Фрейдизм

Ни одно направление не приобрело столь громкую известность за пределами психологии, как фрейдизм. Это объясняется влиянием его идей в странах Запада на искусство, литературу, медицину, антропологию и другие области науки, связанные с человеком.

Названо это направление по имени Зигмунда Фрейда (1856-1939). Сам Фрейд обозначил его термином "психоанализ". 3. Фрейд родился в Моравии (Чехословакия) в семье неудачливого мелкого коммерсанта. Поступив на медицинский факультет в Вене, Фрейд наряду со слушанием лекций несколько лет с большим усердием работал в Физиологическом институте Эрнста Брюкке - одного из создателей физико-химической школы в физиологии.

Фрейд усвоил символ веры этой школы - принцип строжайшего детерминизма (В пределах закона сохранения и превращения энергии) и взгляд на организм как на энергетическую величину. В 1881 г. он получил степень доктора медицины и из-за того, что евреям в Австро-Венгрии путь к академической карьере был закрыт, занялся частной практикой (Фрейд к тому времени уже был известен в научных кругах серьезными исследованиями по анатомии нервной системы).

В 1895 г. его захватила идея реформы психологии. Он работал над "Проектом научной психологии", в котором предлагал объяснять внутренние психические явления в объективных, количественных понятиях. "Цель психологии - писал он в этом незаконченном проекте, - представить психические процессы в количественно определяемых состояниях специфических материальных частиц" (цит. по: 28, 319). "Проект..." являлся первой попыткой Фрейда осмыслить в границах теории эмпирический материал, имевшийся у него как врача-невролога. Довольно обширная практика ставила перед ним и заставляла решать клинические задачи, которые невозможно было осмыслить в традиционных представлениях.

Напомним о ситуации в медицине. До Вирхова мнение о том, что переживания человека отражаются на состоянии его здоровья, принималось многими медиками. Но успехи патологии привели к убеждению, что если под микроскопом невозможно обнаружить изменений в клетках, то нет оснований говорить о болезни.

Между тем пациенты доктора Фрейда действительно страдали: нельзя было понять причины их страданий исходя из устройства нервной системы, нельзя было их избавить от страданий, воздействуя на это устройство физическими средствами. Фрейд познакомился с другим практикующим врачом, Иосифом Брейером (1842-1925), с успехом лечившим истерию. Для этого заболевания характерны различные расстройства движений, речи, зрения, памяти и др., которые, однако, являются функциональными, поскольку больного можно от них избавить с помощью психотерапии. Брейер использовал гипноз.

Учение о гипнозе начало привлекать внимание ученых благодаря работам английского хирурга Джеймса Бреда (1795-1860). Он применял гипноз для обезболивания и предложил для обозначения гипнотических состояний взамен скомпрометировавшего себя месмеризма термин "нейрипнология" (от которого и происходит термин "гипноз"). Брейер не занимался специально вопросом о природе гипноза (как известно, этим вопросом занимались парижская и нансийская школы). Он просто применял его в лечебных целях. Находясь в состоянии гипноза, больной вспоминал о событиях, которые предположительно вызывали тот или иной симптом. При этом оказывалось, что сам по себе рассказ о них иногда избавлял от симптома. Брейер назвал описанный феномен древнегреческим термином "катарсис", примененным некогда Аристотелем для обозначения "очищении души" при восприятии трагедии.

Из совокупности связанных с лечением и изучением истерии фактов вытекало, что: а) аффективно окрашенные впечатлении, вытесненные в силу каких-то причин из сознания, продолжают оказывать влияние на человека и могут придать его поведению патологический характер; б) источник патологических изменений для самих больных неизвестен, ими в обычных условиях неосознаваем; в) чтобы добиться лечебного эффекта, нужен гипнотический сон, при котором возможно освобождение от травмирующих эмоций путем "катарсиса". Какие-то мысли или импульсы оказываются неприемлемыми для индивида. Но они не исчезают. Их заместителем становятся симптомы истерии. Но если этим мыслям или импульсам предоставить возможность вновь появиться в сознании, наступает облегчение и заменявшие их симптомы либо исчезают, либо становятся менее резкими.

В этой картине можно различить намеки на многие представления будущего психоанализа: и о бессознательных импульсах, про которые индивид не знает не из-за слабости своей памяти, а из-за их несовместимости с установками его личности, и о динамике этих импульсов, прорывающихся в виде странных расстройств движений или чувственных восприятий, и об очистительной роли воспоминаний о ситуациях, нанесших травму.

Но из фактов как таковых и даже приемов их добывания (таким приемом, в частности, было использование Брейером гипноза) сами по себе теоретические идеи не возникают. За объяснением демонстраций доктора Брейера и своего собственного, врачебного опыта Фрейд поехал в Париж к Шарко, который, как отмечалось, не признавал других причин истерии, кроме органических, чисто телесных. Как-то вечером в частной беседе Шарко сказал Фрейду, что странности в поведении невротика могут иметь сексуальные основания. Роль сексуальных моментов в этиологии неврозов отмечалась и другими врачами. Никто из них, однако, не акцентировал эту роль и тем более не считал сексуальное влечение главным двигателем поведения, как вскоре начал утверждать Фрейд. Признать роль сексуального фактора еще не значило определить свою позицию в столкновении двух течений в неврологии - "органического" и "психологического". Ведь влияние этого фактора можно было объяснить чисто соматическими причинами - функционированием половых желез, нервных центров и т. д.

Вернувшись от Шарко, Фрейд продолжал использовать в качестве терапевтического средства гипноз, правда без особого успеха. Он попытался также применить электротерапию - причиняющий страдания орган раздражался электрическим током. Успех оказался незначительным. Мы упоминаем об этом, чтобы подчеркнуть, что ни предположение о бессознательных переживаниях (на которое наталкивала неврологическая практика), ни использование гипноза с целью обнаружить вытесненные из памяти аффекты, ни упор на сексуальный фактор - ни один из этих моментов сам по себе (или в совокупности) еще не привел Фрейда к его идее об особой психической детерминации, хотя и готовил почву для этого. Более того, все, что наблюдалось им в поведении пациентов и что требовало его вмешательства как врача, долгое время еще не осмысливалось им в виде общей теоретической схемы. Когда же была предпринята первая попытка осмысления, то исходными для Фрейда, как свидетельствует "Проект...", оказались не психологические, а физиологические принципы.

Дилемма, возникавшая тогда перед каждым мыслящим врачом, была того же типа, что и дилемма, с которой сталкивались натуралисты при изучении мозга, органов чувств, мышечных реакций. Естественнонаучное объяснение означало в ту эпоху только одно: выведение психических явлений из устройства тела и совершающихся в нем физиологических (физико-химических по природе) процессов. Психические явления темны, неопределенны, запутаны. Ища их причину в строении нервных клеток (нейрогистология, с изучения которой Фрейд начинал свою карьеру, быстро развивалась в рассматриваемый период), врач остается на твердой почве. Обращаясь к психическому как таковому, он попадает в зыбкую область, где нет опорных точек, которые можно было бы проверить с помощью микроскопа и скальпеля. Но естественнонаучный опыт вынуждал признать за психическим самостоятельное значение. Именно этого мнения придерживались такие исследователи, как Пфлюгер, Гельмгольц, Дарвин, Сеченов, в строго научном складе мышления которых никто не сомневался.

Какую позицию занять натуралисту и врачу при столкновении с фактами, не укладывающимися в привычные анатомо-физиологические представления? Традиция могла предложить единственный выход: вновь вернуться к понятию о сознании. Но в эпоху, когда указанное понятие не приобрело серьезного научного содержания, это значило вновь оказаться в бесплодной области идеалистической, субъективной психологии. Для Гельмгольца вопрос звучал так: если образ невыводим из устройства сетчатки, а старое представление о сознании как конструкторе образа не может быть принято, чем заменить это представление? Для Сеченова вопрос имел исходный смысл, но применительно к действию, а не к чувственному образу: если целесообразное действие невыводимо из простой связи нервов, а старое представление о сознании и воли как регуляторах действия не может быть принято, чем заменить это представление? Аналогичный вопрос, но уже в отношении другого психического явления - мотива - возникал у неврологов, поставленных перед необходимостью понять побуждения своих пациентов. П. Жане, обучавшийся у Шарко, который не признавал другой детерминации, кроме органической, отступает от символа веры своего учителя и выдвигает понятие о психической энергии. Логика развития позитивного, экспериментально контролируемого знания о различных аспектах психической реальности привела к тому, что возникла новая альтернатива анатомо-физиологическому объяснению этой реальности - отличная от субъективно-идеалистической концепции сознания. Эта альтернатива, разводя понятия о психике и сознании, вела к учению о бессознательной психике. Мы уже имели возможность убедиться в том, что, складываясь в недрах естествознания (прежде всего физиологии), оно явилось подлинным открытием психической реальности. На него указывали такие термины, как "бессознательные умозаключения" (Гельмгольц), "бессознательные ощущения или чувствования" (Сеченов), "бессознательная церебрация" (Кариентер). По звучанию они походили на понятие о бессознательном, восходящее к Лейбницу, воспринятое Гербартом и приобретшее глубоко реакционный иррациоаналистский смысл у философов Шопенгауэра и Гартмана. Но только по звучанию. В действительности бессознательное у Гельмгольца, Сеченова и других натуралистов принципиально отличалось от своих философских псевдодвойников позитивным естественнонаучным содержанием.

Сказанное важно для понимания притязаний Фрейда. Он усматривал свою заслугу в том, что создал психоанализ как "науку о бессознательных психических процессах". С именем Фрейда прочно ассоциируется понятие о бессознательном. Многие авторы справедливо подчеркивают, что это понятие имеет длительную дофрейдовскую историю. Но эту историю заполняют обычно только философские учения, что может лишь укрепить убеждение в том, что бессознательное в качестве предмета эмпирического конкретно-научного исследования впервые выступило у Фрейда. Между тем психологические категории образа и действия, складываясь в качестве научных до Фрейда, не имели своим неотъемлемым признаком представленность отображаемых объектов в сознании. Следует также иметь в виду, что две главные школы экспериментальной психологии- структуралистская и функционалистская - вопреки их программным притязаниям создать науку о сознании не смогли. Учитывая эти моменты, нетрудно понять вывод фрейдистов, будто до Фрейда психологии как науки вообще не существовало.

Однако концепцию Фрейда необходимо рассматривать в том идейно-научном контексте, в котором она возникла и развивалась. Тогда становится очевидным, что понятие о бессознательной психике ко времени, когда Фрейд сделал его своим девизом, уже прочно утвердилось на естественнонаучной почве в противовес интроспективно трактовавшемуся сознанию. Поучительна в этом плане научная биография Фрейда. Долгие годы его мысль следовала канонам физиологического объяснения всех жизненных процессов. Уже накопив большой опыт изучения истерических симптомов, гипнотических состояний и т. п., он, ученик Брюкке, продолжал считать единственно совместимым с научным подходом к этим явлениям физико-химический. В 1895 г. вышла его первая книга, написанная совместно с Брейером, "Исследование об истерии". От нее принято вести историю психоанализа.

Следует отметить, что "Проект...", где проводился радикально редукционистский взгляд на психику, он начал писать после "Исследований...". Дилемма - либо "чистая" физиология, либо обращение к сознанию как источнику стремлений, целей и т. д. - все еще не была им решена. И это было в середине 90-х годов, когда передовая психофизиология уже выработала концепцию, альтернативную древнему дуализму сознания и тела. Вскоре, однако, произошел перелом в воззрениях автора "Проекта...". Биографы объясняют это различными личными обстоятельствами жизни Фрейда: разрывом с Брейером ("Яблоком раздора" был вопрос о роли сексуального фактора, которому Фрейд стал приписывать всемогущую роль в этиологии неврозов. По этим же причинам он впоследствии решительно порвал отношения со многими своими учениками); тяжелой депрессией и невротическим состоянием, от которого, как он полагал, его спас упорный, каждодневный анализ собственных переживаний, комплексов, сновидений; смертью отца (По мнению главного биографа Фрейда, Джонса, это обстоятельство позволило Фрейду освободиться от комплекса, создаваемого ролью отца в бессознательной жизни личности. Главная книга по психоанализу "Толкование сновидений" была написана через два года после кончины отца Фрейда). В этих объяснениях отчетливо выступают субъективизм и антиисторизм, изначально присущие психоаналитическому мышлению: постулируется, будто источник любых идей, концепций, переходов от одних представлений к другим может быть только один - внутриличностные пертурбации и конфликты.

За несколько лет, разделяющих "Проект..." Фрейда и его книгу "Толкование сновидений" (1900), где излагалась первая психоаналитическая программа, в его личном развитии действительно произошли серьезные изменения. Но личное отражало социальное и идейно-научное.

Зарождение и развитие психоанализа было обусловлено сложным взаимодействием социально-идеологических и логико-научных обстоятельств. Наступила эпоха империализма, резко обострившая все социальные противоречия. В философии стали доминировать иррационализм, мистика, учение о том, что перед голосом инстинктов бессилен ничтожный голос сознания. Нестабильность экономической и политической жизни порождала в мелкобуржуазной среде чувства беспокойства, подавленности, неуверенности в будущем. В этой атмосфере и складывалась система взглядов Фрейда на строение и динамику психической деятельности.

Представление о том, что поведением людей правят иррациональные психические силы, а не законы общественного развития, что интеллект - аппарат маскировки этих сил, а не средство отражения реальности, позволяющее ориентироваться в ней, что индивид и социальная среда находятся в состоянии извечной и непрерывной тайной войны, - все эти представления говорили о том, что философия психоанализа шла в фарватере реакционных идеологических течений эпохи империализма. Философская доктрина психоанализа деформировала его конкретно-научные факты, методы и модели. В результате деформированным оказался и ответ на запросы логики развития науки. Они заключались в необходимости разработки категориального строя научно-психологического мышления, в частности категорий мотивации и личности. Ответ на эти запросы и искал Фрейд, когда в его взглядах совершился перелом, выразившийся в переходе от физиологических объяснений к психологическим, от представлений о нейродинамике к представлениям о психодинамике.

Подобно появившимся через десятилетие бихевиористам и гештальтистам, Фрейд выступил против традиционной психологии с ее интроспективным анализом сознания. Основной проблемой психоанализа являлась проблема мотивации. Подобно тому как образ (главный предмет гештальтистов) и действие (главный предмет бихевиористов) суть реалии, выполняющие жизненные функции в системе отношений индивида и мира, а не внутри замкнутого в самом себе рефлектирующего сознания, одной из главных психологических реалий является мотив.

Интроспективная психология отождествила образ с феноменами сознания, действие - с операциями "внутри ума", а мотив соответственно представила в виде актов воли, желания, хотения, исходящих от рефлексирующего субъекта как конечной причинной инстанции. Этой концепции издавно противостояло естественнонаучное воззрение, стремившееся свести образ к следам внешних раздражителей, действие - к рефлексам, мотивацию - к биологическим импульсам.

Психология рождалась, преодолевая расщепление жизнедеятельности, перебрасывая мосты между сознанием и организмом, вырабатывая собственные категории. В психоанализе превратно отразилась потребность в разработке категории мотива, в исследовании объективной динамики мотивации, которая неидентична ни ее интроспективной представленности, ни ее физиологическому субстрату. Переход Фрейда от строго физиологических объяснений в "Проекте..." к строго психологической интерпретации поведения в "Толковании сновидений" запечатлел на уровне творчества отдельного исследователя события, происходившие в масштабах истории психологического познания. Поэтому попытки объяснить этот переход обстоятельствами личного характера несостоятельны. Он был подготовлен предшествующим опытом Фрейда как врача-невролога, его изучением истерии, использованием психотерапевтических средств, наблюдениями, наводившими на мысль о роли сексуальных моментов в этиологии некоторых неврозов и др.

Опыты с гипнозом (в частности, изучение так называемого постгипнотического внушения) показали, что чувства и стремления могут направлять поведение субъекта, даже когда они не осознаются им. Так, если внушить пациенту, чтобы он по пробуждении от гипнотического сна раскрыл зонтик, то он выполнит эту команду. Однако адекватно объяснить мотив своих действий не сможет и попытается придумать фиктивную версию. Подобного рода феномены подготавливали представление Фрейда о том, что сознание маскирует непостижимые для индивида мотивы его поступков. В дальнейшем от гипноза как метода психотерапии он отказался. Обычно это объясняют тем, что Фрейд в отличие от Брейера не мог столь же удачно пользоваться этим методом. Возможно, однако, что имелись и другие основания: при гипнозе внушаются команды, исходящие от врача, а это может оказать блокирующее воздействие на спонтанные, свободные от чьего бы то ни было внешнего дав тения тенденции личности.

Вместо гипноза Фрейд стал широко применять методику "свободных ассоциаций". К ней он пришел в ходе своих психотерапевтических сеансов. Первоначально во время этих сеансов он быстро задавал вопросы пациентам, время от времени перебивая их ответы своими замечаниями. Однажды он столкнулся с пациенткой, которая протестовала против того, что ей мешали беспрепятственно излить поток своих мыслей. После этого случая .Фрейд изменил тактику и перестал вмешиваться в спонтанный рассказ больного. Он начал требовать, чтобы пациенты, находясь в расслабленном состоянии (например, лежа на кушетке), не ставя перед собой никаких интеллектуальных задач, непринужденно высказывали любые мысли, приходящие им в голову, какими бы странными они им ни казались.

Очевидно, что за измененной тактикой психотерапии стояли определенные взгляды на детерминацию речевых ассоциаций. Предполагалось, что их течение не случайно и не хаотично, а определенным образом детерминировано. В самом по себе мнении о строго причинном характере ассоциаций ничего оригинального не было. С момента своего возникновения ассоциативная теория являлась не чем иным, как распространением принципа причинности на область психических явлений. Мы отмечали, что Эббингауз в целях раскрытия закономерностей научения устранил из этих ассоциаций смысловое содержание, изобретя "бессмысленные слоги".

Фрейд прибег к "свободным ассоциациям" с совершенно иной целью. Ему важно было проследить ход мысли своих пациентов, скрытый не только от врача, но и от них самих. Поэтому для него самым важным в ассоциациях являлось именно то, что мешало Эббингаузу найти "чистую культуру" сенсомоторных связей, именно смысловое содержание. Эббингауз, как мы помним, его устранил, Фрейд же искал в нем ключ к бес: сознательному. Он пытался выяснить, чему соответствуют ассоциации не в мире внешних объектов, а во внутреннем мире субъекта. Любые связи мыслей, взятые не отрешенно от личности, а как частичка ее подлинной жизни, имеют двойную отнесенность: и к предметной реальности, существующей на собственных основаниях, и к реальности психической, воспроизводящей (отражающей) первую и вместе с тем наделенной собственными признаками. Фрейд искал в ассоциациях смысловое содержание, но не предметное, а личностное. Очевидно, что эта задача была не из легких, поскольку внутреннее строение личности не менее сложно, чем строение мира, в котором она живет.

У Фрейда ассоциации выступили не как проекция объективной связи вещей, а как симптомы мотивационных установок личности. Особое внимание он обратил на замешательство, которое (неожиданно для самих себя) порой испытывали его пациенты при свободном, неконтролируемом ассоциировании слов.

В этом замешательстве он искал намек на события, некогда нанесшие человеку душевную рану. Предполагалось, что особый механизм блокирует травмирующее представление, не допускает его в сознание. События прошлого не всплывают в памяти не из-за слабости ассоциаций (обусловленной недостаточной частотой повторения, непрочностью "следа" в мозгу и другими не зависящими от мотивации субъекта причинами), а из-за нежелания вспомнить. Трудности ассоциирования Фрейд и отнес за счет этого неосознанного нежелания. В пунктах, где испытуемый начинал запинаться, где он отказывался от дальнейшего ассоциирования, Фрейд искал кончик нити, ведущей к вытесненным влечениям, на которые бдительное сознание наложило табу.

Занявшись анализом собственной психики, Фрейд не мог использовать ни гипноз, ни свободные ассоциации. Он выбрал другие психические феномены - сновидения, в которых увидел "царскую дорогу к бессознательному". В свое время, работая с Брейером, он предполагал, что возвращение пациента с помощью гипноза к неприятным эпизодам прошлого ведет к очищению души от патогенных эмоций. Теперь Фрейд изменяет свою точку зрения на образы прошлого. Он выдвигает положение об их символическом характере. Идея символики сновидений была очень древней. Фрейд предложил новый взгляд на эту символику. В ней, по его мнению, иносказательно подает о себе весть мир бессознательных потаенных влечений.

Образ должен рассматриваться как символ мотивационного напряжения (влечения), которое само по себе "безъязычно". Древние толкования, относившие сновидения или иллюзии памяти за счет деятельности души как внетелесной сущности, не могли быть совмещены с естественнонаучным подходом к жизни. Их оттеснили физиологические схемы: картины сновидений - это прихотливая игра физиологических импульсов в отдельных нервных клетках или общей пониженной активности мозга, забывание - заторможенность "следов" в коре и т. д. Фрейд пришел к выводу, что за кажущимися бессмысленными образами и действиями скрыта работа психологического механизма, решающего определенные задачи, значимые для личности. Его просчет, хорошо видимый с позиций современной науки, состоял не в указании на важность психической детерминации, не совпадающей с чисто физиологической, а в превратных представлениях о самой психике, о механизмах ее развития, о ее зависимости от социальных и физиологических факторов.

Первоначально Фрейд представил психическую жизнь, состоящей из трех уровней: бессознательного, предсознательного и сознательного. Источником инстинктивного заряда, придающего мотивационную силу человеческому поведению (как в его моторных, так и в мыслительных формах) является бессознательное. Оно насыщено сексуальной энергией (Фрейд обозначил ее термином "либидо"). Эта сфера закрыта от сознания в силу запретов, налагаемых обществом. В предсознательном теснятся психические содержания, которые без особого напряжения могут стать предметом осознания. Наконец, сознание. Оно не является пассивным отражением процессов, которые совершаются в сфере бессознательного, но находится с ними в состоянии постоянного антагонизма, конфликта, вызванного необходимостью подавлять сексуальные влечения. Эта схема и была приложена к объяснению клинических фактов, полученных в результате анализа поведения невротиков: симптомов истерии, забывания травмировавших событий (амнезия), катарсиса и др. Затем она была перенесена на некоторые обычные проявления психической жизни, а именно на сновидения, обмолвки, шутки и т. д.

Во всех случаях предлагалась одна и та же интерпретация: либидо как мощное мотивационное начало прорывается сквозь цензуру сознания, ищет различные обходные пути и разряжается в формах, внешне нейтральных, а по существу имеющих второй, символический план. Подавление влечения проявляется в бодрствующем состоянии в виде различных обмолвок, описок, забывания определенных вещей и т. д. Для всех этих явлений объяснение, согласно Фрейду, нужно искать не в недостатках памяти и не в случайных, не имеющих отношения к системе мотивов личности, отклонениях от двигательных стереотипов, а в той же области функционально напряженных импульсов, сдержанных цензурой сознания, но получивших выражение в явлениях, которые приобретают смысл симптома и символа. Наконец, шутки или каламбуры также есть не что иное, как мгновенная разрядка напряжения, созданного ограничениями, которые накладывают на субъекта социальные нормы, в том числе логико-грамматические. Такая разрядка вызывает чувство удовлетворения.

Фрейд не ограничился выводом о том, что сновидения, ошибки памяти и т. п. нужно соотносить не только с физиологическими, но и прежде всего с психологическими (мотивационными) механизмами, посредством которых решаются значимые для личности задачи. Саму мотивацию он выставил в ложном свете, как и динамику ее развития. Центральной для Фрейда становится идея метаморфоз, претерпеваемых сексуальным инстинктом в онтогенезе.

Согласно фрейдистской концепции об инфантильной сексуальности, ребенок до 5-6-летнего возраста проходит ряд фаз: оральную, анальную и фаллическую. Между шестью годами и юностью - период, когда половой инстинкт находится в латентном, скрытом, состоянии. Задача психоаналитической процедуры усматривалась в том, чтобы "раскопать" в раннем детстве различные слои, где возникают те сексуальные нарушения, которые становятся источником невроза. Особое место отводилось "Эдипову комплексу", под которым понималась определенная мотивационно-аффективная формула отношений ребенка к своим родителям. В греческом мифе о царе Эдипе, убившем своего отца и женившемся на матери, скрыт, по мнению Фрейда, ключ к якобы извечно тяготеющему над каждым мужчиной сексуальному комплексу: мальчик испытывает влечение к матери, воспринимая отца как соперника, вызывающего одновременно и ненависть, и страх.

Психоанализ пе ограничил своих притязаний областью психического развития индивида. Он распространил их на всю историю человеческой культуры, ища в ней (мифах, обычаях, памятниках литературы, искусства, науки) воплощение все тех же комплексов, все тех же сексуальных сил. Фрейд рассчитывал, что тем самым благодаря использованию обширного материала, почерпнутого из совершенно другой, чем сновидения, поведение невротиков и т. д., области, будет подтверждена общезначимость психоаналитических схем. В действительности распространение объяснительных приемов психоанализа на историю культуры, представив последнюю в совершенно мистифицированном виде, лишь усугубило давно уже сложившееся в научных кругах недоверие к самим этим приемам.

В 20-х годах в психологических воззрениях Фрейда произошли некоторые изменения. Они коснулись, в частности, вопроса об основных побудительных силах поведения. После первой мировой войны, истребившей множество людей и культурных ценностей, породившей неврозы особого рода, Фрейд присоединяет к инстинкту самосохранения и половому инстинкту инстинкт разрушения (служащий мотивом агрессивного поведения). Представление об исконной агрессивности человека было использовано затем апологетами реакционной доктрины о неотвратимости войн. Оно еще резче обнажило антиисторизм и антигуманизм фрейдистской концепции, пронизанной неверием в общественный прогресс, в возможность устранить причины, порождающие агрессию и насилие.

Известные изменения претерпевают в этот период взгляды Фрейда и на структуру человеческой личности. Напомним, что первоначально Фрейд представлял личность в виде иерархии бессознательного, предсознательного и сознательного. В дальнейшем в работах "По ту сторону принципа удовольствия" (1920) и "Я и Оно" (1923) он предлагает иную модель, оказавшую существенное влияние на психологические учения о личности.

Теперь он утверждает, что личность состоит из трех основных компонентов, обозначенных терминами "ид" (оно), "эго" (Я) и "супер-эго" (сверх-7). Ид - наиболее примитивный компонент, носитель инстинктов. Будучи иррациональным и бессознательным, ид подчиняется принципу удовольствия. Вынужденное служить требованиям ид, эго (Я) вместе с тем следует принципу реальности, а не удовольствия. Оно учитывает особенности внешнего мира, его свойства и отношения. Наконец, супер-эго служит носителем моральных стандартов, это та часть личности, которая выполняет роль критика и цензора. Если эго примет решение или совершит действие в угоду ид, но в противовес супер-эго, оно испытывает наказание в виде чувства вины, укоров совести. Поскольку требования к эго со стороны ид, супер-эго и реальности несовместимы, неизбежно его пребывание в ситуации конфликта, создающего невыноси-

мое напряжение, от которого личность спасается с помощью специальных "защитных механизмов" - вытеснения, рационализации, регрессии, сублимации и др. Вытеснение означает непроизвольное устранение из сознания чувств, мыслей и стремлений к действию. Перемещаясь в область бессознательного, они продолжают мотивировать поведение, оказывают на него давление, переживаются в виде чувства тревожности, прорываются в симптомах и т. д. Регрессия - соскальзывание на более примитивный уровень поведения или мышления. Сублимация- один из механизмов, посредством которых запретная сексуальная энергия разряжается в виде деятельности, приемлемой для индивида и общества. Разновидностью сублимации является творчество.

В интроспективной психологии было принято считать, что работа сознания сводится к "внутреннему восприятию" своих содержаний. Фрейд же доказывал, что она жизненно важна для сохранения личности, человеческого Я. Тем самым он вводил представление о психических механизмах, обслуживающих систему личности с целью ее сохранения, решения ее собственных задач, а не только задач чисто предметного характера (В предшествующей психологии психические механизмы (главным образом механизм ассоциации, которым объяснялись восприятие, память, мышление, воображение) считались работающими только над решением предметных задач). Это был путь к преодолению взглядов, отождествлявших личность с ее самосознанием или с ее индивидуальными психофизиологическими особенностями (ср. Гальтон и тестологическое движение).

Известно, что в науке имеются псевдопроблемы. Но есть также псевдоответы на реальные вопросы. Таковыми перенасыщено учение Фрейда. Вопрос о мотивации как реальной детерминанте поведения - один из важнейших в психологии. Однако, выдвинув его на передний план, Фрейд дал ложный ответ: мотивация выступила в облике психической энергии, циркулирующей в замкнутой системе организма, определяющей самое себя и имеющей единственный вектор - устремленность к рассеянию, к разряду. Реальной является проблема многоплановости мотивационных структур человеческого поведения, но у Фрейда она превратилась в мифологический образ борьбы трех различных существ (ид, эго и супер-эго).

Важную роль в формировании мотивационной сферы и характера человека играет период детства. У Фрейда он свелся к различным стадиям сексуальных пертурбаций, якобы однозначно определяющих характер и установки взрослой личности. Мотивационный и познавательный аспекты психической деятельности не идентичны. Их различие Фрейд истолковал как извечный антагонизм. Он противопоставил энергетическую сторону психики информационной: энергия у него слепа, айн-формация не способна управлять.

И в образе, и в двигательном акте его интересовала преимущественно одна сторона - их служебная роль по отношению к энергии мотива, к возможности ее разрядить. Не случайно поэтому Герберт Уэллс, один из поклонников Фрейда, видел его заслугу в доказательстве того, что человеческий интеллект не в большей степени приспособлен к отысканию истины, чем свиное рыло.

Мы уже знаем, что альтернатива - либо физиологическое объяснение мотивации, либо психологическое - является ложной. Все ошибки и тупиковые ходы Фрейда возникли не из-за признания причинной роли психических явлений (мотивов, структуры личности), а из-за ее неправильной интерпретации.

Абсолютизировав психическую причинность, Фрейд расширил ее действие далеко за пределы того отрезка жизнедеятельности, в котором она действует.

Психический фактор (представленный в ложном свете) оказался определяющим для законов как телесной, так и общественной жизни. Но тогда-то его трезвое осмысление стало невозможным, ибо только в системах физиологических и социальных связей детерминируемое ими психическое выполняет свою реальную функцию. У Фрейда психическая энергия, с одной стороны, подменила биологические основания мотивации, с другой - выступила в роли главного регулятора социальных связей и отношений личности.

Нередко дефекты теории, слабость ее идейного потенциала ярко обнаруживаются при стремлении ее сторонников восполнить пробелы первоначального, "классического" варианта новыми представлениями, призванными привести этот вариант в соответствие с прогрессом знаний и требованиями времени. Ничто так не обнажило методологическую несостоятельность фрейдизма, как бесчисленные попытки его модернизировать. Более чем полувековая история учений, ответвившихся от "канонического" фрейдизма, наглядно продемонстрировала его бесперспективность.

В 1908 г. была организована Международная психоаналитическая ассоциация. Одним из наиболее активных ее деятелей становится К. Юнг (1875-1961) -швейцарский психиатр, еще до сближения с Фрейдом приобретший известность изобретенным им тестом на ассоциацию слов. Тест требует от подвергаемого испытанию лица возможно более быстрой реакции на предъявляемое слово любым другим словом. Заторможенность этой реакции, непонимание слова-раздражителя или его механическое повторение (совместно с другими реакциями, в частности изменением пульса, электрического сопротивления кожи и т. д.) (Изменение электрического сопротивления кожи как своеобразная реакция на небезразличные для испытуемого раздражители получила название психогальванического рефлекса (открыт русским ученым И. Р. Тархановым и французским физиологом Фере). Эта методика широко используется в экспериментальной психологии и в настоящее время) рассматривались как "индикатор комплекса", т. е. как указание на эмоционально окрашенные представления, сообщение о которых является для испытуемого нежелательным.

Юнг работал под руководством известного психиатра Е. Блейлера (Блейлеру принадлежат большие заслуги в изучении душевных болезней, в особенности шизофрении. Оп ввел и сам термин "шизофрения"), а также под руководством Жане. Мысль о том, что ассоциации могут быть использованы для изучения скрытых тенденций личности, а не только памяти и мышления, носилась тогда в воздухе. Юнг пришел к ней независимо от Фрейда. Познакомившись же с теорией Фрейда, он стал применять ее в психиатрической клинике.

Через несколько лет Юнг разошелся с Фрейдом, выдвинув собственную систему, названную им "аналитической психологией" (Юнг отказался от трактовки полового влечения как стержня личности и источника конфликтов. Он предложил понимать под либидо любую потребность, а не только сексуальную. Фрейд обвинил Юнга в десексуалнзации психоанализа, увидев в этом измену школе). Одним из ее центральных пунктов стало "учение о коллективном бессознательном". Подобно инстинктам животных, у человека, согласно Юнгу, врожденными для различных рас являются архетипы, представляющие не индивидуальное, а коллективное бессознательное. Архетипы - априорные организаторы нашего опыта, невидимый ультрафиолетовый конец психического спектра. Они обнаруживаются в сновидениях, фантазиях, галлюцинациях, психических расстройствах, а также в творениях культуры. В качестве объекта своих спекуляций Юнг выбрал историю алхимии, символы которой, по его мнению, запечатлели стремление к "индивидуации", выражающей потребность индивидуальной души синтезировать присущее ей коллективно-бессознательное начало с элементами собственного сознания.

Характерный для всего психоаналитического движения антиисторический подход не только к индивидуальному сознанию, но и к развитию культуры ярко выступил в юнговской концепции. Эволюция культурных ценностей выводилась Юнгом из мифических вневременных свойств человеческой души.

Если юнговское учение об архетипах, коллективном бессознательном и т. д. не было принято научной психологией, то разработанная им типология характеров приобрела популярность и поныне используется в исследованиях личности. Юнг разделил человеческие типы на экстравертивный (обращенный вовне, увлеченный социальной активностью, чуждый самосозерцанию) и интравертивный (обращенный внутрь). Концепция Юнга ничем позитивно не обогатила понятие о мотивации, зато ликвидировала важное разграничение двух се аспектов - энергетического и смыслового - и провозгласила последний изначально, генетически заложенным в конструкции мозга.

Другой крупный представитель психоаналитического движения, А. Адлер (1870-1937), так же как и Юнг, отверг пансек-суализм Фрейда и выдвинул ряд идей, повлиявших на зарождение неофрейдизма. Среди этих идей отметим принцип единства личности (в противовес ее разделению на ид, эго и супер-эго) и подчеркивание роли социального, а не биологического фактора в мотивационной структуре человека. Согласно учению Адлера (названному "индивидуальной психологией"), индивид из-за дефектов в развитии его телесных органов испытывает "чувство неполноценности". Стремясь преодолеть это чувство и самоутвердиться среди других (здесь и выступает социальный фактор), он актуализирует свои творческие возможности. Компенсация и сверхкомпенсация - таковы движущие силы психического развития. Иногда попытки освободиться от чувства неполноценности ведут к невротическим срывам: чтобы добиться превосходства над другими людьми, личность провоцирует у них симпатии к своей персоне. Сверхкомпенсация - это особая форма реакции на чувство неполноценности. Она порождает людей, отличающихся исключительными достижениями. Так же как и Фрейд, Адлер считал, что формирование характера падает на первые пять лет, когда у ребенка развивается свой стиль поведения, определяющий образ его мыслей и действий во все последующие периоды.

Хотя Адлер и настаивал на том, что индивид не может рассматриваться независимо от общества, представление о социально-исторической природе человеческой личности было ему так же чуждо, как и Фрейду. Он видел в личности продукт ее собственного индивидуального творчества, стимулируемого ее незащищенностью перед враждебным миром, неполноценностью, стремлением укрепиться путем превосходства над другими.

Само по себе утверждение Адлера о том, что личность существует только в "социальном контексте", не способно пролить свет на реальные движущие силы человеческого поведения, пока остается нераскрытой природа этих отношений и механизм их воздействия на личность. Ведь и у Фрейда в роли источников конфликтов выступала динамика мотивов ребенка как существа не изолированного, а непрестанно сталкивающегося с запретами ближайшего социального окружения.

Определяется ли социализация личности вытеснением влечения и переключением энергии на санкционированные обществом объекты (Фрейд), рассматривается ли она как результат стремления личности компенсировать и даже сверхкомпен-сировать свою неполноценность (Адлер) - и в одном и в другом случае за исходное принимается извечный антагонизм между индивидом и "контекстом социальных отношений", чем затемняется подлинная картина их взаимоотношений.