Сексуальность и Эротика

Фрейд создал революционную теорию сексуальности, и в этом его основная слава. Термин "революционный", несколько опошленный в настоящее время, может быть применим здесь во всей своей полноте: "Три очерка, которые потрясли мир" - можем мы сказать, отмечая неопровержимый эффект фрейдовской теории сексуальности - orpteb, ниспровержение, коренная трансформация сознания своего я, постоянная открытость свободе и независимости.

И во времена Фрейда, и до него всегда хватало авторов, увлеченно, с умом и отвагой поднимавших проблемы сексуальности, скрытые и деформированные лживым целомудрием и воинственной нравственностью. Примечателен в этом плане пример Хэвелока Эллиса, жизнь и работа которого удивительно совпадают с фрейдовскими (он родился в 1859, а умер в том же 1939 году) и одновременно явно и несомненно различаются. Эллис на основе медицинских и биологических данных рассмотрел почти все аспекты сексуальности, поддающиеся описанию, дав им широкое культурное и антропологическое толкование. Его знаменитые "Исследования сексуальной психологии" - серия оригинальных работ, написанных в период с 1897 uo 1928 год (во французском издании они представлены десятью значительными томами, составленными Эснаром, бывшим президентом Французского психоаналитического общества, в переводе А.Ван Женнепа), вызвали, как и исследования Фрейда, ярость и возмущение, шокировали добропорядочных граждан и официальные власти. Фрейд ценил работы Эллмса, уже в письме к Флиессу от 3 января 1899 года называя его "человеком очень умным". Значительно позднее, в письме от 9 апреля 1935 года, адресованном одной американской матери, просившей у него совета по поводу своего сына-гомосексуалиста, он писал: "Это большая несправедливость - преследовать гомосексуальность как преступление, а также жестокость. Если вы мне не верите, почитайте книги Хэвелока Эллиса".

Дух этих двух исследований, однако, принципиально различен. Об этом свидетельствует замечание Фрейда, сделанное им после того, как он познакомился с опубликованной в октябре 1917 года в "Журнале по психическим наукам" статьей Эллиса "Психоанализ и его отношение к сексу", где тот представлял Фрейда художником, а не ученым. Речь идет здесь, пишет Фрейд Джонсу 12 февраля 1920 года, "о любезной и утонченной форме противодействия - назвать меня великим художником, чтобы свести на нет значение наших научных выводов". Фрейд точно квалифицирует достаточно распространенный способ приуменьшить значимость исследования, имеющего научную, методическую или теоретико-практическую направленность, придав ему определение "художественного" или "поэтического" - на первый взгляд хвалебное, но на самом деле меняющее статус этого исследования, оттесняющего его в туманную неопределенность художественного вымысла. Однако слова Хэвелока Эллиса не лишены смысла: если "художник" - это создатель новых, доселе неизвестных форм, ярко и мощно отражающих реальность, то Фрейд является таким "художником" психической жизни в целом и сексуальности в частности. Он создал новые формы восприятия (концепции, принципы, гипотезы, мифы, системы, "конструкции") психологической действительности, оказавшиеся (и это хорошо доказано к настоящему времени, за три четверти века практики) плодотворными и обладающими мощным потенциалом.

Работа же Эллиса, также значительная и заслуживающая уважения, остается работой внимательного и проницательного наблюдателя, часто страстного, но не способного произвести потрясение, которое затрагивает наш разум, эмоции и, быть может, какие-то еще более важные жизненные центры, благодаря чему высказанная другим человеком мысль переносит нас к самой сути, в самое сокровенное ядро реальности.

Парадокс революционной мысли заключается в том, что она опирается на наблюдение, смиренно подчиняется ему, но идет на риск, и, пройдя через наблюдение и сумев извлечь из него эмпирические данные, уносится "по ту сторону", пытаясь дойти до тайных ростков, неясных истоков, все время дьявольски ускользающих. Бесспорно, Фрейд мог по крайней мере дважды войти в историю познания как великий наблюдатель - типа энтомолога Фабра, сексолога Хэвелока Эллиса или этнолога Мориса Ленгарта, и, возможно, даже получить Нобелевскую премию, работая над проблемами сексуальности. Он, как известно, начал научную карьеру, предприняв в 1875-1876 годах, будучи еще студентом, исследования половых органов угрей; уровень работы позволил ему получить две стипендии от Института зоологических исследований Триеста. Он изучил не менее 400 угрей, как он сам пишет, длиной от 200 до 650 мм, после чего опубликовал в 1877 году работу "Наблюдения строения и тонкой структуры дольчатого органа угря, описанного как мужская половая железа", где опроверг концепцию Сирского, согласно которой "двойной дольчатый орган, расположенный в брюшной полости угря, отвечает его мужским половым органам, столь долго разыскиваемым". Фрейд сделал заключение, что на основе имеющихся данных нельзя с определенностью установить половую принадлежность угрей. И, как говорил Макс Кон, "происхождение угрей остается загадкой". После многих лет анатомо-физиологических исследований, создавших ему имя в науке, Фрейд вынужден оставить карьеру биолога, начавшуюся счастливо, но встретившуюся с такими препятствиями, как университетская иерархия, соперничество во влиянии академических "феодальных княжеств", материальные затруднения, антисемитизм и т. д. Все эти факты несомненны, но не маскируют ли они глубоко скрытого желания Фрейда не останавливаться на достигнутом, двигаться вперед, продолжать свои исследования и после изучения угрей перейти к вопросам сексуальной сущности человека?

Поворот от биологии к медицине выдвигает на первый план наблюдение больных истерией и "нервными болезнями" в клиниках Шарко в Сальпетриер, Бернхейма в Нанси и в собственном открытом с некоторых пор врачебном кабинете. И вновь, уже на другом уровне, он сталкивается с тайной сексуальности: больные истерией и неврозами представили его удивленному и внимательному взору широкую картину симптомов, восходящих к сексуальной этиологии, всю гамму психических нарушений, которую он вынужден отнести к "тяжелым последствиям нарушения половой функции", как он пишет в книге "Моя жизнь". Так, благодаря наблюдениям он начинает понимать, насколько половая принадлежность неопределенна, проблематична, подвержена нарушениям, и пытается с тщательностью и проницательностью описать ее удивительные перевоплощения. Но остановится ли он на пути, на котором стал заслуженным ученым и практиком, таким же, как Шарко, прекрасно знающий о "сексуальных вещах", Брейер, ставящий "супружескую постель ... в основу большинства серьезных неврозов", или гинеколог Шробак, прописавший по латыни направленной им к Фрейду больной, муж которой был импотентом, "повторяющиеся дозы нормального пениса".

Но так же, как прервалось движение по стезе биологии, оно нарушилось и в области медицины: Фрейд отказывается оставаться в рамках медицинской сексологии - специальности, где он мог, вероятно, достичь известности и успеха. Ему, видимо, не подходит быть "хорошим доктором" Фрейдом, который успешно лечит сексуальные нарушения, - в глубине его сознания зреет чувство принадлежности другому, более универсальному и важному, относящемуся к самой Природе, которую он ставит выше своего медицинского призвания. "Я ясно чувствую, - пишет Фрейд своему другу Флиессу 21 мая 1894 года, - что приблизился к одной из тайн природы". В письме к нему же от 15 октября 1895 года Фрейд вспоминает открытый им "великий клинический секрет" - "досексуальный сексуальный шок", "досексуальное половое наслаждение", а затем перешагивает ограничения, содержащиеся в термине "клинический" и несколько месяцев спустя делает такое важное замечание^ "В глубине души я питаю надежду через посредство медицины достичь моей первой цели - философии".

Совершая поворот в самом себе, переход через себя, Фрейд обратился к области другой "медицины", другой "философии", одно название которой объединяет для нас в динамике теорию и практику - к психоанализу. Освобождаясь - но при этом сохраняя все их сильные стороны - от традиционных связей с биологией (железы и функции) и медициной (истерия и неврозы), сексуальное у Фрейда (вот первое сексуальное освобождение) объединяется с общечеловеческим через единственное или, если говорить более конкретно и предметно, через субъекта, то есть его истоки и основы лежат в субъективности единственной личности самого Фрейда. Самоанализ - дерзкий прыжок в глубину себя, совершенный Фрейдом, позволил ему понять, как "в этой глубине" смешиваются, движутся, пульсируют сексуальное, единственное и универсальное - три силовые линии, которые в своем постоянном вращении, неповторимом и непрерывном скручивании рисуют несравненную форму субъекта.

Дойдя до определенного уровня, самоанализ обращается к мифу. Отмечая в письме к Флиессу от 12 декабря 1897 года факт "неясного внутреннего восприятия субъектом своего собственного психического аппарата", Фрейд задает волнующий вопрос: "Представляешь ли ты себе, какими могут быть эндопсихические мифы?" И чтобы не впасть в заблуждение (подобно Юнгу, со слишком большим воображением устремившемуся к этому "неясному восприятию"), мысль Фрейда с характерной для нее "эластичностью", и не теряя при этом из виду мифологию, к которой он вскоре вернется, старается в первую очередь определить рациональными терминами новую ступень сексуальности, на которой скрещиваются и питают друг друга индивидуальное и коллективное, единственное и общее. Это можно назвать "пансексуализмом": подобное определение имело бы чисто полемический интерес, если бы отражало лишь пошлый стереотип представления, согласно которому по Фрейду "все - сексуально". Но оно справедливо, если речь идет о выявлении сексуального повсюду, о том факте, что оно присутствует во всех явлениях, образует структуру и организующую силу индивидуальных особенностей и коллективных созданий. Чтобы осветить грандиозность фрейдовской Эротики, рассмотрим главные положения, которые можно отнести к основам психоанализа.

Влечение и Либидо

Влечение и Либидо - два главных и наиболее типичных понятия фрейдовской теории сексуальности и психического аппарата в целом. Вместе они образуют часть того, что в "Метапсихологии" называется "фундаментальными концепциями" психоанализа, действенный характер которых проявлен вполне отчетливо; несмотря на "некоторую неопределенность", они незаменимы в качестве основы и инструментов исследования. Будучи "пограничными концепциями", они располагаются на пересечении соматического и психического, количественного и качественного, но именно со стороны психического и качественного психоанализ действует даже в том случае, когда его понятия насыщены телесным и количественным.

Либидо в наиболее точном смысле этого слова может быть определено как сама сексуальная энергия. В "Трех очерках..." Фрейд пишет, что для полового влечения это то, чем голод является для влечения к пище. Голод и любовь - два элементарных влечения, которые Фрейд объединяет в своем несколько упрощенном определении, данном в работе "Коллективная психология и анализ Я": "Либидо - это термин, заимствованный из теории аффективности. Мы с его помощью обозначаем энергию (рассматриваемую как количественная, но пока что не поддающаяся измерению величина) стремлений, относящихся к тому, что мы объединяем словом "любовь". Ядро любви в нашем понимании, естественно, слагается из того, что обычно называется любовью и воспето поэтами, то есть половой любви, завершением которой является половой союз. Но мы не отделяем от него другие разновидности любви, такие, как любовь к себе, любовь к родителям и детям, дружба, человеческая любовь в целом, так же как не отделяем привязанности к конкретным предметам и абстрактным идеям".

Это определение не позволяет тем не менее установить соотношение между либидо и психической энергией в целом - неясность, в которой Фрейд упрекал Юнга, растворявшего сексуальную специфику концепции либидо в слишком размытом и неопределенном понятии "энергии". Любой отход от представления о доминирующей роли сексуальности рискует увлечь (и опыты это неоднократно демонстрировали не только на примере Юнга, но и многих других) теорию сексуальности в область несостоятельного, и, кроме того, важно сохранить неизменный сексуальный полюс в противоречивой динамике психической жизни. Именно таким образом в первых топических работах Фрейда либидо как сексуальная энергия противопоставлялось энергии, свойственной влечениям самосохранения, названного им "интересом". Во второй топической работе - "По ту сторону принципа удовольствия", написанной позднее, либидо в качестве эротической энергии противостоит разрушительным силам влечения к смерти, причем источник энергии последнего остается в теории Фрейда невыясненным.

К общим описаниям либидо Фрейд добавляет уточнения, необходимые ввиду неопределенности концепции. Поскольку речь идет об энергии (это понятие здесь неизбежно, хотя и носит мистический оттенок), нужно узнать ее источник. Фрейд располагает его в эрогенных зонах тела, а затем - во всем теле. Но несмотря на обращение к идеям витализма, эпистемологически оперирующим понятием жизненной энергии (одной из разновидностей последней служит либидо, или механистический подход, связывающий либидо с физико-химическими процессами, что оставляет незатронутой проблему его психического проявления), понимание органической природы либидо остается на уровне гипотез, в которых превалирует интуиция, нечто, порожденное "внезапным озарением сознания" или - бессознательным!

Фрейд прибегает к другой формулировке, когца представляет Я как "главный резервуар либидо" и пишет, что "либидо направлено от Я на предметы". Выдвижение Я в качестве источника либидной энергии тем более удивительно, что Фрейд предполагает существование важного различия между либидо своего Я и либидо объекта. Совершенно не ясно, как субстанция, подобная Я, может выступать в качестве "резервуара" и "источника" первичной энергии, которую она использует для своего собственного становления. Здесь мысль Фрейда сталкивается с реальной трудностью, которую "Словарь по психоанализу" Лапланша и Понталиса пытается объяснить следующим образом: "Либидо как энергия влечения имеет источник в различных эрогенных зонах; Я, то есть личность в целом, запасает эту энергию, первым объектом которой является. "Резервуар'" в дальнейшем по отношению к внешним предметам ведет себя как источник, поскольку от него начинает исходить вложенная энергия". Изощренная, но не очень удачная интерпретация. Значительно более правомерным и соответствующим динамике психологии и психоанализа было бы рассмотрение либидной энергии в качестве "резервуара", фактора объединения и интеграции при создании Я как "единой личности". Я следует воспринимать в его элементарном аспекте, как. первичный материал, характерные черты которого вначале смешиваются с образом всеобщего восприятия, присущего категории Это. К подобному выводу, по-видимому, приходит Фрейд в своем последнем обращении к данной проблеме в "Кратком курсе психоанализа": "Вот как мы представляем себе первичное состояние: вся энергия Эроса, которую мы отныне будем называть либидо, находится внутри еще недифференцированного Я-Это и служит для нейтрализации разрушительных тенденций, также присутствующих в нем (для обозначения энергии влечения к разрушению мы не располагаем термином, аналогичным "либидо")".

Последнее определение либидо представляется наиболее точным, поскольку предполагает его движение, оно исходит из функционирующего тела как энергетического центра - это положение несомненно, хотя в нем остается много неясностей. Легко представить себе, что судьба продуцированных количеств энергии может быть различна. Фрейд выделил два типа энергии: свободная, подвижная, характеризующая бессознательные, то есть первоначальные процессы, и связанная, определяющая вторичные процессы, относящиеся главным сбрзгсм к области сознательного. Как и многие другие определения энергии Фрейда, эта исходящая от Брейера дифференциация имеет механистическую окраску и достаточно приблизительна. Фрейд вводит также понятие "застоя либидо" для обозначения процесса аккумуляции энергии, блокированной в своем движении, не имеющей возможности разгрузки и образующей таким образом "резервуар", а вернее, резерв либидо, выходящего наружу через неврозы и психозы. В короткой статье 1912 года "О типах начала невроза" Фрейд описывает подобную разгрузку блокированного либидо в качестве одной из причин психических нарушений; отмечая внезапное увеличение "количества либидо" у некоторых субъектов, он пишет: "Застой либидо является в данном случае первичным фактором, он становится патогенным в результате относительной неудовлетворенности со стороны внешнего мира, который мог бы удовлетворить и менее значительные требования либидо. Неудовлетворенное либидо приходит в состояние застоя, что открывает путь регрессии и вызывает те же конфликты, которые мы отмечаем в случае полной внешней неудовлетворенности. Это напоминает нам, что мы не имеем права пренебрегать количественным фактором при анализе условий, порождающих болезнь. Все другие факторы - неудовлетворенность, фиксация, невозможность развития, остаются неэффективными, если не активизируют определенного количества либидо и не вызывают достаточно сильного его застоя. Мы не можем точно измерить количество либидо, необходимое, по нашему мнению, для того, чтобы вызвать патогенное действие; мы можем лишь его постулировать, основываясь на конечном результате, каковым является болезнь".

Особое качество энергетического потока либидо свидетельствует о его более или менее выраженной способности к фиксации, застою или к движению и мобилизации; первое Фрейд называет "вязкостью либидо" и определяет как "возможность фиксирования". В этом плане, даже при неудовлетворительности объяснений, данные текущих наблюдений и клинической практики достаточно показательны и позволяют с точки зрения вязкости либидо наметить целый ряд возможных его проявленгчй: от субъектов с ярко выраженной способностью к связыванию либидо - до субъектов, не обладающих возможностью фиксации, с ускользающим, находящимся в постоянном движении либидо. Между этими двумя категориями можно поместить идеального субъекта, полностью уравновешенного и способного устанавливать свои взаимоотношения с окружающим миром на основе правильных и адекватных проявлений либидо.

Фрейд считает вязкость либидо одним из основополагающих факторов. Если подобного краткого определения недостаточно, можно рассмотреть колебания вязкости и умение фиксировать или мобилизировать либидо на примере типичных способов поведения отдельных индивидуумов в тех или иных социальных, экономических, политических и культурных условиях. Возможно ли, не впадая в стереотипы, говорить о "деревенской вязкости", противоположной "городской подвижности", вязкости, характерной для людей "физического труда", м мобильности "интеллектуалов"? Какие события индивидуального опыта и коллективной практики ускоряют или тормозят, фиксируют или мобилизуют ритмы и потоки либидо? Не наблюдается ли в случае феномена толпы резкий переход от вязкости либидо к его наибольшей подвижности? Мы видим, что это положение Фрейда или более широкое понятие психической инерции может быть важным инструментом в сложных исследованиях психологии масс.

Если в отношении источников либидо, его движений и ритмов остается ряд нерешенных проблем, то очертить круг объектов, на которые она направлена, значительно легче. В области приложения либидо Фрейд выделяет две основные составляющие: внешние объекты, на которые направлено либидо объекта, или предметное либидо, и особый внутренний объект, каковым является Я, отмеченный либидо своего Я, или нарциссическим либидо, Нарциссическое либидо определяется Фрейдом как первичное; речь идет, пишет он, о "первичном приложении либидо к своему Я", которое лежит в основе "первичного нарциссизма", то есть главной, сильной и длительной привязанности живого существа к тому, что он рассматривает как центр или ядро своей личности.

В процессе своего развития субъект вынужден последовательно и во все большей степени извлекать количества либидо из этого первичного, концентрированного состояния и переносить их на различные объекты, отмеченные его влечениями. Согласно образу, использованному Фрейдом в небольшой работе 1914 года "Введение нарциссизма", приложения либидо к объектам подобны "псевдоподиям", образуемым "телом микроскопического животного". Но соотношение между нарциссизмом и восприятием объекта, между либидо своего Я и либидо объекта, по мнению Фрейда, является принципиально антагонистическим: "Чем больше получает одно, тем больше обедняется другое". "Трудности цивилизации" подчеркивают это "внутреннее противоречие в экономии либидо". Фрейд представляет альтернативные проявления либидо на примере сообщающихся сосудов йен работы сердца; они то центростремительны в условиях сжатия и возвращения к своему Я, то центробежны, расширяются и изливаются в направлении окружающего мира. Определенные обстоятельства стремятся ускорить и интенсифицировать эти ритмы; многочисленны описания страсти, любовной или любой другой, которые характеризуются мощным переносом либидо своего Я на предмет любви. Болезни соответствует обратный процесс, который Фрейд в "Введений нарциссизма" иллюстрирует, цитируя Вильгельма Буша, известного сатирика, создавшего "Макса и Моркца" и другие знаменитые произведения: "Больной извлекает и переносит на свое Я все приложения либидо, а затем вновь выносит их после выздоровления. "Его душа сжалась до величины маленького дупла в коренном зубе", - пишет В. Буш по поводу острой зубной боли одного поэта".

Оппозиция либидо своего Я и либидо объекта отвечает (не соответствуя полностью) основной двойственности влечений, установленной Фрейдом при интерпретации сексуальности: влечениям своего Я (то есть самосохранению, обеспечивающему выживание индивидуума, примером которого является влечение к пище) противостоит половое влечение, его предназначение - сохранение вида. Выдвигая эту пару противоположностей - голод и любовь, - Фрейд продолжает давнюю традицию. Но он идет значительно дальше: разделяет понятия "влечение", обозначаемое им термином Trieb, и "инстинкт" (Instinct), освобождая последнее от специфики его биологического прочтения, видевшего в нем врожденную, наследственную, автоматическую" слепую структуру, ограниченную репродуктивной функцией. С введением концепции влечения, которая является скорее не "пограничной", как называл ее Фрейд, а пороговой, он создал необычайно удобный инструмент для психологии. Именно в области сексуальности ему удалось блестяще провести операцию психологизации; сексуальное влечение стало моделью всякого влечения, и можно даже в конце концов предположить, что существует одноединственное влечение - сексуальное; во всяком случае, оно служит примером и сохраняет значение ведущей идеи. Отметим тесную связь между использованием инструмента исследования - сексуального влечения и преимуществом, полученным особой областью исследования - сексуальностью, так что невозможно даже точно сказать, инструмент ли определил исследования, или исследование потребовало создания инструмента.

Анализируя эту концепцию в первой статье своей "Метапсихологии" под названием "Влечение и судьба влечений", Фрейд обозначил "суть влечения" двумя главными чертами: "Его происхождение связано с источниками возбуждения внутри организма, а проявляется оно в качестве постоянной силы". Он уточняет определение с помощью различных составляющих: "Толчок, цель, объект, источник влечения". Источник влечения, как подчеркивает Фрейд, соматический, и в этом заключается "определяющий элемент". На самом деле источник влечения потерян, поскольку его не удается найти в соматическом, перейдя в область биологии с ее многими неясностями; поэтому Фрейд полагает, что поиск источников влечений не является "строго необходимым".

Сказать об "импульсе к влечению", что "импульсный характер является общим свойством влечений и составляет их суть", значит, не сказать почти ничего; здесь мы находимся на уровне интуитивной констатации, которая не позволяет провести исследования, но может быть оценена с точки зрения более общих представлений о своеобразии индивидуума.

"Целью влечения, - продолжает Фрейд, - всегда является удовлетворение", то есть оно находится в полной зависимости от принципа удовольствия. Удовлетворение рассматривается как разгрузка напряжения, созданного возбуждением, и отвечает состоянию "не-напряжения"; этот принцип Фрейд уже излагал в "Нейронике" - "Психологии на службе невропатологов", а позднее вновь вернется к нему в работе "По ту сторону принципа удовольствия" и извлечет из него удивительные следствия.

"Объектом влечения служит то, в чем или посредством чего влечение может достигнуть своей цели"; термин "объект" является весьма общим и отвечает разным вариантам; речь может идти как о внешнем объекте, личности или предмете, так и о собственном теле субъекта и различных его частях, обозначаемых в этом случае как частные объекты, отвечающие "частным влечениям". Разнообразие объектов влечения и типов взаимоотношений - фиксации, переноса, распада - между объектом и влечением образует область приложения психоаналитических исследований.

Для сексуального влечения, оторванного от его биологического основания, Фрейд старается создать основу, которая бы не входила с ним в противоречие и не носила механистического характера; он называет "укреплением" использование сексуальным влечением в качестве опоры и основы непроизвольных органических проявлений, в частности кормления. Примером может служить процесс сосания младенца: возбуждение, вызванное голодом, необходимость питания заставляют его сосать, в чем он находит заметное удовольствие; но удовлетворение потребности в пище не завершает активность малыша, он продлевает удовольствие, засунув палец в рот и продолжая его сосать, превращая таким образом ротовую полость в "эрогенную зону", источник специфического удовольствия. Как полагает Фрейд, это "удовольствие от органа", имеющее сексуальный характер; таким образом, он отмечает расширение понятия сексуальности. Благодаря различным проявлениям жизнедеятельности разные участки тела начинают функционировать как источники удовольствия, что позволяет различать особые стадии развития либидо. Лишь в относительно более поздний период происходит некая унификация, и удовольствия, исходящие от отдельных органов, эрогенных зон, предметов и частных влечений, попадают под господство генитальной сексуальности, целью которой является воспроизводство.

В своем стихийном поиске удовольствия влечение встречает препятствия, испытывает давления, приводящие его к различным исходам, которые Фрейд перечисляет в следующем порядке: ... "Обращение в свою противоположность. Переориентация на саму личность. Торможение. Сублимация."

Первые два процесса часто смешиваются, поскольку обращение в свою противоположность приводит к переориентации влечения на личность субъекта. Наиболее типичное превращение - трансформация активной позиции субъекта в пассивную, что можно видеть на примере антагонистических и взаимодополняющих пар: садизм - мазохизм и скопофилия - эксгибиционизм. Влечение к агрессии, проявляющееся в садистской активности, в жестокости, унижении и страданиях, причиняемых другому, оборачивается против самого субъекта, который находит удовольствие в роли жертвы, в пассивном восприятии жестокости другого: это - мазохистская позиция. Точно так же в стремлении смотреть, называемом скопофилическим влечением, активная позиция зрителя может трансформироваться в свою противоположность и породить пассивную - эксгибициониста, получающего удовольствие от того, что на него смотрят. Во всех случаях, однако, важно отдавать себе отчет, что понятия активности и пассивности служат лишь общими реперами, весьма приблизительными, а реальные ситуации, обыденные и клинические, характеризуются невероятным переплетением активных и пассивных элементов - если эти термины могут еще сохранять свой смысл. Понятие двойственности позволяет дать определение подобному смешению и особенно подходит, когда речь идет о переходе любви в ненависть и наоборот.

Целую статью в "Метапсихологии" Фрейд посвящает анализу "Торможения", последствия которого для влечения наиболее сложны; это фундамент фрейдовского понятия бессознательного. "Торможение и бессознательное, - пишет Фрейд, - связаны так широко, что нам придется отложить попытку углубить понятие торможения до тех пор, пока мы не определим в точности структуру и последовательность психических проявлений и различие между сознательным и бессознательным". В поиске объекта и удовлетворения влечение сталкивается с препятствиями различной природы, внутренними и внешними; когда нельзя избежать внутреннего "толчка", субъект вынужден отодвинуть на дальний план требование влечения или убрать его из области сознательного - затормозить его. "Суть торможения, - пишет Фрейд, - заключается именно в этом: отодвинуть и держать на расстоянии сознательное". Торможение поражает как непосредственное возникновение влечения (это "первичное торможение"), так и различные ассоциирующие с ним элементы, производные, образы. Действуя втихомолку внутри бессознательного, влечение не теряет своего динамизма, даже наоборот, и именно психоанализ вскрывает все тонкости, сложности и странные превращения бессознательных проявлений влечений, испытавших торможение, в виде симптомов болезней, остроумия, неудачных действий и т. п.

Уничтожил ли Фрейд исследование сублимации, которое должно было занять свое место в "Метапсихологии"? Во всяком случае, известно, что Фрейд, часто прибегавший к понятию сублимации, особенно при размышлении о проблемах культуры, ни разу не дал ей систематической характеристики. Однако, в различных работах можно найти важные уточнения, ясно показывающие, что сублимация представляет собой особую судьбу влечения в области культуры. Подчеркивая в поразительном небольшом очерке 1908 года "Цивилизованная сексуальная мораль и современные нервные болезни", что "наша цивилизация построена на подавлении влечений", Фрейд видит этот процесс в том, что сексуальное влечение "предоставляет в распоряжение культуры огромное количество сил, и это происходит, несомненно, вследствие его ярко выраженной способности перемещать свою цель, не теряя при этом в интенсивности. Способностью к сублимации называют эту способность заменять цель сексуальной природы на другую, не сексуальную, но психически родственную первой". В четвертом из "Новых сообщений..." Фрейд пишет более кратко: "Определенные модификации цели, подмены объектов, когда начинает превалировать их социальное значение, мы называем сублимацией".

То, что сексуальное влечение может повернуться к не сексуальным целям, объектам и видам деятельности, доказано со всей очевидностью наблюдениями и делает законным и необходимым использование концепции сублимации в многочисленных психоаналитических работах. Это не исключает нерешенное™ многочисленных проблем: как действует эта вероятная "десексуализация" влечения или, вернее, в какой момент, на каком уровне, в каких условиях она действует? Что заменяет сексуальное и в каких формах в области культуры? Какие связи существуют между подавлением культурой, психологическим торможением и сублимацией? Как последняя включается во взаимодействие психических субстанций, главным образом во взаимоотношения Я, Сверх-Я, идеального Я и т. д.? Понятно, что Фрейд, столкнувшись с подобными вопросами, не решился погрузиться в анализ положения, управляющего определенным образом всей культурной антропологией.

Детская сексуальность и этапы развития Либидо

С интенсивностью и постоянством, из которых Фрейд удивительным образом сумел извлечь опыт, больные неврозами через свои рассказы, описания, воспоминания и страдания отсылали его к детской сексуальности, где, как казалось, скрывалась тайная причина нарушений. Во времена Фрейда это была запретная тема. "Ребенок, - подчеркивает он во "Введении в психоанализ", - считался чистым, невинным, и тот, кто его описывал по-другому, обвинялся в совершении святотатства, в кощунственном покушении на наиболее нежные и святые чувства человечества".

Только по этим словам - "святотатственный", "кощунственный", "проклятый" - можно видеть, что обращение к детской сексуальности требовало отважного поступка, нарушающего традиции. Без долгих колебаний Фрейд осуществил его, придав жажде познания, несколько охлажденной повторными научными и философскими процедурами, ее первичный, генетический дух, демонический (змей и плод познания) или прометеевский (вырвать огонь у богов). Гипотезы, предположения и демонстрации, касающиеся детской сексуальности, были встречены наиболее яростно, со злобной враждебностью, почти непреодолимой, вызванной желанием сохранить мир детства в глубине души каждого из нас неприкосновенным резервом чистоты и невинности. Как бы то ни было, открытия в этой области, бесспорно, являются наиболее оригинальными и решающими для его новой психологии. В намеченной им траектории либидо, которую мы постараемся обобщенно воспроизвести, нет точки, которая не породила бы обильных и показательных исследований (от наблюдений его дочери Анны Фрейд до трудов Мелании Клейн и Винникотта), освещающих не только тонкую детскую психологию, но и психологию в целом, а также различные другие аспекты человеческого существования.

Эволюция либидо ребенка, как описывает ее Фрейд, представляется в виде последовательности этапов, различающихся организацией либидо вокруг определенной органической функции и эрогенной зоны. Фрейд выделяет три типичные формы организации либидо: оральную, анальную и фаллическую. Они названы "догенитальными", поскольку предшествуют периоду, соответствующему половой зрелости, когда утверждается обычная половая организация, то есть генитальная, отвечающая зрелому, взрослому состоянию. На оральной стадии, связанной с потребностью младенца в питании, очаг либидо располагается в ротовой зоне, становящейся, таким образом, первой эрогенной зоной. Действие малыша, продолжающего сосать сосок, когда он насытился, или сосущего палец и другие предметы, иллюстрирует специфику ротовой эротической фазы. Анальная стадия проявляется в интересе ребенка к своей выделительной активности; анальная область становится эрогенной зоной; дефекация оказывается в центре комплекса факторов - процесса "делания", задержки, содержания фекалий, чувства отвращения и т. д., которые в дальнейшем будут иметь влияние на личность в индивидуальном, социальном и культурном планах. Фаллическая стадия отмечена интересом ребенка к своим гениталиям, их эротическому значению и функциям; манипуляции и мастурбации являются одновременно поиском знаний и удовольствия. Прилагательное "фаллический", употребляемое Фрейдом, подходит как для мальчика, так и для девочки, поскольку пенис является главным предметом интереса, источником боязни кастрации у мальчика и желания обладать им у девочки - эти два главных либидных символа будут определять ориентацию их сексуальности и личности в целом.

Эта схема эволюции либидо весьма упрощает сексуальную действительность, многообразие которой неисчерпаемо. Один из главных факторов этого многообразия заключается в том, что эволюция либидо, как показывает Фрейд, не происходит линейно, не сводится к автоматической смене четко определенных стадий. "Мы полагаем в настоящее время, - пишет он в четвертом из "Новых сообщений по психоанализу", озаглавленном "Тоска и инстинктивная жизнь", - что каждая фаза оставляет свой след в более поздних структурах, проявляясь в экономии либидо в характере личности". Быть может даже, каждая фаза оставляет больше, чем "след", и входит после различных превращений в качестве важной структурной единицы в общую организацию личности; "анальный тип", над которым много размышлял Фрейд, в этом смысле очень показателен.

Каждая фаза, даже если она выдвигает на первый план ту или иную биологическую функцию и орган, тесно связана с другими активными органическими элементами, ситуациями, психологическими формированиями, так что выделение определенной либидной стадии должно отвечать целой многофокусной системе, а не эрогенной зоне, абстрактно названной главным очагом либидо. Если вернуться к приведенной выше эволюционной схеме, легко понять, что невозможно определить действительно первичную либидную стадию; столь же очевиден факт, что до ротовой стадии, описанной Фрейдом, многие важные факторы влияют на либидную судьбу субъекта.

Не выделяя се в качестве первичного момента развития, Фрейд, однако, сам отмечает интерес предварительной фазы, когда Я субъекта в целом функционирует как эрогенная зона или, скорее, эрогенная сфера, некая туманность эрогенности, поскольку речь идет о недифференцированном Я в его органическом и психическом строении, в связях с внешним миром и матерью. Если, не вдаваясь в подробности, использовать термин Фрейда, то можно назвать эту стадию нарциссической, или автоэротической. Различные упоминания в работах Фрейда позволяют установить ее особые черты. Во "Введении нарциссизма" он пишет: "Необходимо признать, что вначале в индивидууме не существует структуры, подобной Я; Я должно испытывать развитие. Но автоэротические влечения существуют с самого начала..." На первых страницах "Трудностей цивилизации" утверждается, что "младенец еще не отличает свое Я от внешнего мира, который он рассматривает в качестве источника ощущений, действующих в нем", и что "вначале Я содержит все, позднее оно исключает из себя внешний мир". В работе "Влечения и судьба влечений" Фрейд уточняет: "Первично, в самом начале психической жизни, Я испытывает влечения и чувствует себя способным частично удовлетворить эти влечения на себе самом. Мы называем это состояние нарциссизмом и квалифицируем как автоэротическую подобную возможность удовлетворения".

Непростой задачей остается точное определение "начала", о котором говорит Фрейд. Идет ли речь о моменте, непосредственно следующем за рождением, во время которого новорожденный, находящийся под властью внутриутробных впечатлений, не способен различить действия и предметы - рот и грудь - относящиеся к жизненно важному акту питания? Или нужно вернуться к еще более раннему периоду и постараться выявить характерные условия на зародышевой стадии? Наверное, вместо того, чтобы упорствовать в поиске проблематичного начала, плодотворнее было бы уточнить более явные и характерные факты. Именно в этом плане, касающемся развития либидо, может рассматриваться работа Дидье Анзье "Я - кожа", опубликованная в одном из номеров "Нового психоаналитического журнала", который посвящен проблеме "Внешнее и внутреннее". Кожа, существующая "изначально" в качестве общей защиты, оболочки тела, воспринимающей и отражающей поверхности, может рассматриваться как первая эрогенная зона или, точнее, зона с эрогенным потенциалом, благодаря чему правомерно выделение либидной стадии, которую можно назвать кожной или тактильной. Особой задачей этой стадии является переход от зародышевого периода, поддержание жизненно важной связи с телом матери и качественная оценка таких параметров, как теплое и мягкое...

Необходимо принимать во внимание и восприятие тела в целом, "скопления протоплазмы", по выражению Фрейда. Внутренние ощущения так же действенны, как основные чувства и ощущения - тяжести, равновесия, глубины. Винникотт большое значение придавал "держанию", то есть тому, как держит ребенка в руках мать. Кроме того, важно представить себе и зародышевое состояние: как ребенок вынашивался матерью, как переносил "внутриутробную ночь", какие ощущения испытывал со стороны внешнего мира - голоса, шумы, движение - вносившие вклад в его формирование, намечавшие первые будущие впечатления. Возможно ли вообще определить первое проявление либидо, скользящего, представляющего собой чистое движение, чистый потенциал, который сольется затем с жизненными требованиями функций и органов...

Относительно этих вопросов современные работы дают лишь самые общие сведения; вместе с тем мы располагаем многочисленными серьезными наблюдениями, позволяющими показать, что оральная стадия определяется не только эрогенной зоной рта. Помимо различных исследований, которые, как работы Шпица и Боулби о понятии привязанности, стремятся рассмотреть роль ротовой полости, следует отметить анализ венгерского последователя Фрейда Имре Германна, осветившего в своей книге "Сыновний инстинкт" хватательный рефлекс новорожденного: пока рот сосет, независимо от этого действия рука младенца исследует, щупает, хватает, так что можно, несомненно, говорить о руко-ротовой стадии, на которой рука устанавливает, по крайней мере частично, свою сексуальную и не сексуальную власть.

Уже на руко-ротовой стадии заметно проявление агрессии: в мощном вампирическом сосущем движении губ, в хватании рук, в первых укусах деснами. Особенно явно выявляется агрессия при описании Фрейдом анальной стадии, которую он называет садистско-анальной стадией. Анальная область на этой стадии является одним из центров интереса и эрогенности ребенка. Он опробует свои первые режущиеся зубы в импульсивном и жестоком кусании, его мускульная система уже достаточно развита и координирована для выполнения жестов агрессии и разрушения. Контроль и власть, осуществляемые над и с помощью ротового и анального сфинктеров - кусать, рвать, держать, отпускать и т. д. - способствует установлению того, что вслед за Ференци можно назвать первичной "сфинктериальной моралью", получающей затем широкое развитие в социальной и культурной жизни. Влечение к наблюдению позволяет осваивать все новые области. Короче говоря, в садистско-анальной стадии, этом "удивительном периоде", по выражению Фрейда, мы находим пример либидной фазы, на которой выбор особой эрогенной зоны - анальной, имеющей большую притягательную силу, ограничивается другими составляющими - органами и функциями, психологическими формированиями и определенными культурными факторами.

Каждый новый этап усложняется и обогащается всеми предшествующими образованиями, которые сохраняются, претерпевая многообразные превращения. Новое постоянно заимствует и ассимилирует старое, опирается на него, питается им, но при этом утверждает собственные ценности. Фаллическая стадия, наступающая на определенном этапе развития ребенка, в возрасте четырех-пяти лет, составляет, по словам Фрейда, "первый апогей" сексуальной жизни; пенис, несущий главный смысл для девочки и для мальчика (разница заключается, как пишет Фрейд, "в желании иметь пенис и страхе кастрации"), связан с выделительными функциями и их агрессивным смыслом, как орган мочеиспускания, источник эротизма, вызываемого желанием помочиться, и, одновременно, символ детского всемогущества. Главное на этой решающей стадии то, что относительные факторы получают свою определенность; половой орган используется как инструмент соперничества с отцом и покорения матери; развивается эдилов комплекс с его формирующей способностью, открытиями и опасностями.

Об анальной эротике

Обращаясь к теме анальности и анальной эротики, Фрейд чувствует, что проник в неизученную и сулящую значительные результаты область. Он не скрывает энтузиазма, обращаясь к другу Флиессу: "Я не могу перечислить тебе все то, что для меня (нового Мидаса) обращается в нечистоты". В неизданных отрывках из писем к Флиессу, опубликованных Максом Шуром, Фрейд называет свои исследования "Дреккологией": действительно, под взглядом "нового Мидаса" нечистоты, экскременты, испражнения переходят в другие формы, трансформируются в золото, деньги, драгоценности, в детей, пенисы и даже, путем странной психической алхимии, начинают составлять свойства характера.

Фрейд неоднократно высказывал удивление "разнообразию приложения возбуждений и влечений", связанных с анальной эрогенной зоной. Некоторые из них он описал в своих работах, главным образом в исследовании 1917 года "О переносе влечений преимущественно в анальный эротизм", в одном из "Новых сообщений..." - "Тоска и инстинктивная жизнь", а также короткой статье 1908 года "характер и анальный эротизм". Анальная эротика отличается необычайной способностью к переносу и символизации. Младенец начинает интересоваться своими испражнениями как своей первой продукцией, осязаемым выражением дееспособности, возможности "делать". Он начинает играть с образованиями, отделившимися от его тела, как с разменной монетой, он предлагает их в качестве "подарков" тем, кого любит, или не отдает, проявляя свою враждебность. Параллель испражнения - подарки в их обменной функции - позднее проявится при обсуждении менее материальных, более абстрактных понятий "золото" и "деньги".

С другой стороны, имеет место еще одно удивительное качество испражнений: выходящие из ануса элементы позволяют провести сравнение с новорожденным; так рождается детская клоакальная теория, согласно которой младенец появляется из ануса, выталкивается наружу подобно фекалиям. Когда вследствие боязни кастрации у ребенка возникает чувство, что его собственный пенис может отделиться от тела, устанавливается новая параллель между испражнениями и пенисом. Формулировка, использованная одним из пациентов Фрейда, - "член из экскрементов" - иллюстрирует образный смысл этого сравнения. У девочки переход от анального к генитальному осуществляется с еще большей легкостью, и Фрейд цитирует по этому поводу выражение, использованное Лу Андреа-Саломе в очерке 1915 года "Анальное и Сексуальное": влагалище связано с анусом.

В конце концов, после установления подобных связей можно получить цепь удивительных ассоциаций: испражнения - подарки - золото - деньги - младенец - пенис и т.д., которая освещает не только детскую психологию и бессознательные переходы к символам, но также производные культуры, сказки, рассказы, мифы и социальные институты.

Анальная эротика дала Фрейду материал для проведения весьма показательных характерологических исследований. Описываемый им "анальный характер" определяется "постоянным наличием трех составляющих: аккуратности, экономности и упорства" и обнаруживает, как уточняет Фрейд, "усиление анальной эротической составляющей в сексуальном поведении лиц, у которых в процессе развития анального эротизма формируются особые реакции своего Я". Фрейд настаивает на этих трех качествах: "Каждая из трех особенностей - скупость, педантичность и упорство - происходит из влечений, связанных с анальным эротизмом". В работе "Характер и анальный эротизм" он высказал общую гипотезу, согласно которой "существует органическая связь между определенным складом характера и определенным состоянием органа", и связывает три черты людей - "организованность, экономность и упорство" с "явно выраженным усилением эрогенности анальной области в их сексуальном складе". Он видел в этих особенностях "наиболее прямой и явный результат сублимации анального эротизма".

Обобщая данные удивительные характерологические открытия Фрейда, можно развить мысль о том, что "другие черты характера также являются результатом определенных догенитальных структур либидо". Вильгельм Рейх создал на этой основе свою аналитическую характерологию и одновременно смог внимательно проследить политическую и общественную судьбу различных составляющих догенитальных, мотиваций, положив начало ценным исследованиям "психологии масс".

Детские сексуальные теории и первоначальная сцена

Во время своего либидного развития ребенок не удовлетворяется тем, что обладает сексуальностью, существует с ней, ему хочется познать, понять, объяснить ее, создать из нее, если можно так выразиться, настоящую теорию. Учитывая эту тягу к познанию, развивающуюся параллельно сексуальному опыту и некоторым образом дублирующую его, необходимо признать существование несексуальных мотиваций, которые можно отнести к эпистемофилическому влечению, тесно связанному со скопофилическим: для ребенка важно видеть, знать и понимать. В работе "Три очерка по теории сексуальности" Фрейд пишет по поводу этого "влечения к знанию", что "невозможно вывести его исключительно из сексуальности", и делает такое далеко идущее замечание: "Ребенок интересуется сексуальными проблемами с неожиданной силой, и можно даже сказать, что именно эти проблемы пробуждают его мышление". Среди проблем, занимающих детей, на первом месте стоит "великая загадка", как называет ее Фрейд, "подобная загадке Сфинкса": "Откуда берутся дети?". В статье 1908 года "Детские сексуальные теории" Фрейд добавляет, что дети прикладывают "огромные усилия, прежде чем открыть то, что делают вместе их родители для появления детей".

Одна из первых сексуальных теорий ребенка основывается на незнании или отрицании различия между полами; она заключается, подчеркивает Фрейд, в том, чтобы "приписывать всем людям, в том числе и женщинам, наличие пениса". Эта точка зрения утверждается в то время, когда пенис начинает представляться ребенку "главной эрогенной зоной, основным предметом автоэротической сексуальности, и значение, ему приписываемое, находит логическое отражение в невозможности представить себе человека, подобного себе, без этого важнейшего элемента". Если все человеческие существа устроены по единой сексуальной модели, то отсюда следует целый ряд важных образных следствий: мужчина становится, как и женщина, способным родить на свет малыша - из чего мальчик может в эдипов период культивировать гомосексуальную фантазию, по которой отец делает ему ребенка (подобная фантазия находит поддержку в изначальной бисексуальности, ярко изображенной Фрейдом). Параллельно, результатом панфаллического мировоззрения ребенка является наделение пенисом женщины; как же горячо любимая мать может быть лишена столь важного атрибута? Образ "женщины с пенисом" составляет одну из наиболее содержательных картин бессознательного, и его "фиксация", как пишет Фрейд, порой выливается в такие постоянные формы сексуальности, как гомосексуализм или фетишизм. Образ фаллической женщины долго не поддается влиянию реальных фактов, поскольку поддерживается страхом кастрации, который у маленького мальчика выражается в таком логическом построении: если у "нее" нет пениса, тогда и мой собственный пенис "они" тоже могут у меня отнять!

Обладание матери пенисом вызывает мысль, что дети могут рождаться только через единственное отверстие - "отверстие кишки": "Ребенок, - пишет Фрейд, - должен выходить как экскремент, как испражнения". Варианты этого экскрементального, анального или клоакального рождения проявляются порой в других представлениях: ребенок рождается из груди, или из пупка, или из предварительно разрезанного живота. И если выход происходит через анус, зачатие должно осуществляться через рот: "когда съедают что-то специальное, - пишет Фрейд. - (Так, как происходит в волшебных сказках)".

Как делаются дети? На этот вопрос, неотступно преследующий детское любопытство, могут даваться различные ответы, зависящие от либидной стадии: оральное зачатие путем введения "чего-то специального", но также зачатие уретральное или фекальное, при которых сексуальный союз осуществляется "в момент мочеиспускания или дефекации". Но наиболее распространенное и универсальное представление о сексуальном союзе заключается в образе "садистского коитуса", как подчеркивает Фрейд в работе "Детские сексуальные теории". Используя свои впечатления от странных шумов, таинственных связей или отдельные наблюдения, если у него не было возможности реально присутствовать при сексуальном спектакле, ребенок представляет себе, что родители в процессе коитуса предаются жестокости, некоему испытанию силы, при котором более, сильный подавляет слабого и жестоко обращается с ним. Неудивительно, что воображенный таким образом коитус рассматривается как анальный, отмеченный зверством и происходящий в садо-мазохистской атмосфере. Этот рожденный воображением родительский коитус и сексуальный союз в целом, как он представляется в первые периоды либидного развития, получил название первичной или первоначальной сцены, которую можно рассматривать в качестве ключевой для последующей сексуальной жизни. Фрейд долгое время полагал, что подобная картина полового акта отвечает действительным наблюдениям ребенка, но интерпретированным позднее, или, по крайней мере, достаточно красноречивым отдельным признакам действительности. Так, в случае психоаналитического исследования Человека с волками он настаивает на том, что первоначальная сцена вызвала невроз у его пациента, и именно ее он воспроизводит в изображении дерева с волками. Фрейд возводит этот первый сексуальный опыт в ранг "первоначального образа", рассматривает его как "элемент, почти всегда присутствующий в сокровищнице бессознательных образов, который можно обнаружить у всех больных неврозами и, вероятно, у всех детей". Первоначальная сцена выступает, следовательно, каким бы ни было ее воплощение, в качестве универсального регулирующего потенциала бессознательного.

Эдипов комплекс, скрытый период и половая зрелость

"Все больше, - пишет Фрейд в очерке "Исчезновение эдипова комплекса" в 1923 году, - становится ясна важность эдипова комплекса как центрального феномена сексуального периода раннего детства". В примечании 1920 года к "Трем очеркам по теории сексуальности" он высказывается еще более ясно и решительно: "Мы вправе говорить, что эдипов комплекс лежит в основе неврозов, составляет большую часть содержания этих болезней, в нем детская сексуальность, оказывающая позднее решающее влияние на сексуальность взрослого человека, достигает своей кульминации. Перед всяким человеком встает задача подавить эдипов комплекс; если он не справляется с ней, то становится невротиком. Психоанализ научил нас по достоинству оценивать значение эдипова комплекса, и можно сказать, что различие между противниками и сторонниками психоанализа заключается в значимости, которую приписывают ему последние". Поскольку первичность, центральная роль комплекса определяет собой главную ось и даже элемент ортодоксальности психоаналитического движения, Лапланш и Поталис характеризуют его в своем "Словаре..." в терминах столь же категоричных, как и сам Фрейд: "Эдипов комплекс играет фундаментальную роль в структуре личности и в ориентации человеческих желаний. Психоаналитики считают его основой психопатологии".

Эдипов комплекс рассматривается Фрейдом не только как "кульминация" детской сексуальности, "основа неврозов" и главная "задача" человека. Как пишет Фрейд в заключении к книге "Тотем и табу", он лежит в основе "одновременно религии, морали, общества и искусства", короче говоря, является главным орудием гуманизации, устанавливает человечность личности и общества. Ни одно другое положение Фрейда не пользуется подобной привилегией, поэтому понятно, что эдипов комплекс стал своего рода символом психоанализа, который у Фрейда находится под знаком греческих мифов, трагедий Софокла и Дидро, французского философа он цитирует в "Кратком курсе психоанализа": "Если бы дикий малыш, - пишет Дидро, - был предоставлен самому себе, сохранил бы всю свою глупость и добавил к непониманию ребенка из колыбели силу страсти тридцатилетнего человека, он свернул бы шею своему отцу и улегся в постель с матерью . Я осмеливаюсь полагать, что, если бы психоанализ имел в своем активе лишь одно открытие эдипова комплекса, этого было бы достаточно, чтобы поставить его в один ряд с наиболее ценными завоеваниями человеческого рода".

"Если я упоминаю Эдипа, - писал греческий поэт Антифан, - то всем известна его история, все знают его отца Лая, мать Иокасту, его дочерей, сыновей, его дела и несчастья". Нам, однако, представляется полезным напомнить вкратце основной сюжет данной истории, изложенный Жорженом в предисловии к великой пьесе Софокла "Царь Эдип".

Царь Фив Лай женился на Иокасте, дочери Меноцси и сестре Креонта. Брак долгое время оставался бесплодным, что побудило супругов обратиться к Пифии. Оракул объявил, что если родится сын, он станет убийцей своего отца. Иокаста родила сына, и Лай, чтобы предотвратить угрозу оракула, вывез новорожденного на гору Киферон, проткнув и связав ему крепко ноги. Ребенка с распухшими ногами подобрал пастух, назвал его вследствие этого Эдипом ("Эдип" в переводе с греческого - "с опухшими ногами") и отнес во дворец своего господина - Полиба, царя Коринфа, который с женой Меропой вырастил и воспитал ребенка. Услышав однажды насмешки в свой адрес, Эдип отправился в Дельфы к оракулу, который предсказал ему, что он станет убийцей отца и мужем собственной матери.

Потрясенный этим предсказанием, Эдип решил бежать из Коринфа, опасаясь совершить в отношении Полиба и Меропы, которых он считал за родителей, предсказанное страшное преступление. По пути из Дельф, на пересечении трех дорог он поссорился со стариком на колеснице и убил его. Эдип не знал, что это не кто иной, как его отец Лай. Продолжив путь, он узнал, что стране угрожает чудовище с лицом женщины, крыльями птицы и хвостом льва - Сфинкс; встав у входа в Фивы на мосту Фикион, он задавал проходящим загадки и пожирал не сумевших ответить. Никому еще не удавалось их разгадать, и Креонт, царствовавший в Фивах после смерти Лая, обещал руку Иокасты и корону тому, кто освободит город от страшного чудовища. Эдип решил попытать счастья. "Какое животное, - спросил его Сфинкс, - имеет сначала четыре, потом две и три ноги?" - "Это человек", - ответил Эдип, так как человек сначала ползает на четвереньках, потом ходит на двух ногах, будучи стариком, пользуется палкой, как третьей ногой. Так Эдип разгадал загадку Сфинкса, и тот покончил с собой, бросившись вниз с высокой скалы (или, согласно другой версии, погиб от руки Эдипа). Герой получил обещанное вознаграждение: взошел на трон Фив и женился на Иокасте. От этого брака родились два мальчика - Этеокл и Полинию и две девочки - Антигона и Йемена.

Вскоре смертельная болезнь опустошила землю Фив. Когда обратились к оракулу, он сказал, что нужно изгнать убийцу Лая. Эдип провел расследование и после сопоставления фактов и беседы с прорицателем Тиресием понял, что он вдвойне преступник - отцеубийца и кровосмеситель. Иокаста, узнав эту новость, повесилась на балке во дворце, - Эдип выколол себе глаза. Изгнанный из Фив, он дошел до Аттики, до городка Колон, и таинственно исчез в священном лесу Эвменид.

Существуют многочисленные варианты и версии приведенного выше мифического повествования, обогащенные деталями и нюансами на любой вкус. Психоанализ же, заимствует из него в первую очередь главное двойное преступление, совершенное Эдипом: отцеубийство и кровосмесительство. Они представляют собой конкретное и трагическое воплощение, "ввод в действие" и в реальность двойного мотива, на котором строится структура эдипова комплекса: с одной стороны, половое влечение, объектом которого становится мать, с другой - желание убийства по отношению к отцу. Психоаналитики вводят различие между этой "позитивной" формой эдипова комплекса и "негативной" формой, характеризующейся инверсией отношений, что выражается в любви к отцу и ненависти к матери. Как полагает Фрейд, установление эдиповых отношений происходит в конце фаллической стадии, то есть между тремя и пятью годами, но это время приблизительно и возможны варианты.

Структура эдипова комплекса, или, как его иногда образно называют, "эдипова треугольника", поскольку он включает три элемента - субъекта, отца и мать, не сводится к простой либидно-агрессивной схеме, о которой мы говорили. Она собирает и связывает, длительно организует и структурирует многочисленные элементы всех фаз либидного развития, предметы, с которыми соотносится субъект, возможности и проекты, рождающиеся в глубине его души. Эдипов комплекс, являясь формой развития либидо, рамкой организации Я и его отношений, может быть назван, по аналогии с описанными этнологами "ритуальными шествиями", внутренним ритуальным шествием, выступающим в качестве системы внутренней оценки образов, отношений, символов, наделенных значениями, благодаря которой субъект воспринимает действительность в ее основных формах.

Особенно замечателен в открытии Фрейда переход, благодаря которому эдипов комплекс получил статус необходимого и универсального явления. Больные неврозами в своих рассказах о травмирующих опытах поднимали тему обольщения, где переплетались либидные и агрессивные мотивации, связывающие родителей и детей. Сам Фрейд в процессе самоанализа пришел к необходимости выделить либидное движение, которое в раннем детстве обратило его, как он пишет, "к матери", и легко вспомнил испытываемые чувства ревности и соперничества по отношению к отцу, ощущение вины, которое при этом возникало и которое, вероятно, определило его реакцию на смерть отца и случай потери сознания на Акрополе. Можно считать, что значительная часть размышлений Фрейда была направлена на то, чтобы превратить собственный эдипов комплекс, единичный и скрытый, в действующую и подвижную универсальную форму.

Миф об Эдипе имеет множество значений, которые психоаналитические исследования стараются сделать действенными и которые придают разнообразие и определенность составляющим эдипова комплекса. Распухшие ноги Эдипа воскрешают тему героического рождения, связанную также с версией, согласно которой маленького Эдипа положили в корзину и отправили в море, а протыкание лодыжек, совпадающее с темой выкалывания глаз, подтверждает страх перед кастрацией. То, что Эдип был найден пастухом и воспитан королевской четой, которую считал настоящими родителями, соответствует схеме "семейного романа" и вере ребенка в свое славное происхождение. Образы, относящиеся к утробному периоду, присутствуют особенно часто: оставление на водах, перекресток трех дорог (это - гипотеза Абрахама), ослепление, исчезновение в лесу.

Сам Сфинкс представляет собой весьма выразительную фигуру: он осуществляет то, что Мелания Клейн называет "комбинацией образов родителей", а также служит воплощением фаллической Матери. Согласно Гезе Ройхему, он иллюстрирует первоначальную сцену - родителей, слившихся в коитусе, и здесь можно увидеть древнюю Мать - пожирательницу и каннибалку - и древнего кастрирующего Отца, а в более широком плане - выражение общей бисексуальности человека, подтверждением которой служит также прорицатель Тирезий, являющийся одновременно мужчиной и женщиной и наблюдающий первоначальную сцену - двух сплетенных змей, и т. д. То, что Эдип, несмотря на все старания, не может ускользнуть от судьбы, иллюстрирует детерминированность бессознательного, которой подчинен каждый человек и исследование которой систематически проводит психоанализ...

Не пытаясь дальше углубиться в сложный лабиринт эдипова комплекса, отметим всю относительность его структуры, двойственность и конфликт, доведенные до крайней точки. Любовь и ненависть к отцу, любовь и ненависть к матери смешиваются, и определиться для ребенка - нелегкая задача. Желание и фаллическая возможность обольстить мать сталкиваются с сильнейшим запретом, а на последний воздействуют давние картины взаимоотношений с матерью: мать - защитная утробная оболочка, материнская грудь - первый упоительный объект любви, мать в целом олицетворяет собой предмет желания, особенно сильного в момент, когда запрет располагает наиболее сильными средствами, среди которых отказ и отдаление от матери, закон и власть родителей, угроза кастрации, действия Я, Сверх-Я, Идеала Я и т. д. А как можно не учитывать отца, с которым ребенок идентифицирует себя, который служит моделью для восхищения и подражания, по поводу которого Сверх-Я диктует такое противоречивое указание, приводимое Фрейдом в книге "Я и Это": взаимоотношения Сверх-Я и Я "не ограничиваются советом - "будь таким" (как твой отец), но и включают запрещение - "не будь таким" (как твой отец); другими словами: "не все делай так, как делает он, многие вещи доступны только ему одному". Здесь мы имеем модель того, что Бэйтсон называет "двойной связью", то есть двойного противоречивого требования, так что субъект, как бы он ни поступал, оказывается связанным и виновным.

Переход через эдипов комплекс является, как пишет Фрейд, "не слишком легкой" задачей, настоящим посвящением и испытанием, поскольку ребенку ничего другого не остается, как погрузиться во взаимоотношения с отцом и матерью, в приложения либидо и агрессивных влечений, предметом которых он является. Они необходимы для выработки радикальной ориентировки своих собственных отношений, приложений сил и способов поведения. Во время этого опасного путешествия, когда эдипов комплекс наносит все новые удары, он испытывает непрочность, но одновременно и устойчивость своего существа, пытается реализовать желаемую свободу и автономию. Будущее, являющееся результатом так называемой "ликвидации" или "разрешения" эдипова комплекса, Фрейд рисует в работе "Введение в психоанализ": "Начиная с этого времени человек встает перед великой задачей освобождения от родителей; и лишь выполнив эту задачу, он перестанет быть ребенком и превратится в члена общественного коллектива. Задача сына состоит в том, чтобы отвести от матери свои либидные устремления, направив их на реальный посторонний объект, и примириться с отцом, если по отношению к нему сохраняется некоторая враждебность, или освободиться от его тирании в результате детского бунта в случае, если он попал в его полное подчинение. Эти задачи встают перед каждым, однако следует заметить, что их осуществление редко происходит идеально, то есть в психологической и социальной гармонии".

Пройдя трудный путь Эдипа, когда его комплекс ослабевает и находится на пути к "ликвидации", ребенок между пятью и шестью годами входит в период, названный Фрейдом "скрытым", "который продлится", - пишет он в книге "Моя жизнь и психоанализ", - до половой зрелости, и в течение которого сформируются такие важные психические понятия, как мораль, стыдливость и чувство отвращения". В этот период происходит процесс очевидной десексуализации: ребенок оставляет свои прежние сексуальные заботы, освобождается от объектов эдипова комплекса и обращается к деятельности, значительно менее отмеченной сексуальностью, - социальной, интеллектуальной и культурной.

Скрытый период входит составной частью в общую биологическую концепцию сексуальной эволюции, свойственной человеческому виду и состоящей, по мнению Фрейда, из двух частей; он представляет собой паузу, промежуток между двумя апогеями - эдиповым периодом и половой зрелостью и вызван биологической потребностью, имеющей многоцелевое назначение. Фрейд так характеризует этот период в работе "Исчезновение эдипова комплекса": "Можно предполагать, что эдипов комплекс должен завершиться, поскольку пришло время его распада, как молочные зубы выпадают, когда начинают расти настоящие". В данном случае речь идет о слишком биологичной концепции, механистичный и упрощенный характер которой ясен и самому Фрейду, поэтому он обращается к другим факторам - психологическим и культурным: эдипов комплекс ослабевает по мере того, как ребенок начинает осознавать всю невозможность, непосильность довести до конца свои эдиповы желания и соглашается от них отказаться. Этому отказу активно способствуют, очевидно, предписания, запреты и сопротивление родителей. Возможно также, что определенная интеллектуальная зрелость открывает перед ребенком возможности удовлетворении другого рода, дает способ отвлечься от объектов эдиповых влечений и перенести связанное с этим разочарование.

В нашем обществе скрытый период довольно близко совпадает с переходом ребенка к определенной форме социальной жизни, а именно школьной. Фрейд не оставляет без внимания и культурные факторы, отмечая, что в скрытый сексуальный период "полное прекращение сексуальной жизни возможно лишь в культурных организациях, в программу которых входит подавление детской сексуальности". Этого, добавляет он, "не происходит в большинстве примитивных обществ". Многие антропологи с психоаналитическим уклоном, в частности Жорж Девере, полагают, что скрытый период не связан ни с какой биологической или психологической необходимостью, а является результатом только сексуального торможения, навязанного ребенку социальной организацией и системой обучения репрессивного характера. Таким образом, будучи производной культурного торможения, скрытый период сексуальности не имеет никакой психологической специфики, и многие сторонники психоанализа стараются избегать его и прослеживать с удвоенным рвением и старанием неясные элементы сексуальности этого времени жизни ребенка, проходящего под знаком скрытости, Половая зрелость - критический период юности, в течение которого на фоне ярко выраженного органического созревания (изменение голоса, возникновение волосяного покрова, развитие половых органов и проявление вторичных половых признаков), сексуальность начинает испытывать существенный подъем. Для Фрейда половая зрелость завершает сексуальную эволюцию, и он пишет о ней как о "четвертой фазе - генитальной". На самом деле, половые органы, впервые привлекшие внимание на фаллической стадии, становятся главным центром сексуальной жизни, возвышаются над всеми остальными эротическими составляющими. "Вот как, - пишет Фрейд в "Кратком курсе...", - это происходит: 1. Продолжают существовать многочисленные старые проявления либидо. 2. Другие проявления входят в сексуальную функцию для осуществления вспомогательных или подготовительных актов, удовлетворение которых вызывает так называемое предварительное удовольствие. 3. Прочие стремления уходят, либо благодаря общему подавлению (торможению), либо используясь иным образом внутри своего Я: они формируют черты характера или вызывают сублимацию и смещение цели".

"Со своим "приматом генитальной зоны", установлением генитального периода как элемента эволюции либидо, завершением сексуального развития "половое влечение, - пишет Фрейд в "Трех очерках...", - встает на службу репродуктивной функции; оно, таким образом, становится альтруистическим". Нежность и чувствительность вплетаются в интимные отношения с объектом любви, который воспринимается во всей своей реальности и полноте. То, что Фрейд называет "окончательной и нормальной формой" сексуальности, отвечает распространенной модели, официальному идеалу сексуальных отношений в нашей культуре: они должны выражаться "нормально", в исключительно или главным образом генитальной форме, при этом допускается лишь умеренно прибегать к различным формам "предварительного удовольствия", связанным с догенитальными стадиями - оральной, анальной, тактильной, мастурбационной и др.; объект должен быть гетеросексуальным, и окончательной целью является размножение.

Замечательно, что Фрейд сумел в процессе работы освободиться от соответствия своей концепции сексуальной эволюции традиционным пуританским нормам и осуществить дерзкое революционное исследование детской сексуальности и извращений.

Страх кастрации и желание иметь пенис

Лишь на "генитальной стадии... после наступления половой зрелости, - пишет Фрейд в работе "Тоска и инстинктивная жизнь", - значительно позднее мужского органа наконец утверждается генитальный женский орган". До этого для девочки, как и для мальчика, эволюция либидо на фаллической стадии с особой остротой характеризуется "приматом фаллоса". Различие между двумя полами в это время проявляется в такой форме: владеть пенисом или быть лишенным его. У девочки в отсутствие пениса развивается своеобразное аффективное состояние, которое Фрейд называет желанием иметь пенис, а мальчика обладание пенисом делает уязвимым к- угрозе кастрации, которой Фрейд придает решающее значение в своей концепции сексуальной жизни.

В "Кратком курсе психоанализа", последней своей работе, Фрейд излагает собственную позицию с особой прямотой: "Сочетание угрозы кастрации и констатации отсутствия пениса у женщины для маленького мальчика служит самым большим травмирующим эффектом в жизни". Напоминая об угрозе матери, являющейся объектом кровосмесительных устремлений мальчика ("отец, - говорит она, - отрежет твой мужской член"), Фрейд так описывает положение ребенка: "Ребенок не верит в возможность подобного наказания, но если в момент угрозы он вспоминает, что видел когда-то женские половые органы или он позднее наблюдает этот пол, лишенный столь важного предмета, он всерьез воспринимает угрозу и под влиянием комплекса кастрации испытывает самую большую травму своего юного существования".

В своем замечательном позднем очерке "Анализ завершенный и анализ бесконечный", датированном 1937 годом, Фрейд обращается к теме кастрации с терапевтической точки зрения. Он подчеркивает, что у мужчины "засвидетельствование мужественности" (это выражение он заимствует у Адлера, но предлагает заменить на "неприятие женственности") "есть не что иное, как страх перед кастрацией", в то время как у женщины "стремление к мужественности", особенно активное на фаллической стадии, несмотря на многочисленные перемены, часто сохраняется на уровне бессознательного.

Это поведение мужчин и женщин, симметричное, обратное одно другому, оказывает терапевтическому процессу, по свидетельству Фрейда, самое сильное противодействие. Фрейд пишет: "Никогда во время аналитического процесса не кажется, что усилия твои столь трудны и бесплодны, что проповедуешь в пустыне, как тогда, когда хочешь заставить женщину отказаться от желания иметь пенис (так это нереально) или пытаешься убедить мужчину, что его пассивное поведение по отношению к другому мужчине не связано с кастрацией и неизбежно во многих случаях человеческих отношений".

Подобное сопротивление, связанное с комплексом кастрации, привело Фрейда к открытию непреодолимого слоя, биологического фундамента психической действительности: "Часто складывается впечатление, - пишет он в заключение своего очерка, - что, обращаясь к вопросам желания иметь пенис или проявления мужественности, мы, пройдя через все психологические пласты, сталкиваемся со скалой, доходим до предела возможностей. Это действительно так, поскольку для психики биологическое играет роль скалы, находящейся под всеми слоями. Неприятие женственности является биологическим фактором, частью великой тайны сексуальности".

Пытаясь объяснить эту "тайну", в примечании к "Краткому курсу..." Фрейд обращается к "ведьме филогенеза". Напомнив, что "тема кастрации встречается еще в легенде об Эдипе" ("герой выкалывает себе глаза ... это действие... составляет символическое выражение кастрации"), Фрейд подчеркивает: "Необыкновенный страх, вызванный этой угрозой, частично связан с филогенетическими следами, воспоминанием о доисторической эпохе, когда ревнивый отец действительно лишал сына половых органов, считая его соперником в отношении с женщиной".

Обращение к филогенетическим следам представляет собой в условиях безысходности обращение к гипотезе и мифу. Слово "действительно", употребленное Фрейдом в приведенной цитате, относится к "действительности" недоступной и сомнительной. А приведение в качестве иллюстрации "обрезания - другого символического выражения кастрации" вряд ли может служить аргументом, поскольку этот "очень древний обычай" сам требует серьезных пояснений. Какие же примеры, более точные, конкретные и показательные можно привести, чтобы дать представление об истоках комплекса кастрации? Мифический доисторический Отец Фрейда, деспот первобытной орды уступает место более реальному современному отцу, несравненно более скромной фигуре, однако воспринимаемой ребенком со страхом в качестве потенциального исполнителя акта кастрации.

Вероятно, подобная ситуация имеет место в случае Человека с волками, о котором столько писал Фрейд: "В это время его отец стал тем страшным персонажем, от которого исходила угроза кастрации. Характер жестокого Бога, с которым он тогда сражался... был перенесен на собственного отца ребенка... В этом плане атавизм оказался сильнее реальной жизни; в доисторические времена, вероятно, именно отец практиковал кастрацию в качестве наказания, и он же, позднее, смягчил его, превратив всего лишь в обрезание". Точно так же к выявлению "комплекса кастрации" привел Фрейда анализ фобии маленького Ганса пяти лет. Вновь обращаясь к этим двум наблюдениям в работе "Торможение, симптом и тоска", Фрейд объединяет их, замечая, что в обоих случаях "движущая сила торможения" одна и та же: "страх перед угрозой кастрации".

"Из-за страха кастрации маленький Ганс положил конец агрессивности по отношению к отцу; его страх быть укушенным лошадью без всяких натяжек может быть объяснен как страх того, что лошадь при этом откусит ему половые органы, оскопит его. Также из страха кастрации маленький русский отказывается от желания стать предметом любви своего отца, поскольку он понял, что подобные отношения предполагают принесение в жертву его гениталий - того, чем отличается от женщины. Так два выражения эдипова комплекса - нормальное, активное, а также обратное выражение отступают перед комплексом кастрации".

Не может ли угроза кастрации при столь глубоком своем развитии опираться на какой-то элемент действительности помимо фигуры кастрирующего отца? В серии примеров, приводимых Фрейдом при анализе анальной эротики, испражнения ассоциировались с пенисом ребенка. Общей их характеристикой является то, что это предметы, способные отделяться от тела: ребенок выходит из тела матери, экскременты падают из тела субъекта - ив этом плане пенис рассматривается как "нечто, способное отделиться от тела"; подобная перспектива потери, разделения питает страх кастрации. А. Старкке в своей статье 1921 года "Комплекс кастрации" постарался показать, что отнятие от груди в период кормления (это явление было названо "первичной кастрацией"), а затем окончательное отнятие от груди после вскармливания, разрыв последней вещественной связи с матерью, может дать представление о глубоком уровне зарождения и универсальном характере комплекса кастрации. Рождение, как его рассматривал Отто Ранк, являясь травматизирующим и полным страха отделением от материнского тела, также заслуживает рассмотрения в качестве прообраза страха кастрации. Об этой гипотезе Фрейд напоминает в работе "Торможение, симптом и страх", чтобы отвести ее, заменив собственной концепцией страха: "Первый опыт страха - это рождение, которое объективно означает отделение от матери и может быть сравнено с кастрацией матери (согласно соответствию ребенок=пенис). В настоящее время совершенно ясно, что страх повторяется при каждой последующей разлуке как символ разделения; но, к сожалению, единственный факт мешает нам использовать это соответствие: рождение субъективно не воспринимается как отделение от матери, поскольку она, как объект, совершенно неизвестна плоду, погруженному в абсолютный нарциссизм".

Изучая комплекс кастрации, мы пытаемся охватить реальные явления потери, разделения, разлуки, встречающиеся обычно крайне редко, забывая об аспектах психических и образных: аффектах, стоящих за понятиями "угроза", "тоска", "страх", "боязнь". Имея в виду силу этих психологических явлений и внутреннее потрясение, производимое комплексом кастрации, Фрейд пишет в статье 1925 года "Некоторые психологические последствия анатомического различия между полами", что эдипов комплекс "не просто тормозится, он, образно говоря, разрывается на кусочки под воздействием угрозы кастрации". И мы можем, вслед за Фрейдом, рассматривать "катастрофу, которую претерпел эдипов комплекс (отклонение идеи кровосмешения и установление сознания и морали), как победу рода над индивидуумом".

Эта победа утверждает сексуальность в ее главном жизненном статусе; в апогее фаллической стадии, когда главную, триумфальную роль играет пенис, угроза кастрации вовремя разоблачает обман фаллического всемогущества и автаркии эдипова комплекса, лишает трона Его Величество Пенис. Становится ясно, почему Фрейд на основе осмысления реалий сделал из комплекса кастрации основополагающий образ. Он действительно первичен, если его функция заключается в том, чтобы привести или вернуть субъект (и он обладает необходимой силой доказательств) к основной структуре человеческой сексуальности, которая, следует напомнить, не является инстинктивной, но определяется влечениями, иначе кочевник - либидо рискует затеряться в песках биологического. Комплекс кастрации подтверждает, что сексуальность не присуща человеку постоянно, что ему - увлеченному или усталому конкистадору - необходимо овладевать ею в себе и на предметах своих желаний. На твердь комплекса кастрации опирается Закон общей непрочности человеческой действительности.

Ковда речь идет об исследовании эволюции либидо маленькой девочки, Фрейд движется вперед очень осторожно, понимая, что здесь он имеет' дело с сочетанием психических, сексуальных факторов и "влияния социальной организации". "Наше понимание процессов развития девочки, - пишет он, - малоудовлетворительно, полно провалов и темных мест". В одном из "Новых сообщений...", названном "Женственность", он повторяет: "Все это остается пока весьма неясным". Можно считать выдающейся заслугой Фрейда попытку пролить свет, пусть бледный, на этот "черный материк", открыв путь для плодотворных, но часто спорных исследований. Наиболее характерно для него стремление установить между девочкой и мальчиком общность развития, сохраняющуюся достаточно долго. Главная ссылка при этом - на "основную бисексуальность" человека, при которой мужественность - активность и женственность - пассивность присущи в различных количествах как мальчику, так и девочке. Другой общий элемент развития заключается в центральном и определяющем положении фаллоса; проблема скорее не в том, чтобы быть мальчиком или девочкой, а в том, чтобы иметь или не иметь фаллос, - что, разумеется, влечет за собой различные особенности либидного развития. Фрейд настолько увлечен идентичностью сексуального детерминизма, что отбрасывает идею "комплекса Электры" (Электра - героиня древнегреческого мифа и одноименных трагедий Софокла и Эврипида, убившая вместе с братом Орестом свою мать), который у девочки аналогичен мужскому эдипову комплексу. Обращаясь в своей статье 1920 года "Психогенез одного случая женской гомосексуальности" к вопросу "женского эдипова комплекса", он делает такое примечание: "Я не вижу никакого преимущества в введении термина "комплекс Электры" и не собираюсь выступать в его защиту".

Тем не менее Фрейд старается выявить отличительные черты детской женской сексуальности. Во-первых, он отмечает силу привязанности маленькой девочки к матери; как утверждается в работе "Женственность", "невозможно понять женщину, если пренебрегать этой фазой доэдиповой фиксации на матери". Либидные чувства девочки к матери, уточняет он, "многообразны, существуют в течение всех трех стадий детской сексуальности и обретают черты каждой из них, выражающиеся в оральных, садо-анальных и фаллических желаниях... К тому же, будучи двойственными, они одновременно нежные и агрессивно враждебные... Наиболее явно выражено среди них желание сделать ребенка матери и иметь его от нее; эти два желания относятся к фаллическому периоду, и их наличие, каким бы удивительным оно ни казалось, доказывается аналитическими наблюдениями". Идентификация себя с матерью вызывает наиболее типичные для девочки формы поведения, как, например, игра в куклы.

Но элементом, оказывающим наиболее важное и продолжительное влияние на женскую сексуальность, является понимание девочкой того, что у нее нет фаллоса и это отличает ее от мальчика; клитор, "маленький пенис", который, согласно фантазиям, должен вырасти, в течение определенного времени берет на себя его роль, что влечет за собой порой интенсивную мастурбацию. Отсутствие фаллоса порождает у девочки психическое формирование значительной силы, которое будет определять ее сексуальную судьбу: желание иметь пенис. Во всех разнообразных вариантах этого желания возникает обычно главный вопрос: как его получить, если его нет? Направленность поступков женщины развивается, как отмечает Фрейд, в двух основных направлениях: иметь внутри себя ребенка - страсть к материнству, основанная на соответствии ребенок=пенис; и иметь в себе пенис мужчины - то есть, как уточняет Фрейд в работе "О переносе влечений главным образом на анальный эротизм", "желание иметь мужчину ... как приложение к пенису".

Поскольку пенис служит для ребенка универсальным атрибутом, его отсутствие влечет за собой кастрационную психическую травму, вызывающую в эволюции девочки "решающий поворот". Вот что пишет об этом Фрейд в очерке "Женственность": "Перед ней открываются три пути: первый ведет к сексуальному торможению или к неврозу, второй - к изменению характера и формированию мужского комплекса и, наконец, третий - к нормальной женственности". Поскольку, как подчеркивает Фрейд, "ее любовь была направлена на мать фаллическую, а не на мать оскопленную", привязанность девочки к матери нарушается. Когда оскопленная мать "обесценивается" и девочка дает волю своим враждебным к ней чувствам, ее усилия по обольщению и либидные мотивации обращаются на отца, владеющего фаллосом: она "входит" в эдипов комплекс тогда, когда мальчик из него выходит! Фрейд настойчиво подчеркивает эту главную разницу между мальчиком и девочкой в их отношении к комплексам - эдипову и кастрации. В работе 1925 года "Некоторые психологические последствия анатомической разницы между полами" он пишет: "В то время, как эдипов комплекс у мальчика завершает свое существование под воздействием комплекса кастрации, у девочки он становится возможным и возникает благодаря комплексу кастрации". Эта эволюция закономерна, полагает Фрейд, поскольку связана с "дифференциацией половых органов" и разницей между совершенной кастрацией и просто угрозой кастрации". Такое объяснение, очевидно, в высшей мере сомнительно, поскольку оно смешивает данные анатомического строения, произвольно интерпретированные как "кастрация", и образ "угрозы" - совершенно другого рода!

Несколько лет спустя в работе "Женственность" Фрейд более подробно рассматривает эти важные различия: "Во взаимоотношениях эдипова комплекса с комплексом кастрации у разных полов проявляется разница, имеющая серьезные последствия. Эдипов комплекс, заставляющий мальчика желать свою мать и пытаться потеснить соперника - отца, развивается естественным образом на фаллической стадии. Но угроза кастрации вынуждает маленького самца оставить подобные устремления; страх потерять пенис вызывает исчезновение эдипова комплекса, который в обычном случае полностью разрушается. Ему наследует строгое Сверх-Я. У девочки все происходит наоборот. Комплекс кастрации не разрушает эдипов комплекс, но благоприятствует его развитию; желание иметь пенис заставляет девочку отдалиться от матери и укрыться в эдиповом комплексе, как в гавани. Вместе со страхом кастрации исчезает главный мотив, заставивший мальчика преодолеть эдипов комплекс. Девочка же сохраняет этот комплекс неопределенное время и преодолевает его значительно позднее и то не полностью. Сверх-Я, формирование которого в этих условиях затруднено, не достигает силы и независимости, необходимых с культурной точки зрения".

Ссылаясь в конце своего анализа на "феминисток", которые "крайне не любят, когда подчеркивают важность этого фактора (Сверх-Я и культура) в общем женском характере", Фрейд хочет, по-видимому, предварить возражения, несомненно, способные возникнуть в ответ на некоторые фантазии, украшающие последние страницы его очерка. Напомнив по поводу загадки женской сексуальности (но не касается ли это сексуальности в целом?), что "всегда трудно распознать относящееся, с одной стороны, к сексуальной функции, а с другой - к социальной области", он высказывает общую мысль, согласно которой "в процессе истории цивилизации женщины очень слабо участвовали в разнообразных открытиях и изобретениях", а затем делает следующее необычное заключение: "Однако, вероятно, они придумали технику тканья и плетения. Если это действительно так, необходимо установить бессознательный характер этого изобретения. Природа сама дает пример подобного, заставляя расти на половых органах волосы, маскирующие их. Оставалось лишь придумать способ переплести эти растущие из кожи волокна, которые изначально лишь спутаны".

Фрейд понимает, что данная гипотеза сексуально-технологического плана, упрощенная и сомнительная, может быть названа "фантастической", но она обладает определенным колоритом, простодушием и замысловатостью, чего нельзя сказать о характеристике тридцатилетней женщины: "Мужчина в возрасте примерно тридцати лет является существом молодым, незаконченным, способным к дальнейшей эволюции. Мы можем надеяться, что он будет широко пользоваться возможностями развития, предоставляемыми психоанализом. Женщина того же возраста, напротив, поражает нас своей фиксированностью и неизменностью; ее либидо, усвоившее определенную позицию, кажется, неспособно ее изменить".

Вот портрет, не только "не слишком веселый", как о нем говорит Фрейд, но, прямо скажем, смущающий. Ясно, что Фрейд проявляет здесь черную неблагодарность по отношению к своим многочисленным пациенткам, значительно более многочисленным, чем пациенты-мужчины, согласившимся подвергнуться анализу, сопровождавшим его в процессе исследований - к той массе пациенток, которой он стольким обязан! Можно ли перечислить все, чем обязан психоанализ именно не аналитикам, а анализируемым, причастным к участию в таком важном предприятии, как психоанализ? Несмотря на значительные усилия, предпринятые Фрейдом в процессе наблюдений (но что в этом случае нужно наблюдать?), нас не покидает чувство, что его исследование женской сексуальности столкнулось с серьезными препятствиями и блокировками, нарушившими плавное течение его главного труда.

Извращения

Если, проведя свои святотатственные исследования в запретной области детской сексуальности, Фрейд покусился на идеалистические представления о детстве, то, обратившись в первой части "Трех очерков по теории сексуальности" к вопросу "половых извращений", он приобщился к известному направлению в медицине, используемому при изучении "сексуальной психопатии" ("psychopatia sexualis") - патологии половых функций, которой занимались такие упоминаемые самим Фрейдом ученые, как Краффт-Эбинг, Хэвелок Эллис, Магнус Хиршфельд, Иван Блох и другие. Но от этой специфической патологии "psychopatia" Фрейд удаляется, стараясь высветить механизмы и структуру "sexualis" - сути самой сексуальной действительности. "Извращение" при этом настолько приближено к "норме", что происходит настоящая ассимиляция, и две стороны сексуальной жизни, которые столь резко пытаются разделить традиционная мораль и медицина, в конце концов смешиваются, переплетаются, и мы приходим к главному и по-настоящему революционному положению фрейдовской теории сексуальности: сексуальное влечение в своей структуре, в главном, в основе "извращено".

В приводимых им описаниях значительного числа извращений, а именно, садизма и мазохизма, скопофилии и эксгибиционизма, и особенно гомосексуализма, Фрейд видит единый действующий функциональный механизм: во всех случаях речь идет о сексуальной форме, оспаривающей или отвергающей примат генитальности и находящей опору, если можно так выразиться, в эрогенной зоне, влечении или предмете, которым удалось сохранить свое привилегированное положение, особую монополию, характерную для определенной стадии либидного развития. Подобная эрогенная зона - например, ротовая или анальная - выходит на первый план и обретает черты, по выражению самого Фрейда, "вторичного полового аппарата, узурпировавшего функции гениталий". Такие вторичные влечения, как желание видеть или причинять боль, которые должны были после расцвета на определенном этапе подчиниться генитальному типу поведения, наоборот, берут верх над последним, действуют по-своему и влекут за собой другие либидные мотивации: так, сексуальное наслаждение достигается в основном или исключительно через акт разглядывания при скопофилии или его обратном, симметричном проявлении - эксгибиционизме, через причинение боли в случае садизма или его обратного проявления (это, правда, еще необходимо доказать!) мазохизма. Гомосексуализм, высвечивающий особенности догенитальной стадии, особенно интересен своим выбором специфического объекта - индивидуума того же пола.

Говоря о сексуальных "извращениях", "нарушениях", "отклонениях", Фрейд характеризует эти явления через норму, через сексуальность, считающуюся "нормальной". Наиболее точное определение последней заключается в ее, если можно так выразиться, полной генитальности, то есть сексуальной организации, сконцентрированной на половых органах, которая предлагает органистическое наслаждение, требует партнера противоположного пола, принадлежащего приблизительно к тому же поколению, и имеет целью (даже если ее пытаются взбежать) продолжение рода. В подобной системе догенитальные элементы, с отвечающими им объектами и фантазиями, теряют свою самостоятельность и исключительность, а привлекаются лишь в качестве вспомогательных факторов основной организации в форме "предварительного удовольствия". Совпадение этой картины генитальности и социальной модели половых отношений, принятых нашей культурой, могло бы вызвать в адрес Фрейда упреки в конформизме и консерватизме. Главные психические механизмы, определяющие извращения, были показаны им в отрицательном свете: идет ли речь о фиксации, то есть остановке и . торможении либидо, неспособного отвлечься от объекта и эрогенной зоны, или о регрессии - некоем возврате назад, вызывающем застой либидо, - извращение предполагает, что сексуальная эволюция осуществилась не полностью, развитие либидо не достигло своего расцвета. То, что считается "нормой", может рассматриваться с двух точек зрения: с одной стороны, существует идея траектории развития, которая проходит различные этапы и фиксируется на последнем из них. Она отвечает фрейдовской схеме автоэротической, оральной, анальной, фаллической и генитальной стадий, а в основе ее лежит биологическая модель созревания. С другой стороны, этому движению, считающемуся прогрессивным, приписывается определенная значимость, а его конец рассматривается как завершение, закономерный итог. Последний этап - уже не просто один из многих, заслуживающий при этом невысокой оценки как наиболее поздний и неопределенный. Он возводится в норму, в закон, на основе которого судят все предшествующее развитие либидо; при этой трансформации конечного в высшее действует идеология, вобравшая в себя весьма прямолинейные представления о модели эволюции психики, веру в прогресс и давление социальных императивов.

Эта "прогрессивная" модель, присутствующая во многих работах Фрейда, тем не менее постоянно разрушается его собственными наблюдениями и анализами, в которых выделяется сексуальность особого рода, не являющаяся ни результатом органического созревания, ни копией социальной действительности. Проблема для сексуального влечения заключается не в переходе через различные эрогенные зоны и предметы, а в выборе единственного объекта, предоставляемого неким таинственным стечением обстоятельств. В длинном примечании 1915 года о гомосексуальности, сопровождающем текст "Трех очерков...", Фрейд ясно обозначает проблематичную структуру сексуальности, так что имеет смысл процитировать из него отрывок: "Психоанализ категорически отказывается признать, что гомосексуалисты составляют группу с особым характером, который отличается от характера других индивидуумов. Изучая другие проявления, помимо чисто сексуальных, он смог установить, что любой индивидуум, каков бы он ни был, способен избрать себе объект того же пола, и все делают этот выбор в своем подсознании. Можно даже утверждать, что эротические чувства, связанные с личностями того же пола, играют в нормальной психической жизни такую же важную роль, как и чувства к другому полу, а их значение в этиологии болезненных состояний еще более существенно. Для психоанализа выбор объекта, независимо от его пола, одинаковая привязанность к объектам мужского и женского пола, обнаруживающаяся в детстве человека, так же как и в детстве народов, представляет собой, по-видимому, первичное состояние, и лишь благодаря ограничениям того или другого рода это состояние развивается в нормальную или обращенную сексуальность. Таким образом, для психоанализа особый сексуальный интерес мужчины к женщине не является вещью, исходящей от Я и сводимой к некого рода химическому притяжению, а представляет собой проблему, требующую разрешения".

Следовательно, необходимы знания разнообразных пластов культуры и общественной жизни, чтобы осветить, пусть и не слишком ярко, узкий и определенный путь, ведущий к единственному объекту, выдвинутому в качестве высшей цели сексуального влечения. Удастся ли это когда-нибудь? Из того факта, что, как пишет Фрейд в "Трех очерках...", "сексуальное влечение вначале существует независимо от своего объекта и его появление не определяется идущим от него возбуждением", он делает вывод: "Извращение" коренится в глубинных механизмах "нормальной" сексуальности. "Можно сказать, что у нормального индивидуума присутствует элемент извращенного, соединяющийся с нормальной сексуальной целью". Ниже он с еще большей определенностью утверждает: "Предрасположенность к извращению не является чем-то редкостным и особенным, а образует составную часть нормального устройства".

В конце исследования "сексуальных отклонений", перед тем как показать на примере "детской сексуальности" все многообразие извращений, Фрейд объединяет три основных исхода сексуального влечения - извращение, невроз (эту "обратную сторону извращения", по его выражению) и нормальное состояние - на основе одного и того же фактора - "конгенитальности"; этот термин играет большую роль, поскольку сам Фрейд подчеркивает его универсальность: "Мы сейчас вправе говорить, что во всех извращениях действует фактор конгенитальности, но этот фактор обнаруживается у всех людей; обретая вид предрасположенности, он варьирует в интенсивности, и, чтобы проявиться, ему необходимы впечатления извне. Речь вдет о врожденной предрасположенности, присущей общему устройству личности, которая в ряде случаев становится определяющим фактором сексуальности (у склонных к извращениям), а в других случаях, будучи подавленной (при торможении), может привести к патологическим симптомам, захватив особым образом значительную часть сексуальной энергии; в счастливых случаях, лежащих между этими двумя крайностями, благодаря эффективным ограничениям той же предрасположенности, устанавливается то, что мы называем нормальной половой жизнью".

"Крайности", о которых пишет Фрейд, не лежат за пределами сексуальности, ищущей между ними промежуточный путь, они являются ее "составной частью". Можно сказать, что сексуальность сама обозначает эти крайности, она толкает человека к ним; это Фрейд пытается выразить в своей любимой формулировке: "Все самое высокое и все самое низкое в сексуальности повсюду обнаруживают ближайшую связь. (От неба - через этот мир - и до самого ада)".

Значительная амплитуда проявлений человеческой сексуальности отчетливо свидетельствует о невозможности (если мы не хотим получить лишь карикатурное ее изображение) сведения ее к чисто биологическим истокам, органам и функциям, которые, однако, являются обязательной составляющей, и неучет или пренебрежение ими ведут к тяжелым последствиям. Такова работа сексуальности - создавать везде проблемы, не только в биологической области, придавая ей суровую однозначность, или психической, формируя ее через страх потери и кастрации, но также во всем, что относится к области культуры и общественной жизни, всей антропологической действительности.

Там, где проявляется сексуальность с ее извращающей властью, с ее способностью разрывать все связи, установившиеся между влечением и объектом, король оказывается голым, общественные институты содрогаются, паника охватывает толпы и власть имущих, заставляя их "кричать: "Трон и вера в опасности". Это выражение Фрейд использует в небольшой, состоящей из пяти страниц, но очень насыщенной статье 1927 года "Фетишизм", получившей большой резонанс. Удивительно, но тем более примечательно, что Фрейд упоминает "трон" и "веру" в чисто психологическом исследовании фетишистских извращений: не для того ли, чтобы показать, что, подобно сексуальному объекту фетишизма, эти возвышенные понятия есть не что иное, как искусственный Фаллос, вокруг которого вращаются наиболее глубокие общественные эмоции и верования? "Фетиш служит заменой фаллоса женщины (матери), в который верил маленький ребенок, и от которого, как мы знаем, он не хочет отказаться". Необходимость прибегать к фетишу тесно связана с кастрацией: "Страх кастрации воздвиг себе памятник, создав подобную замену". Страх, ужас, паника - сочетание этих терминов воссоздает атмосферу страха кастрации, вызванную отсутствием пениса у матери.

Это волнующее и травмирующее открытие порождает процесс отказа от реальности и расщепления Я: заимствуя выражение французского психоаналитика Лафорга, Фрейд заявляет, что "ребенок "обманывает" свое восприятие отсутствия пениса у женщины". С одной стороны, ребенок прекрасно видит, что пенис отсутствует, - и это неопровержимая реальность, с другой - он отказывается это признать, он создает замену, эрзац, конструируя настоящий сексуальный протез: предмет - фетиш. Это двойное действие, когда Я отвергает реальность, защищается от нее через разделение, раздвоение, расщепление, позволяющее воспринимать противоположные данные, было исследовано О.Маннони в книге "Ключи к воображаемому или другая сцена", где анализ банальной формулировки "Я это прекрасно знаю, но тем не менее..." позволил ему углубиться в тонкую психологию верований. Ставя целью не столько "выяснение причины фетишистских извращений", сколько освещение основ проблемы верований, Маннони широко использует различные антропологические данные и делает вывод, что значительная часть культурных, общественных институтов (вспомним здесь "трон" и "веру" Фрейда) основана на -отказе от реальности, питается страхом пустоты и отсутствия опоры.

Так, сексуальность показывает нам, с помощью какого оружия человек борется с реальностью и как сомнительна эта борьба. Между восприятием и отказом от реальности, соединением с ней и уклонением человек, это извращенное существо, пытается выбрать свой особый, узкий путь: старается перехитрить действительность, отворачиваясь от нее, создает для нее искусственные народы, замены и фетиши, но все это, по-видимому, с целью лучше понять ее через обходные пути, сорвать с нее, проходя, завесу тайны.