гипнотизируемого к гипнотизеру и устанавливают сходство, существующее между гипнозом и наиболее идеализированной формой влюбленности. В обоих этих случаях, пишет он, объект замещает "идеал Я". Не входя в рассмотрение всей сложности фрейдовской метапсихологии, ограничимся напоминанием, что "идеал Я" является выражением интериоризации субъектом его идентификаций с родителями, особенно - его идентификации с отцом. "Идеал Я" можно определить как своеобразную высшую идентификацию, основная функция которой - служить опорой формирования унифицированного образа "Я", противостоящего, как целостность, множеству отдельных стремлений.

Именно трансфер ("перенос") на личность гипнотизера функций, связанных с "идеалом Я", позволяет, по Фрейду, понять зависимость субъекта, обнаруживающуюся в условиях гипноза. Трансфер объясняет и особую чувствительность, проявляемую гипнотизируемым в отношении инструкций гипнотизера, - чувствительность, доходящую до галлюцинаторного переживания этих инструкций. В той мере, в какой "идеал Я" способствует формированию "Я", он, этот "идеал Я", играет существенную роль в обосновании принципа реальности: "Нет ничего удивительного в том, что "Я" рассматривает определенное восприятие как реальность, если психическая инстанция, функцией которой является контроль событий на их реальность, высказывается в пользу реальности этого восприятия" [12, 139].

Гипнотический трансфер и сексуальность

Но каковы истоки гипнотического трансфера? Почему определенные люди в большей степени, чем другие, испытывают его влияние? Каково отношение гипноза ко сну? К гипнозу животных? Возникает столько вопросов, что Фрейд ощущает себя не способным дать на них ответ. Отчетливо видно при чтении этого текста, что гипноз остается для него явлением загадочным. "Во многих отношениях, - пишет он, - гипноз еще труден для понимания и представляется мистическим". К элементам, "ускользающим от всякого рационального объяснения" [12, 140], он относит, в частности, десексуализированный характер гипнотических отношений. Действительно, в то время как в любви, даже при ее наиболее идеализированной форме, личность того или той, кого любят, является объектом, на который непосредственно устремлено половое влечение, гипноз остается для Фрейда парадоксом "состояния влюбленности без непосредственно выраженных сексуальных тенденций" [12, 140].

Такое понимание представляется удивительным, если мы сопоставим эти выражения Фрейда с инцидентом, который заставил его отказаться от пользования методом гипноза. В приведенном выше тексте "мистический элемент", проявляющийся в условиях гипноза, это, по существу, элемент сексуальный. Все это может показаться тем более поразительным, что оба текста были написаны Фрейдом с небольшим разрывом во времени: "Психология масс и анализ Я" в 1921 г., "Моя жизнь и психоанализ" в 1925 г., и тем не менее Фрейд употребляет одно и то же слово "мистический", чтобы обозначить один раз сексуальность, другой - десексуализированность влечения.

Выступающее здесь противоречие может быть устранено, если учесть, что приведенные выше утверждения включены в точные тексты, относящиеся к разным моментам истории психоаналитической мысли. Рассуждая общим образом, можно в истории развития представлений о сексуальности различать два основных периода. В первом, соответствующем по времени постепенному открытию основных принципов психоанализа - бессознательного, сексуальности, вытеснения и т. д., в центре внимания Фрейда были вытесненные содержания. Сексуальность была поэтому выдвинута на передний план. Поскольку было установлено, что вытеснение является главной причиной неврозов, краеугольным камнем формирования личности, требовалось прояснить, что именно вытесняется. Фрейд был вынужден поэтому перейти от сексуальности зрелой к сексуальности инфантильной и разработать теорию бессознательного как резервуара сексуальных влечений.

Инцидент, упоминаемый в "Моей жизни и психоанализе", относится к этому этапу открытия роли сексуальности. Легко понять, что в период, когда Фрейд начинал видеть первые элементы своей теории, он был особенно чувствителен к значению параметра сексуальности в условиях гипноза. На основе учета этого параметра он открыл феномен трансфера: он быстро заметил, что этот параметр свойственен не только гипнозу, но присущ всякому отношению между людьми, в особенности отношению, устанавливающемуся в рамках психоаналитической ситуации.

Однако подобное расширение идеи сексуальности ставило ряд вопросов и особенно вопрос об истоках вытеснения. Что выражает вытеснение в либидинозной жизни субъекта? Каким образом оно возникает у ребенка, хотя последний представляется находящимся, исходно, полностью во власти своих инстинктивных побуждений? (Фрейд частично решил этот вопрос, введя понятие стремления к самосохранению, или влечений "Я". В отличие от сексуальных стремлений, функцией влечений "Я" являлось адаптирование субъекта к реальности. Однако проблема быстро осложнилась с развитием теории нарциссизма. Каким образом "Я" может подавлять сексуальные влечения, если оно само является субъектом и объектом либидинозных воздействий, а стремление к ауто-консервации (самосохранению) также обнаруживает в определенной мере связь с сексуальностью?) Вопрос этот приобретал тем большую остроту, что психоанализ оказался постепенно приведенным к необходимости расширить область своих исследований, включив в нее искусство, литературу, мифологию, общественное поведение и т. д. Это проникновение в антропологию требовало опоры на теорию, способную объяснить проявление вытеснения и сублимации инстинктивных стремлений, как присущее всякой форме социального функционирования. С другой, однако, стороны, антропологическая перспектива, хотя и заостряла вопрос, создавала возможность ответа, связывая подавление инстинкта, нелегко объяснимое в рамках теории влечений, с созданием и развитием человеческих сообществ. Именно в этом значение филогенетических гипотез, разработанных в "Тотем и табу" [10], согласно которым комплекс Эдипа и боязнь кастрации имеют свои истоки в страхе, испытывавшемся когда-то членами примитивной орды перед всемогущим Отцом орды.

От психологии индивидуальной к психологии коллективной: филогенетические перспективы

Можно сказать, что, начиная с этого момента, мысль Фрейда непрерывно вращается между психологией коллективной и психологией индивидуальной, понимаемыми как своеобразное обоснование одна другой. "Психология масс и анализ Я" (разве уже само это заглавие недостаточно выразительно?) особенно в этом отношении характерна. С одной стороны, все стремление Фрейда здесь сводится к тому, чтобы бросить свет на сублимацию либидо, обуславливающую цементирование социальной группы и связанную с идентификацией с "шефом" (или с идеалом), воспроизводящей инфантильную идентификацию с личностью отца. Поэтому этот текст содержит метапсихологические размышления о природе и роли идентификации, о формировании "Сверх-Я" как инстанции, отличной от "внутреннего" Я и т. п. В другом же месте Фрейд прибегает к филогенезу, когда возникает задача объяснения функции архетипа, параметра, одновременно перманентного и коллективного, который оказывается, таким образом, связанным с отношением к Отцу.

Здесь, однако, мы вновь возвращаемся к проблеме гипноза. Если Фрейд так настойчиво подчеркивает десексуализированность отношений в гипнозе, то это происходит потому, что власть гипнотизера ему представляется опирающейся на подавление полового инстинкта, сходное с тем, которое наблюдается при функционировании общественных групп. С этой точки зрения, пишет он, гипноз это "une foule a deux" ("безумие вдвоем") [12, 156]. Как "шеф" гипнотизер олицетворяет собою проекцию на другого человека нарциссизма субъекта. В обоих случаях наблюдается своеобразное исчезновение "Я" - субъект отрекается от своих собственных либидинозных потребностей, чтобы полностью раствориться во внешней воле. В той мере, в какой здесь происходит своеобразное сплавление аффектов, возникает отношение любви, в .котором, однако, сексуальные тенденции, как говорит Фрейд, "задержаны", "отклонены от своей цели" [12, 139-140; 174].

Дело не в том, что сексуальный элемент не может проявляться в ситуации гипноза, а в том, что он не определяет ее специфику. Эта специфика основывается, для Фрейда, на отношении зависимости, которое с древних времен привязывает ребенка к образу отца. Таинственный характер гипнотического состояния, "абсолютный паралич воли" [12, 140], в котором загипнотизированный находится по отношению к гипнотизеру, объясняется, по Фрейду, тем, что подобное состояние это отзвук состояния, когда-то действительно испытанного и вошедшего в структуру филогенетического наследия. "Дело заключается в том, - пишет он, - что посредством своих процедур гипнотизер пробуждает в субъекте часть его архаического наследия, которое уже проявлялось в установке по отношению к родителям, особенно в представлении, создаваемом (субъектом) о его отце, как о личности всемогущей и опасной, по отношению к которой можно вести себя только пассивно и мазохистски, перед лицом которой надлежит полностью отказываться от собственной воли... Как нам известно по другим реакциям, способность оживлять эти архаические ситуации варьирует от одного индивида к другому" [12, 156].

Сказанное выше позволяет понять особый характер гипнотического состояния, соматические сдвиги, доходящие до пределов биологически возможного, которые гипноз провоцирует (сходство со сном, изменение чувствительности и т. п.). В этой связи можно заметить, что Фрейд становится в обсуждаемом тексте, неоспоримо, на сторону "этатистов" ("Этатисты": рассматривающие гипноз как специфическое "состояние" ("etat") сознания, в то время как по мнению "антиэтатистов" речь идет при гипнозе лишь о простом "обучении"). Он к тому же отчетливо поясняет в примечании: "соображения, развитые в этой главе, позволяют нам вернуться от концепции гипноза, которая была сформулирована Бернгеймом, к наивному, но более старому истолкованию" [12, 15]. Очевидно - к "этатистской" концепции, разделявшейся также школой Сальпетриера. Понятие "гипнотическое состояние" употребляется Фрейдом в этом же примечании. Это не значит, что Фрейд отвергает присутствие фактора суггестии в гипнотических отношениях. Напротив, в "Психологии масс и анализе "Я"" этот фактор выдвигается на передний план, поскольку гипноз в этой работе выступает как модель абсолютной внушаемости, характерной, по Фрейду, для феномена группы. Однако, в отличие от Бернгейма, Фрейд не рассматривает внушение как проявление первичное и неразложимое. Внушение для него лишь описательное понятие, обозначающее психическое влияние, которое люди могут оказывать друг на друга. И если это влияние может иметь при гипнозе абсолютный характерно понять это можно, только допустив глобальное изменение сознания субъекта. Филогенетические гипотезы являются попыткой объяснить подобное изменение, используя язык антропологической теории, которую Фрейд в то время создавал.

Можно проследить маршрут, по которому следовал Фрейд. Вначале он поставил акцент на параметре отношений, возникающих в гипнозе. Тем самым он создал совершенно новую перспективу. Однако он не остался в рамках психологических интерпретаций, сформулированных Бернгеймом. Сводя, как и Бернгейм, в конечном счете гипноз к внушению, он, в отличие от Бернгейма, объяснял последний трансфером. Именно в этом заключается толкование, звучащее в большинстве текстов, в которых Фрейд (касается проблемы гипноза, - толкование, чаще всего приводимое его последователями.

Возникает, однако, вопрос: как объяснить изменения психофизиологического функционирования, которые выступают как наиболее поражающие особенности гипнотических феноменов? Если Фрейд испытал потребность вернуться к вопросу о гипнозе в "Психологии масс и анализе Я", то это произошло потому, что он чувствовал, что объяснение на основе трансфера недостаточно для раскрытия своеобразия природы гипнотических проявлений. Параметр трансфера не специфичен для гипноза. Его обнаруживают в любых психологически напряженных межличностных отношениях, особенно - в отношениях терапевтических. Когда Фрейд утверждает, что в условиях гипнотизации гипнотизер замещает для субъекта "идеал Я", он описывает тип отношений, наблюдаемых при общении и психоаналитика с его больным. Эти отношения не объясняют, однако, перехода к особому состоянию сознания, в котором заключается все своеобразие гипноза.

Апелляция к филогенезу содержит ответ на этот вопрос. Вводя понятие отношения к примитивному Отцу, Фрейд более, чем когда-либо, ставит акцент на параметре трансфера в гипнозе. Но вопрос сразу же переносится из области психологии в область физиологии, поскольку этот параметр представляет собою своеобразную врожденную предрасположенность - часть биологического наследия вида. Трансфер выступает здесь не только как повторение предшествующего психологического опыта, но и как возвращение к архаической фазе развития человека, зафиксированной в конституции субъекта. Речь идет в этом плане о глубоко своеобразном, психологически и физиологически, состоянии, способном реактивироваться под воздействием определенных факторов.

Тупик

Психическое и соматическое, психология коллективная и психология индивидуальная, сексуальное влечение и десексуализация, любовь и трансфер - отнюдь не случайно то, что мысль Фрейда, когда он размышляет о гипнозе, останавливается на наиболее темных и противоречивых понятиях психоаналитической теории. С этой точки зрения филогенетические гипотезы, при всей их абстрактности, их почти "научно-фиктивном" характере, остаются тем не менее исключительно интересными. Они подчеркивают, в частности, трудность для психоанализа объяснить интимную связь психического с соматическим, которая лежит в основе гипнотических феноменов. Высказывания Фрейда о "мистическом", загадочном характере гипноза указывают, что он хорошо осознавал хрупкость и парциальность своих интерпретаций. 148

Психоанализ полностью основывается на имплицитной гипотезе о фундаментальном единстве личности человека, рассматриваемой как психофизиологическая целостность. Ибо как можно иначе объяснить, что активность фантазмов может влиять на наиболее элементарные психофизиологические функции?, что вытесненное желание может вызвать паралич? Но, если Фрейду удалось в значительной степени осветить психологические механизмы, которые способствуют формированию клинической синдроматики, он не смог показать, на основе каких процессов эти механизмы преобразуются так, чтобы вызывать соматические эффекты. Он сам привлек внимание к этому вопросу. Говоря об истерической конверсии, в которой он видел основную модель подобного перехода психического в соматическое, он многократно подчеркивал, что психоанализ позволяет понять психологическое значение симптомов, но не механизм конверсии в его собственном смысле.

За тридцать лет, прошедших после смерти Фрейда, наши познания в этой области вряд ли по-настоящему увеличились. Вопреки развитию психосоматической медицины, мы до сих пор не знаем, каким образом представление - безразлично, идет ли речь, как при истерии, о вытесненном желании или, как при гипнозе, об инструкции гипнотизера - преобразуется, чтобы найти свое выражение на соматическом уровне.

Заключение: от трансфера к гипнозу

"Мы должны сохранить чувство признательности к старой технике гипноза за то что она позволила нам распознать некоторые процессы психоанализа в их схематизированной и изолированной форме. Только это дало нам смелость создать более сложные ситуации и их понять", - писал Фрейд в 1914 году [11, 106]. Можно поставить вопрос: не следует не следует ли заменить эту фразу обратной? Мы полагаем, что, независимо от различных факторов которые Фрейд рассматривал как причину его отказа от техники гипноза, он, в действительности, предчувствовал, что гипноз предполагает существование отношений между психическим и соматическим, которые нельзя было раскрыть в научных понятиях его эпохи. Надо было освободиться от физиологии, чтобы свободно изучать психологический детерминизм. С этой точки зрения отказ от гипноза представлялся совершенно необходимым. Гений Фрейда проявился именно в ориентации только на психическую детерминированность, в изобретении техники, полностью основанной на интерпретациях, на речевой коммуникации, с полным исключением прямого воздействия на соматику. Это позволило предпринять грандиозную расшифровку нашей психической жизни и нашего культурного наследия, нашего поведения в рамках семьи, наших учреждений, наших мифов, наших языков, искусства, острот, сновидений, клинических симптомов и т. п. Эта работа по дешифровке приобретает сегодня необычайно широкий размах, с созданием моделей, движимых разными гуманитарными дисциплинами, в частности лингвистикой, социологией, литературной критикой... Несколько быть может, ускоряя оценку, допустимо сказать, что исследования здесь сосредотачиваются главным образом на вербальном уровне: даже в случае анализа сновидении, т. е. феномена, который глубоко связан с телом, психоаналитику приходится иметь дело не более, чем с рассказом, т. е. опять-таки с речью.

Остается гипноз, эта "неведомая земля". Его изучение позволит, возможно, лучше понять всю область невербального, аффективного, висцерального, которая ставит так много вопросов. Отнюдь не случайно, что понятие аффекта - одно из наиболее темных в психоанализе. Здесь обнаруживается скрытое лицо психического аппарата, в отношении которого гипнозу предстоит, быть может, сыграть роль другого "королевского" пути. Располагающийся, как и конверсия и феномены соматизации, на таинственном перекрестке психосоматики, гипноз имеет огромное преимущество быть доступным для эксперимента. Более глубокое понимание гипноза позволит, несомненно, в свою очередь лучше уяснить определенные аспекты терапевтических отношений, в которых параметр аффекта играет большую роль.

Резюме

Для многих психоаналитиков гипноз представляет собою не более, чем музейную редкость, устаревший феномен, сохраняющий интерес лишь поскольку он послужил отправной точкой фрейдовских открытий. Но придерживаться такого понимания значит упускать из вида, что психоанализ, хотя и позволил увидеть гипнотические явления в совершенно новом свете, далеко, однако, не разъяснил все их аспекты. Главное достижение Фрейда заключается в том, что он поставил акцент на параметре межличностных отношений в гипнозе. Однако сам Фрейд подчеркивал в 1921 г., что этот аспект отношений остается для него в значительной степени загадочным. Объяснение на основе трансфера не позволяет понять связи между психическим и соматическим, являющейся специфической стороной гипноза. Касаясь этой связи, мы оказываемся у пределов психоаналитической теории. Теория эта полностью основывается, имплицитно, на (представлении о фундаментальном единстве человеческой личности, образующей нерасчленимую психофизиологическую целостность. Однако тридцать лет спустя после смерти Фрейда мы все еще не понимаем, как психическое представление находит свое отражение в соматическом плане. С этой точки зрения гипноз обладает, как область исследования, особыми преимуществами: он не только оказывается, как и феномены конверсии и соматизации, на таинственном перекрестке психосоматических отношений, но и открывает ценные возможности для экспериментирования. Исследования в области гипноза имеют поэтому исключительную важность для познания нами аппарата психики.

Bibliographie

1. Chertok, L. (1968), La decouverte du transfert. Essai d'interpretation epistemologique. In : Revue Fran?aise de Psychanalyse. (1968), tome 32. n° 3, pp. 503-530.

2. Chertok, L. (1969), Freud a Paris. Etape decisive. Essai psychobiographique. In: Evolution Psychiatrique. (1969), tome 34, n° 4, pp. 733-750.

3. Chertok, L. (1970), Sur l'objectivite dans l'histoire de la psychanalyse. Premiers ferments d'une decouverte. In: Evolution Psychiatrique (1970), n° 3, pp. 537-561.

4. Chertok, L., Saussure, R. de (1973), Naissance du Psychanalyste. De Mesmer a Freud. Paris, Payot. 1973.

5. Chertok, L. (1972), Guiproz. Medguiz, Moscou.

6. Freud, S., (1888), Preface a Bernheim. Die Suggestion und ihre Heilwirkung. Leipzig und Wien, Deuticke (1888). pp. III-XII.

7. Freud, S. (1893) Quelques considerations pour une etude comparative des paralysies motrices organiques et hysteriques. Archives de Neurologie, XXVI. pp. 29-43 (In: G. W. 1. 38-55)

8. Freud, S. (1905), Trois essais sur la theorie de la sexualite. Paris. Idees, Gallimard. 1972.

9. FREUD, S. (1912), La dynamique du transfert. In: Technique psychanalytique. Paris, P. U. F., 1953, pp. 50-60.

10. FREUD, S. (1913). Totem et Taboi. Paris. Petite Bibliotheque. Payot. 1972.

11. Freud, S. (1914). Rememoratioi. repetition et elaboration. In: Technique psychanalytique. Paris. P. U. F., 1953, pp. 105-115.

12. Freud, S. (1921), Psychologie collective et analyse du moi. In: Essais de Psychanalyse. Paris. Payot. 1972, pp. 83-176.

13. Freud, S. (1923). Le moi et le ca. In : Essais de Psychanalyse. Paris. Payot. 1972. pp. 1677-234.

14. Freud, S. (1923). Kurzer Abriss der Psychoanalyse. G. W. 13. pp. 403-427.

15. Freud. S. (1925). Ma vie et la psychanalyse. Paris. Idees. Gallimard. 1972.

16. Gill, M. (1972). Hypnosis as an altered and regressed state. International Journal of Clinical and Experimental Hypnosis (October 1972), vol. 20, n° 4. pp. 224-237.

17. Jones, E. (1953-'58), La vieet l'oeuvre de Sigmund Freud. Tome 1. Paris. P. U. F., 1958.

18. Kubie L. (1972), Illusion and reality in the study of sleep, hypnosis, psychosis and arousal. International Journal of Clinical and Experimental Hypnosis (October 1972). vol. 20. n° 4. pp. 205-223.