Автоматизация и человек (А. Н. Леонтьев)

Всякая система необходимо состоит из двух принципиально разных подсистем: подсистемы, включающей технические звенья (назовем ее "машина"), и подсистемы, которая представлена человеком-оператором (назовем ее просто "человек"). Представим себе теперь, что подсистему "человек" мы заменили техническим устройством. Но в этом случае, чтобы сохранить управляемость данной системы в целом, мы должны будем превращать ее в подсистему новой системы более высокого уровня, которая в качестве своей второй принципиальной подсистемы будет снова включать в себя подсистему "человек", и так будет происходить на каждом новом этапе автоматизации¹.

¹ (Сказанное, разумеется, не распространяется на отдельные узлы или подсистемы, которые могут быть относительно автоматизированы.)

Итак, развитие автоматизации не устраняет человека. Человек остается.

Вместе с тем развитие автоматизации меняет не только мир технических объектов, который окружает человека, но и функции, выполняемые им в производстве.

Уже первые успехи автоматизации привели к радикальной трансформации трудовых функций. Если в условиях прежней техники главное содержание трудовых процессов составляло выполнение двигательных операций и от рабочего требовалось прежде всего владение необходимыми ручными навыками, то введение автоматики переместило основные трудовые операции на новый уровень - на уровень внутренних процессов. Человек-оператор автоматических технических систем должен воспринимать, перерабатывать и удерживать большое количество информации, принимать решения и передавать команды машинам.

Легко понять, что это резко повысило роль человеческого фактора, который теперь выступил прежде всего как фактор психологический. Если неточное, ошибочное движение рабочего-станочника приводит лишь к малосущественным следствиям, скажем к браку детали, то ошибка, допущенная, например, диспетчером современного аэропорта, грозит настоящей катастрофой.

Поэтому если когда-то проблема "человек - машина решалась на основе простейших антропологических, физиологических и гигиенических данных или просто по здравому смыслу, то сейчас ее решение требует про ведения сложных лабораторных экспериментально-психологических исследований. Это породило такие научные дисциплины, как техно-психология, инженерная психология, человеческая инженерия. Инженеры, конструирующие автоматические системы, уже не могут сейчас обходиться без учета данных этих ветвей психологии. Техника, если так можно выразиться, начала все более психологизироваться.

От человека-оператора автоматических систем требуется высокая надежность работы, высокая помехоустойчивость и это - на уровне психической деятельности. Возникли такие новые проблемы, как проблема активного сбора информации, проблема формирования у оператора на основе получаемой им в условной форме информации так называемых "информационных моделей", т. е. представлений о соответствующей реальности, проблема бдительности, проблема положительных и отрицательных эффектов эмоциональной и оперативной напряженности и множество других сложных психологических проблем.

Но что скрывается за этими проблемами, которые настойчиво ставятся развитием автоматизации? Чрезвычайное усложнение трудовой деятельности, ее интеллектуализация.

Хотя на первый взгляд кажется, что автоматизация упрощает работу человека-оператора, в действительности же она становится более тонкой.

Правда, на известном этапе развития автоматизации (который во многих областях сохраняется и в наши дни) большинство операторов автоматизированных систем было занято относительно простыми операциями, выполняемыми по строгому алгоритму. С этой стороны они напоминали операции, выполняемые рабочими на конвейере. Однако именно потому, что эти операции могут быть алгоритмизированы, их выполнение стало все более передаваться автоматическим устройствам. Особенно важным фактором явилось здесь введение в контуры управления электронных вычислительных машин. В результате между информацией получаемой оператором и передаваемой им командой возникло еще одно звено: запрос, адресованный вычислительной машине.

Легко понять революционизирующее влияние этого фактора В большой перспективе широкое распространение счетных и логических машин обозначает освобождение человека от исполнительских интеллектуальных функций, в том числе таких, которые сам человек реализовать практически не может.

В этой перспективе трудовые процессы человека трансформируются еще раз: происходит не только их дальнейшая интеллектуализация, но и их эврологизация.

Что мы понимаем в данном случае под этим термином? Это производное от слова эврология. Эврология отличается от таких понятий, как понятия "эвристика", "эвристические программы", которые обычно употребляются сейчас в значении операций, сокращающих поиск решения проблем. Иначе говоря, мы описываем термином "эврологизация" приобретение интеллектуальными процессами творческого характера.

Здесь мы подходим к пункту, который возвращает нас к еще не решенному вопросу о мышлении человека и мышлении машин.

В связи с этим я должен сделать небольшое теоретическое отступление.

Научный анализ человеческого поведения позволяет выделить некоторые специфические его единицы.

В целой человеческой деятельности, протекающей то во внешней форме, то в форме внутренней, интериоризованной, мы прежде всего выделяем отдельные конкретные деятельности. Эти "единицы" представляют собой объединение процессов, подчиненных одному и тому же мотиву, в котором конкретизируется ("опредмечивается") та или иная потребность субъекта - материальная или духовная, например познавательная. Мотив не только побуждает деятельность и создает ее направленность, но что очень важно - мотив вместе с тем придает деятельности (и всем реализующим ее процессам) определенный личностный смысл (можно сказать также - субъективную ценность).

Дальнейший анализ показывает, что осуществление сколько-нибудь сложной деятельности требует выполнения ряда действий. Мы называем так относительно самостоятельные процессы, признаком которых является их направленность на достижение сознательной цели. В отличие от собственно деятельности действия не имеют самостоятельного мотива, а подчиняются мотиву той деятельности, содержание которой они образуют. Относительная же самостоятельность действия выражается в том, что одно и то же действие может входить в состав разных деятельностей. Сохраняя при этом свою прямую цель, оно меняется лишь по своей мотивации и, соответственно, по своему смыслу для субъекта, а значит и по своей напряженности, эмоциональной окраске и т. д.

Итак, вторая единица, которую мы выделяем, есть действие - безразлично внешнее, практическое или внутреннее, умственное.

Наконец, третья единица, которая должна быть выделена, есть способ, каким выполняется действие - то, что мы называем операцией. Операции определяются не самой целью, а теми условиями, в которых дана цель¹.

¹ (Можно также сказать, что операция определяется задачей, но задачу и образует "цель плюс условия".)

Операции тоже обладают самостоятельностью: одни и те же операции могут выполнять разные действия; наоборот, одно и то же действие может быть выполнено посредством разных операций. Они также могут протекать как в форме внешних, так и в форме внутренних, умственных процессов (например, логические операции).

Особенно нужно подчеркнуть, что операции представляют собой как бы чисто "технический" состав действий, который всегда может быть формализован, экстериоризован и, следовательно, передан машине.

Выделенные мной процессы назовем разными "единицами" человеческой деятельности. И это потому, что они представляют собой не просто отдельные части (компоненты), из суммы которых состоит деятельность. Попробуйте, например, мысленно вычесть из действия все операции, посредством которых оно реализуется; очевидно, что в результате от действия ничего не останется. Останется лишь цель и мотив, побуждающий к ее достижению. Так же обстоит дело в отношении деятельности и осуществляющих её действий.

Главные отношения, которые связывают между собой выделенные нами единицы деятельности, это - отношения генетические, отношения переходов одних единиц в другие в ходе развития деятельности. Из самого процесса не видно, например, действие это или операция; Когда ребенок начинает обучаться арифметике, то для него арифметическая операция есть действие: он должен осознать его цель и выделить, как мы говорим, его "ориентировочную основу". Лишь затем оно может трансформироваться в операцию. Теперь мы знаем, в чем состоит главное условие и общие механизмы трансформации.

Для того чтобы действие трансформировалось в операцию, оно должно включиться в некоторое другое действие более высокого уровня в качестве обслуживающего его.

Так, если ребенок переходит от действия сложения или вычитания (сколько будет 5 + 7 или 9 - 4) к решению задач, требующих сложения или вычитания (например, "сколько всего было яблок?"), то процессы сложения или вычитания становятся лишь способами, с помощью которых решается задача, т. е. операциями. Собственно же действие ребенка (достижение цели, поставленной в задаче) состоит теперь в том, чтобы найти необходимую операцию, отвечающую указанному в задаче условию.

Известны и те общие механизмы, которые участвуют в этом. Обобщение исходного действия поэтапная его интериоризация, его специфическая редукция и, наконец, наступающая его автоматизация, в основе которой лежит формирование соответствующей функциональной системы или, говоря словами Ухтомского, соответствующего "подвижного органа мозга".

Формирование операций - это патетическая история умирания живых человеческих действий с образующими их личностный смысл Мотивами и осознанием его целей. Но это и новое их порождение: умирая, они освобождаются от субъективной пристрастности живого действия; они теперь отражают лишь объективные межпредметные отношения, которые, конечно, отнюдь не являются психологическими. Соответственно и сами операции лишаются психологического содержания: они принадлежат технологии, логике, математике. Вот почему они могут выполняться орудием, машиной; на одном уровне это может быть арифмометр, на другом - вычислительная машина или программа, называемая машиной "логик-теоретик" (Ньюэлл).

Но какими бы ни были эти машины, их создание есть процесс овеществления преобразованных человеческих функций. С этой точки зрения машины - это, по выражению Маркса, "созданные человеческой рукой органы человеческого мозга", которым человек поручает выполнение реализирующих его действия операций - операций, которые выходят по своей совокупности, по требуемым им затратам энергии или по необходимому быстродействию за пределы его возможностей.

Итак, машины выполняют только операции, только системы операций. Они лишены субъективных мотивов, и то, что они делают, не имеет для них смысла. Они не целеполагают и не могут осознавать целей. Они способны только следовать условиям, а это и значит - выполнять операции¹.

¹ (Эта мысль очень точно выражена одним французским автором, который писал: "Нельзя говорить о труде машины, можно говорить только о ее функционировании, которое состоит из совокупности заданных ей операций" (Вернон. О способе существования технических обществ. М., 1958).)

В этом и лежит ключ к решению проблем мышления человека и "мышления" машины. Поставим эту проблему так: может ли человек передать машине выполнение любых процессов мышления? Из сказанного выше вытекает двоякий ответ: нет и да.

Нет, потому что машине могут быть переданы только операции, т. е. как бы "отслаивающиеся" из живой субъективной и пристрастной мыслительной деятельности человека процессы, отражающие объективные связи и отношения, которые сами становятся предметом анализа и формализации.

Да, потому что это "отслаивание" есть процесс, происходящий постоянно, безгранично. То, что сегодня есть открытие, творческое решение, завтра становится способом реализации новых решений. Интегральное исчисление для Ньютона и Лейбница было открытием, высотой их математического творчества, потом оно стало одной из математических операций, которые мы используем для решения разнообразных задач. Однако для этого необходимо, чтобы произошло дальнейшее развитие математического мышления.

Сегодня процессы, недоступные для машины, завтра могут быть формализованы и поручены машине. Но это завтра приносит человеческому мышлению и что-то новое: мышление делает дальнейший шаг в своем развитии.

Ошибка, которая заводит в тупик споры на эту тему, состоит в том, что в то время как успехи в развитии математических и логических машин экстраполируются с завидной смелостью, возможности человеческого мышления рассматриваются как остановившиеся в своем развитии, остающиеся такими, какими они являются сегодня.

Мы подходим здесь к другой стороне проблемы "автоматизация и человек". Передавая машине выполнение операций, человек не только разгружает свой мозг. Этим он и вооружает его и поэтому приобретает все новые и новые возможности. Используя, например, вычислительные машины, он становится способным решать такие задачи, которые без участия машины оставались бы для него недоступными. Более того: чем более объективируется и автоматизируется в машинных процессах деятельность человека, тем более повышается ее психический уровень, тем более человек может проявить в ней свою субъективность, свои творческие силы и способности.

До сих пор я рассматривал проблему "автоматизация и человек" в узких границах проблемы "человек - машина". В действительности это гораздо более широкая проблема.

Автоматизация есть выражение происходящей научно-технической революции, одно из важнейших ее выражений. Поэтому ее нельзя рассматривать вне контекста тех более широких изменений, которые произошли и происходят сейчас в том, что Вернадский называл "техносферой".

Насыщение техникой всех областей человеческой жизни - возрастание числа машин и механизмов, развитие автомобильного и воздушного транспорта, телефона, радио, телевидения, повышение концентрации населения в центрах обитания, приводящее к умножению прямых общений, происходит все возрастающими темпами. Все это ведет к резкому возрастанию информации, врывающейся в мозг. Но дело не только в усиленном, так сказать, "информационном питании", получаемым человеком, ребенком. Меняются сами источники информации и мера ее абстрактности. Достаточно сослаться, например, на отличие в этом отношении речи, передаваемой посредством технических средств (радио и т. п. ), от речи живого собеседника или на неизмеримо большую абстрактность представлений, необходимых для практической ориентировки даже в простейших явлениях, порожденных проникновением современной техники в быт.

Что же является неизбежным следствием этого для человека, для его умственного развития?

Как в сфере физического развития, в сфере умственного развития сейчас наблюдается явление акселерации. Иначе говоря, новейшая техника, невиданные прежде темпы технического прогресса "подхлестывают" психическое развитие человека.

Мы снова стоим перед острым вопросом: что это несет человеку? Его дальнейшее возвышение, триумф или может быть угрозу?

Это зависит от обстоятельств.

Чтобы пояснить свою мысль, я попытаюсь проанализировать одну из конкретных проблем - проблему профессиональной подготовки человека к жизни, его образования.

Одно из явлений, порожденных ускорением темпов научно-технического прогресса, состоит в том, что происходит все большее укорочение "продолжительности жизни" профессиональных знаний и умений. Так, еще в начале нашего столетия полученные молодым человеком профессиональные знания и умения могли служить ему, не требуя существенной перестройки, на протяжении десятка и более лет. Иначе обстоит дело в современных условиях. "Моральный износ" знаний начинается сразу же после завершения образования и происходит чрезвычайно быстро; меняется даже номенклатура самих профессий; одни профессии начинают исчезать, зато рождаются другие. Вместе с тем непрерывное массовое переобучение практически становится все менее осуществимым - и с экономической точки зрения, и организационно.

Очевидно, что единственный выход состоит здесь в том, чтобы изменить самый тип профессиональной подготовки, т. е. сделать процесс обучения - на всех уровнях образования от средней школы до высшей - обеспечивающим такое усвоение знаний и умений, которое дает не только возможность применять их, но также формирует способность самостоятельно осваивать новые достижения, способность двигаться вместе с ускоряющимся научно-техническим прогрессом.

Разрешима ли эта проблема? Да, хотя ее решение потребует серьезной реформы обучения и отказа от многих педагогических догм. Ведь задача состоит в том, чтобы изменить самый характер умственной деятельности учащихся, формирующейся в процессе усвоения знаний и умений.

Проблема профессиональной подготовки человека представляет собой хотя и важную, но все же только одну из многих проблем, которые порождаются ускорением технического прогресса, развитием новой техники, развитием автоматизации. На примере этой проблемы было показано два разных и противоположных подхода к перспективам человека перед лицом техники будущего.

В основе одного из них лежит идея, что автоматизация приводит к тому, что субъектом производства становится машина, адаптирующаяся к слабости и несовершенству человека. Подход этот, порождая заботу о развитии машин, относится к человеку лишь как к обслуживающему мир машин. При таком подходе отвлекаются от влияния технического прогресса на умственное развитие человека и снимается необходимость готовить человека так, чтобы он мог "двигаться вместе с ускоряющимся прогрессом"; если этот вопрос и возникает, то только в отношении необходимости формирования малой группы создателей новых технических идей - технической элиты.

Мы думаем иначе, потому что объективная тенденция развития техники производства, которая неизбежно проложит себе путь через иногда скрывающие ее преходящие исторические условия, заключается в освобождении человеческого труда, в устранении его отчуждения.

Машина, разгружающая человека от исполнительских операций, призвана не подавлять человека, а вооружать и возвышать его.

Вышеизложенное - отнюдь не только отвлеченные философские и социологические размышления. Из сказанного вытекает и конкретная стратегия технической мысли, стратегия проектирования автоматизированных систем.

Чтобы пояснить эту мысль, приведу один пример. Как правило, процесс проектирования идет от предполагаемых технических возможностей системы; исходя из этого далее определяются место и функции человека-оператора (или группы операторов); при этом учитывается преимущественно ограниченность возможностей человека (относительно небольшое количество информации, которую он может переработать в единицу времени, медленность реакции, недостаточная сопротивляемость помехам и т. д.). Сейчас мы думаем о возможности другого пути. Этот путь состоит в том, чтобы в разработке технического задания исходить из идеи обслуживания деятельности человека автоматами и, соответственно, учитывать прежде всего позитивные возможности человека как действительного субъекта труда, т. е. то, что составляет не его недостатки, а его преимущества по сравнению с машиной.

В проблеме "автоматизация и человек" приходят сейчас в столкновение две позиции, два подхода. Один из них отделяет проблему развития человека и утверждает подчинение человека машине. Даже когда говорят о "приспособлении машины к человеку", то имеют в виду лишь частный вопрос, не отменяющий идеи подчиненности человека машине. С какими особенностями человека должна считаться машина, чтобы человек смог обслуживать ее? - таков, в конечном счете, смысл этого вопроса.

Такой подход можно назвать фетишизирующим машины и видящим в человеке придаток к машине.

В основе другого подхода лежит та простая идея, что единственно существенным субъектом труда и творчества был, остается и всегда будет человек.

Что, напротив, машина - какой бы совершенной и "разумной" она ни была - лишь опосредствует деятельность человека, преобразующего природу, и в этом смысле в принципе ничем не отличается от орудия.

Этот подход, таким образом, не отделяет проблемы развития автоматизации от проблемы развития человека, его творческих сил и способностей.

Вместе с тем он не отделяет решения проблемы "автоматизация и человек" и от социальных условий и социальных следствий технического прогресса.

Но это уже другая тема, которая требует особого рассмотрения.

Психологические исследования. М., 1972. Вып. 2. С. 3-12.