Глава 13. Психология в капиталистических странах в 30-40-х годах XX в.

В конце 20-х - начале 30-х годов мир капитализма потряс жесточайший экономический кризис. Сильнее всего он поразил Соединенные Штаты Америки: началась массовая безработица, шло разорение и обнищание широких слоев населения, обострилась классовая борьба. Все это существенно изменило идеологическую атмосферу, в которой развивалась психология.

В этой обстановке происходит переориентация исследований в различных областях. Появляются новые направления. Резко возрастает интерес к социальной психологии и проблемам мотивов поведения. Психотерапия используется не только для лечения невротиков, но и с целью помочь личности избавиться от внутренних конфликтов. Широкую популярность приобретает психологическое консультирование. По свидетельству Британской энциклопедии, "большая депрессия 30-х годов была периодом расширяющейся активности (психологов. - М. Я.}... Профессиональное консультирование распространялось на безработных, анализировались покупательные привычки населения, и изучение мнения стало вспомогательным средством при формулировании политики правительства" (10, 690).

Улетучился оптимизм предшествующего периода, когда казалось, что перед каждым человеком открыта возможность безграничного успешного приспособления, когда, как обещал Уотсон, любого индивида можно было снабдить, используя открытия научной психологии, набором надежных адаптивных реакций. В статье, написанной для Большой советской энциклопедии, Уотсон утверждал, что "бихевиоризм полагает стать лабораторией общества" (1, 436). Однако план управления социальным поведением на основе сочетаний стимулов с реакциями оказался химерическим. "Мы можем в большинстве случаев управлять руками, ногами и вокальными органами людей, только управляя их желаниями" (24, 119), - подчеркивал виднейший американский психолог Р. Вудворс. Представление о мотивах, установках, ценностных ориентациях личности направляло внимание исследователей на феномены, недоступные внешнему непосредственному наблюдению. Для Уотсона и его сторонников все недоступное прямому наблюдению не может служить объектом опытного, экспериментального познания. "Внутрипсихическое" отвергалось как ненаучная фикция.

То, что считалось фикцией применительно к рефлексам крысы, оказывалось реальностью социальной жизни человека. В мышлении самых правоверных бихевиористов, таких, например, как Флойд Олпорт, при первых же попытках объяснить социальное поведение зарождается понятие об установке как особом внутреннем факторе, влияющем на характер внешней реакции (5).

Внутренние факторы были в центре интересов двух других школ - фрейдистской и гештальтистской. Но обе игнорировали общественную природу сознания человека, его целей, надежд, побуждений, т. е. тех явлений, которые действуют между стимулом и реакцией. Между тем в накаленной атмосфере кризиса внимание привлекли именно эти внутренние детерминанты поведения, без овладения которыми активное участие психологии в решении проблем социального поведения было невозможно. Оба западноевропейских учения - и фрейдизм, и гештальтизм - приобрели на американской почве своеобразную направленность. Иммигрировавший из Германии Курт Левин распространяет способ объяснения, близкий к гештальтистскому, на анализ мотивации групповой деятельности. Преемники фрейдистской схемы присоединяют к ее биологическим константам социальные. Возникает неофрейдизм.

Не только американская психология, где в 20-х годах доминировал уотсоновский бихевиоризм, впитала "менталистские" концепции западноевропейских исследователей. Сами эти исследователи преобразуют установки своих школ под влиянием требований американской жизни. В период экономического кризиса 30-х годов и после него связи психологии с практикой распространяются далеко за пределы медицины, педагогики и трудовых операций, как это было в первые десятилетия века. Психология впервые в истории приобретает в качестве объекта непосредственного приложения своих понятий и методов область общественно-политической практики. Она привлекается к изучению общественного мнения, составлению рекомендаций для монополий и государственных органов. Ее союз с социологией оказывается столь тесным, что грани между двумя дисциплинами в ряде пунктов вообще исчезают.

Процесс, о котором идет речь, был вызван общественно-историческими обстоятельствами, но он привел к важным сдвигам во всей системе построения и разработки психологии как науки. В частности, он выдвинул на передний план исследование социальной детерминации психической деятельности. Для перехода к ее исследованию прежние бихевиористские, гештальтистские и фрейдистские концепции оказались непригодными.

В конце 20-х - начале 30-х годов в психологии вновь сложилась острая кризисная ситуация. Борьба между школами в психологии достигла апогея. Успешное развитие экспериментальных исследований сочеталось с резким теоретическим антагонизмом. В 1927 г. вышло первое издание книги Карла Бюлера "Кризис психологии". Ее название совпадало с названием книги Вилли, появившейся в конце прошлого столетия. В отличие от Вилли Бюлер говорил уже не о том, на какую философскую теорию сознания следует ориентироваться, а о том, как добиться единства психологической науки, распавшейся, по его мнению, на три основных направления: психологию сознания, психологию поведения и психологию духа. Выход, по Бюлеру, состоял в объединении всех подходов с целью создания единой системы понятий. Рациональной в этом анализе являлась мысль о том, что в каждом из направлений отражался один из реальных аспектов психической деятельности. Однако с самого начала была очевидна эклектичность бюлеровского проекта и последующая история показала его неосуществимость.

О тревожном положении свидетельствовали регулярно проходившие международные психологические конгрессы, где представители различных направлений не могли найти общего языка. Когда президента IX Международного конгресса (впервые проходившего в США) Джеймса Кеттела попросили поделиться общими впечатлениями об этом конгрессе, он заметил, что психология напоминает ему огромную медузу. "Ей следовало бы придать хотя бы немного костей", - добавил он. На следующем конгрессе, в 1932 г., в Копенгагене выступил один из главных гештальтистов, В. Келер, и сказал, что психология окончательно распадется, если не удастся найти связующие ее нити.

Кризисное состояние определялось рядом обстоятельств. Мы уже отметили роль общественно-экономических потрясений и обусловленных ими новых запросов к психологическому познанию. Психология не могла удовлетворить их, поскольку игнорировала социально-личностные факторы поведения человека. Обращение к этим факторам требовало преобразовать прежние детерминационыые схемы. В этой связи намечаются попытки преодолеть их ограниченность, перейти к изучению детерминант более высокого уровня. Важная особенность этих детерминант состоит в том, что они придают индивидуальному поведению целесообразный характер. Биология благодаря Дарвину смогла причинно объяснить телеологичность живого, исходя из закономерностей эволюции вида. От психологии же требовался причинный анализ целесообразности осознанных действий индивида. Эту проблему пытался устранить радикальный бихевиоризм.

Но регулируемость индивидуальных действий внутренней целью является объективной реальностью, а не мифом функционализма, как полагал Уотсон и др. Вместе с тем возвращение к внутренним регуляторам объективно наблюдаемого поведения могло оказаться регрессом, если бы эти регуляторы вновь трактовались с точки зрения давно скомпрометировавшей себя интроспективной концепции. В этом случае весь трудный опыт борьбы за объективный метод оказался бы бессмысленным. И наконец, чтобы превратить целесообразное поведение в предмет серьезного, научного исследования, следовало синтезировать те основные понятия, которые в силу уже известных нам причин оказались расщепленными: действие отщепилось от образа и мотива в бихевиоризме, образ от действия и мотива - в гештальтизме, мотив от остальных категорий - во фрейдизме. Это были задачи теоретические. Однако необходимость их решения определялась, как мы видели, требованиями социальной практики. Проблемы научения и психодиагностики по-прежнему занимали центральное место, а "предсказание и контроль" все так же служили основным девизом. Отличие от предшествующего периода состояло в том, что развеялись иллюзии о возможности предсказывать и контролировать человеческое поведение по Уотсоновской программе. Это направляло на поиск новых программ. Нельзя было выйти из кризисной ситуации, соединив обломки прежних теорий. "Сам фундамент психологии должен быть перестроен", - писал в 1932 г. советский психолог Выготский.