28. Бессознательное во Франции до Фрейда: предпосылки открытия. Л. Шерток (L'inconscient en France avant Freud: premisses et decouvertes L. Chertok)

28. Бессознательное во Франции до Фрейда: предпосылки открытия. Л. Шерток

(Эта статья является в основном кратким изложением второй части книги, написанной нами совместно с Р. де Соссюром [11])

Институт психосоматической медицины в Париже, Франция

Введение

Часто подчеркивали влияние, которое оказали на Фрейда (Freud) немецкая литература и философия XIX века. Как пишет Дидье Анзье в своей недавней работе "Аутоанализ Фрейда", "понятие бессознательного не содержит в себе ничего удивительного для того, кто воспитан на германской культуре" [2, 152] (Среди последних и наиболее важных работ, посвященных вопросу культурного влияния, оказавшего воздействие на мышление Фрейда, следует указать 1, 2 и 15 в библиографии). В немецком романтизме глубоко укоренилась идея существования неосознаваемых стремлений, которые проявляются главным образом в сновидениях и безумии. Читая Ницше или Шопенгауэра, также нельзя не поражаться сходством их теорий с некоторыми фрейдистскими формулировками. Это особенно отчетливо видно у Ницше; именно он, Ницше, ввел, например, термин "Оно" для обозначения области влечений и инстинктов. Фрейд настолько сознавал эту близость, что, по его собственному утверждению, долго отказывался читать Ницше из-за боязни подпасть слишком в большой степени под его влияние [17, 86].

В области психологии Фрейд был прекрасно знаком с работами Жана-Фредерика Гербарта (1776-1841), которого оба учителя Фрейда, Брюкке и Мейнер, ставили очень высоко. Этот автор был Фрейду уже давно известен по "Учебнику эмпирической психологии" Линдера, использованному им во время последнего года его обучения в гимназии и являвшемуся, в сущности, кратким содержанием воззрений Гербарта. Уже у Гербарта можно найти понятие психического конфликта, бессознательного и вытеснения. Конечно, эти термины употреблялись в рамках интеллектуалистической психологии, весьма отличной от той, которой впоследствии окажется фрейдизм. И тем не менее, чтение Гербарта оказалось важным для Фрейда, оно рано привело его к мысли, что психическая жизнь является системой, управляемой конфликтом между противоречивыми представлениями.

Следует, таким образом, согласиться с тем, что немецкая культура имела определяющее влияние на выработку Фрейдом понятия бессознательного. Однако не следует забывать, что именно в Париже Фрейд окончательно обратился к изучению психологии неврозов и предвосхитил первые элементы своего открытия. Он подошел к вопросу бессознательного не как теоретик, а с позиций практикующего врача. И с этой точки зрения Шарко и Бернгейм были двумя авторами, оказавшими на него наиболее глубокое влияние; первый - своими работами по травматической истерии, а второй - исследованиями в области постгипнотических внушений. Можно сказать, что, как это ни парадоксально, в то время как французская мысль оставалась, в целом, более скованной, чем немецкая, философией сознания, унаследованной от Декарта, проявления бессознательного на протяжении всего XIX в. явились во Франции объектом важных экспериментальных исследований, не имевших, равных себе в Германии или Австрии, и в результате которых появились работы Шарко и Бернгейма.

С этой точки зрения создание психоанализа явилось своего рода синтезом двух культур. Но, если все, что касается понятия бессознательного, в немецкой культуре довольно хорошо известно, то этого никак нельзя сказать в отношении Франции. Вот почему нам представилось интересным проследить, в рамках данной работы, становление-концепции бессознательного во французской научной литературе от Месмера до Шарко.

Животный магнетизм

В афоризмах Месмера, опубликованных Колле де Воморелем [20], можно найти определение сомнамбулизма, но оно является очень общим. К тому же, Месмер не использует слово сомнамбулизм; он только отмечает, что больной, выйдя из криза, потерял память о том, что с ним произошло. Месмер ограничивается только упоминанием факта, не обсуждая его более детально.

Прилежно посещая лекции Месмера, Пюисегюр (1751-1827) был поражен, увидев своего первого больного, впавшего в состояние глубокого сна. Больной сохранил в этом состоянии способность говорить, ходить и действовать. Отсюда название, которое дал этому состоянию Пюисегюр - магнетический сомнамбулизм (в отличие от естественного сомнамбулизма, который может возникать спонтанно у некоторых субъектов) [21].

Пюисегюр заметил, разбудив больного, что последний не помнил ничего из того, что происходило в состоянии сомнамбулизма. На этом основании Пюисегюр сделал вывод о существовании двух видов памяти: мы сказали бы сегодня - памяти осознаваемой и памяти неосознаваемой. Следовательно, именно в 1784 г. изучение бессознательного вошло в область психологии.

Но не связи, которые могут существовать между этими двумя состояниями, а их полная разграниченность поразили ученых той эпохи. Так, спустя 35 лет, Делёз (1753-1835) напишет: "Когда он (замагне-тизированный) возвращается в нормальное состояние, он полностью теряет воспоминание о всех чувствах и мыслях, которые были у него в состоянии сомнамбулизма. Эти два состояния настолько же чужды друг другу, как если бы сомнамбула и пробудившийся были двумя совершенно разными существами" [12, 186-187].

На протяжении всего XIX в., вплоть до времени экспериментов над гипнозом школы Нанси, мы постоянно встречаем эту мысль об абсолютной разграниченности сознательного и бессознательного.

Некоторые наблюдатели, однако, предчувствовали, что иногда бессознательное состояние может воздействовать на сознание. Пюисегюр рассказывает о том, как его пациент Виктор, находясь в состоянии сомнамбулического сна, попросил одну из своих соседок сохранить в своем шкафу расписку, в которой его мать дарит ему свой дом в благодарность за заботу, которую он проявил по отношению к ней. В состоянии бодрствования Виктор боялся, как бы его сестра не нашла эту расписку и не уничтожила ее. Разбудив Виктора, Пюисегюр обнаружил, что тот в худшем состоянии, чем накануне, и чем-то угнетен. На вопрос о том, что его заботит, Виктор ответил: "Я тщетно пытался найти у себя в шкафу расписку моей матери". Пюисегюр рассказал Виктору о том, что тот делал, будучи в сомнамбулическом состоянии. Радость, охватившая Виктора, и два часа, которые он провел в состоянии магнетического сна, полностью изменили его настроение [21].

Пюисегюр пошел по новому пути - терапии посредством осознания. Придерживавшийся тех же взглядов аббат Фариа (1756-1819) заметил, что внушения, произведенные во время магнетического сна, могут, по пробуждении, влиять на больного, особенно если последний предупрежден, что в дальнейшем он будет испытывать те же ощущения, какие у него вызывали в состоянии сомнамбулизма [16]. Но такие наблюдения были в ту эпоху сравнительно немногочисленными, и, главное, авторы не делали из них более общих заключений.

Сомнамбулизм, каким его описывают магнетизеры, выявляет факты, которые мы сегодня рассматриваем как проявления бессознательного. Тонкие наблюдатели понимали, что сомнамбулизм не творит чуда, а просто восстанавливает следы памяти. Так, Делёз наблюдал, что крестьянин, обычно говоривший только на своем местном наречии, начинал иногда в состоянии сомнамбулического сна говорить на правильном французском языке, который он мог слышать, но на котором никогда не говорил, например, на ирокезском языке. Так же как и Фрейд, который писал, что ничто не утрачивается в бессознательном, Делёз утверждает, что "все ощущения, которые мы испытали в течение жизни, оставляют след в нашем мозге. Эти следы очень тонки, и мы не замечаем их, потому что этому препятствуют ощущения, испытываемые в данный момент; но эти следы существуют, и часто вещи, о которых мы уже забыли, воскресают в нашей памяти, котда неожиданные обстоятельства возбуждают наше воображение" [12, 191].

Аббат Фариа следующим образом описывает работу неосознаваемого мышления: "Всякий раз, когда раздражения, испытываемые внутренними органами вследствие чрезмерного удовольствия или глубокого огорчения, остаются подавленными в глубине души, они находят в условиях внутреннего спокойствия, создаваемого концентрацией, возможность следовать в характерном для них примитивном направлении и взрываться неистовой силой. Тот, кто испытывает такие проявления, всегда вынужден отдаваться их порыву, совершенно не имея возможности ими управлять в соответствии со своими желаниями, почти так же, как никто не способен сохранить восприятие в душе после того, как соответствующие ощущения были восприняты наружными органами его тела. Ибо обуславливающая их причина, проникнув в сферу интуиции человека, становится совершенно независимой от его чувственной воли" [16, 167].

Фариа прекрасно понимал, что такая переработка ощущений не обязательно отражается в мысли, а проявляется иногда в виде симптома: "Именно это подавление беспокойства и огорчения чаще, чем радости и удовлетворения, обыкновенно приводит к образованию камней, которые врачи обнаруживают при вскрытии трупов людей, обладавших холерическим и раздражительным темпераментом... И я думаю, что большая часть женщин, страдающих от желез в груди, дают этим железам развиваться по той же самой причине" [16, 168].

Таким образом, в психосоматике Фариа является предтечей тех, кто поставил вопрос о формировании симптомов. Уже мысль, брошенная Месмером об универсальном флюиде, который должен восстанавливать равновесие между различными органами, предваряла динамическую психофизиологию. У Фариа же, так же как у Пюисегюра, Бертрана (1795-1831) и Шарпиньона (1815-1875), мы находим тот же подход, но в гораздо более разработанном виде.

Если суммировать различные наблюдения, в общем виде можно сказать, что в эпоху животного магнетизма, вплоть до середины XIX века, различные авторы установили в отношении бессознательного, что:

1) это состояние отлично от сознания, в том смысле, что его "память" гораздо более обширна;

2) сомнамбула, проснувшись, не помнит ничего из того, что происходило во время сна;

3) интеллектуальные способности, если их активируют, часто бывают повышенными (вследствие чего многие гипнотизеры впадали в заблуждение, доверяя заявлениям своих сомнамбул о существовании у них паранормальных способностей);

4) сомнамбулизм представляет собой состояние, при котором ней-ровегетативная система воспринимает раздражения более тонко, чем сознание;

5) при сомнамбулизме внешняя чувствительность отлична от проявляющейся в состоянии бодрствования. Здесь можно видеть явления гипер- или гилоестезин и даже анестезии;

6) при сомнамбулизме наблюдаются изменения мышечного тонуса: вялость и ригидность членов;

7) индивид более внушаем в состоянии сомнамбулизма. Он обнаруживает тенденцию не общаться ни с кем, кроме как со своим магнетизером;

8) иногда бессознательное может оказывать влияние на сознание.

Первые концептуализации

Эти наблюдения были, однако, накоплены, можно сказать, вне рамок науки, как медицинской, так и психологической. После того, как в 1784 г. королевские комиссары, которым было получено изучить теории Месмера, пришли к выводу, что магнетические флюиды не существуют [22; 23; 24], животный магнетизм остался за чертой официального знания. Ученые учли заключения комиссаров: поскольку флюиды не существуют, магнетические явления следует приписывать исключительно воображению. Следовательно, они не имеют научного характера.

Действительно, уже с начала XIX века некоторые магнетизеры замечали слабость теории флюидов. Так, де Вилле (1767-1815) полагал, что исцеление является результатом встречи двух "страстных стремлений" (passions) - желания больного выздороветь и желания врача вылечить. Вирей (1775-1840) также утверждал, что магнетизм "есть не что иное, как следствие нервных эмоций, естественным образом возникающих либо на основе воображения, либо под влиянием чувств, развивающихся между двумя индивидами и связанных пре-350

имущественно с сексуальными взаимоотношениями" [29, 23-24] (Разумеется, на языке той эпохи это выражение означает: взаимоотношения между различными полами в самом широком смысле слова). Фариа и Бертран также видели в магнетизме исключительно психологический факт. По их мнению, главную причину сомнамбулических явлений следует искать в воображении субъекта.

Эти утверждения поражают нас сегодня своей современностью. Признание роли воображения (сегодня мы сказали бы - фантазмов), важность, приписываемая фактору отношений, предваряет современные психологические концепции. Но в первой половине XIX века такие идеи не могли не оставаться чуждыми научным течениям, все более обращавшимся к психологии, полностью основанной на физиологическом детерминизме.

Следовало подождать середины века, чтобы увидеть как магнетизм входит в официальную науку, ценой, впрочем, изменения своего названия. В 1840 г. английский хирург Джеймс Брейд (1795-1860) проводит серию экспериментов. Вдохновленный методом, разработанным Фариа, он заменяет магнетические пассы процедурой, заключающейся в фиксации взора субъекта на блестящем предмете. Эти эксперименты привели его, как и ранее Фариа, к заключению, что флюиды не существуют. Опыты показали, что невозможно вызвать магнетический сон при полном отсутствии воздействия магнетизера на субъекта. Это доказывало, что главное происходит в самом субъекте, а не с помощью какой-либо посторонней силы. В своем труде "Neurohypnology" [7] Брейд формулирует психо-нейро-физиологическую теорию, вдохновляясь бывшей тогда в моде "мозговой мифологией": физико-психическая стимуляция сетчатки стимулирует нервную систему субъекта, вызывая этим сон, которому Брейд предложил дать название гипнотизм.

Он должен был, однако, быстро обнаружить, что гипнотическое состояние может быть вызвано также чисто словестным внушением. Указывая, что эксперимент удается и со слепыми, Брейд писал в "Нейро-гипнологии": "Воздействие оказывается не столько через оптический нерв, сколько через чувствительные, моторные и симпатические нервы, а также через разум" [8, 36: подчеркнуто нами - Л. Ш.]. В ходе своих исследований он все больше и больше приходит к мнению, что причина гипнотических явлений лежит в необычайной концентрированности внимания. В дополнительной главе к своей книге, написанной в 1860 г., он так формулирует свою теорию: "Различные способы благоприятствуют этому состоянию абстрагирования или фиксации внимания, при котором разум целиком поглощен одной идеей" [7, 235]. Таким образом, Бренда можно считать предшественником Льебо и Бернгейма в вопросе о роли внушения в гипнозе.

Сведенный таким образом к чисто церебральному механизму, гипноз становится объектом изучения преимущественно психологов. В то же время его терапевтическое применение не перестает расширяться.

Исследования Ш. Рише (1850-1935) создают новую эпоху в изучении сомнамбулизма, благодаря серии экспериментов по выполнению постгипнотических инструкций. В результате этих опытов были сделаны оригинальные выводы, важные для общей психологии.

Рише показал, что действия, совершаемые под гипнозом, не так уж далеки от событий повседневной жизни. То, что происходит в анормальном состоянии, только полнее раскрывает повседневное поведение человека. "Вопрос, который я хотел бы осветить, - писал он, - касается понятия абсолютно неосознаваемого. Последнее проявляется в том, что память о событии сохраняется на протяжении весьма длительного отрезка времени, хотя субъект - носитель этой памяти - не осознает того, что он помнит. Это - неведомое воспоминание, как ни странно сочетание этих двух слов" [25, 254-255, 536-537].

Этот феномен "неведомых воспоминаний" Рише объяснял автоматизмом определенных психологических реакций.

Рише был не единственным, кто вновь увидел незначительность различий, существовавших между патологическими и нормальными явлениями в их подверженности влияниям бессознательного. Мы находим эту же мысль у Тарда (1843-1904). Идя дальше простого описания фактов, Тэн (1828-1893) указывает, что внутри нашего бессознательного классификация фактов происходит в соответствии с определенным динамизмом. "Образ, - пишет он, - который исходно обладал большей энергией, чем другие, сохраняет в каждом конфликте, по закону повторения, который лежит в его основе, способность оттеснять своих соперников. Вот почему этот образ восстанавливается сначала непрерывно, затем - часто, до тех пор, пока закон прогрессирующего истощения и непрерывная атака новых впечатлений не устранят его преобладания, а его конкуренты, найдя поле свободным, не начнут развиваться в свою очередь" [26, 156-157].

Тэн тем самым вводит понятие вытеснения, которое получит первостепенное значение во фрейдистской психопатологии. Эта динамика классификации и организации представлений будет все больше и больше привлекать к себе внимание в последующие годы.

Таким образом, в середине XIX века изучают уже не только сосуществование двух разграниченных форм памяти у одного и того же индивидуума, но и динамическую организацию эмоций, организацию, в которой ничто не утрачивается. Изучаются эмоции, перенесенные в детстве, которые могут вызывать в бессознательном вспышки злобы, потребность мщения, остающиеся чуждыми сознанию.

Перспектива, следовательно, полностью изменилась. В то время как магнетизеры изобретали способы вызывать состояние, рассматривавшееся как отличное от бодрствования, бессознательное становится после открытий Рише и Тэна активной частью личности и, одновременно, - резервуаром эмоций и забытых или вытесненных событий. Речь шла теперь не только об особом феномене, связанном исключительно с гипнозом, но о постоянной способности человеческой психики, различные проявления которой предстояло изучать систематически, на основе анализа сновидений, с помощью сеансов гипноза, исследования умственных расстройств, работы памяти, нарушения восприятия и т. д.

Если Рише пытался объяснить патологические явления, связанные с бессознательным, с помощью состояния отвлечения (distraction), то теория Тэна была более динамичной. В ней четко была выражена мысль, что бессознательное (Тэн не использует термин вытеснение) имеет тенденцию проявляться в патологической форме.

Большинство авторов колебалось в основном между двумя точками зрения: согласно одной из них, бессознательное объяснялось как своего рода отвлечение и ослабление рассудочного контроля, другая же обращалась к понятию вытеснения.

Знаменитая работа Мори (1817-1892) о сне, "Сон и сновидения", появившаяся в 1861 г., является прекрасным примером колебаний такого рода. С одной стороны, Мори фактически показывает, что сон представляет собой повторное переживание страстей и "неосознанных" воспоминаний, что отсылает к понятию бессознательного в его чисто психологическом смысле. Но он не идет дальше по этому пути: элементы бессознательного в сновидениях не имеют у него никакой собственной динамики. Они появляются только под влиянием вспышек нервного возбуждения, имеющих чисто органическую природу [19].

Предфрейдовский период

На протяжении последних двадцати лет прошлого столетия можно было наблюдать развитие большого интереса к гипнозу. Гипноз становится приемом изучения явлений бессознательного, имеющим преимущества перед другими методами, так как он позволяет вызывать эти явления до какой-то степени произвольным образом, экспериментально. Исследования постгипнотического выполнения инструкций, проведенные в Нанси, показали, что в состоянии ясного сознания субъект способен действовать под влиянием бессознательных представлений. В клинике Сальпетриер также проводили разнообразные эксперименты с целью установить связь между сознанием и бессознательным. На основе полученных в них данных Шарко открыл травматическую истерию, и были предприняты новые исследования, постепенно убеждавшие все большее число психотерапевтов в важной роли бессознательного как в развитии, так и в терапии неврозов (Подробнее об этом см. помещенную в настоящей монографии статью Л. Шертока "Скрытое лицо бессознательного").

В 1888 г., то есть более чем за пять лет до опубликования Брейером и Фрейдом "Предварительного сообщения", Буррю (1840-1914) и Бюро (1849-1888) предложили в своей книге "Изменения личности" (Les variations de la personnalite) способ лечения, очень близкий к катарсическому методу: связанный с воспроизведением травмирующей oситуации и реакции на нее со стороны больного [10]. Через год Жане (1859-1947) сообщил о сходном эксперименте с больной Мари, ослепшей на левый глаз. Обнаружив, что слепота исчезала после того, как больной внушали, гипнотически, что ее возраст менее шести лет, Жане пытается выяснить причину болезни. Он узнал, что в первый раз слепота проявилась после того, как Мари принудили спать с мальчиком ее возраста, у которого на левой стороне лица была сыпь. Мари была этим сильно напугана. Тогда Жане решает воспроизвести эту ситуацию: "Я заставил ее вновь увидеть мальчика, которого она боялась, и убедил, что он очень славный и у него нет никакой сыпи... После двух сеансов я одержал победу: она свободно ласкала воображаемого мальчика. Чувствительность левой стороны восстановилась, и, когда я ее разбудил. Мари прекрасно видела левым глазом" [18, 439-440].

Другой опыт. Жане удается восстановить под гипнозом не только первичную травмирующую ситуацию, приведшую к заболеванию, но и устранить после серии гипнотических внушений восстановленные им переживания, явившиеся в прошлом причиной потери чувствительности.

Этот и другие эксперименты, которые мы могли бы привести, показывают, что в прослеживаемую эпоху теория происхождения и лечения неврозов находилась в процессе разработки.

Хорошим примером того, как французские психологи умели использовать концепцию бессознательного накануне появления работ Фрейда, является следующий отрывок, принадлежащий Жане: "Все законы психологии оказываются извращенными, если они применяются только к явлениям сознания, в которых индивид отдает себе отчет. Еже-моментно встречаются факты, галлюцинации или явления, кажущиеся необъяснимыми, потому что не удается найти их обоснования, их истоков в других идеях, доступных сознанию. Перед лицом таких пробелов психолог слишком часто склонен считать себя некомпетентным и прибегать к помощи физиологии, которая почти не в состоянии ее оказать" [18, 223-224].

Начиная с 1889 г.. интерес научных кругов перемещается главным образом в область изучения множественных личностей (personnalites multiples). Нам трудно даже представить теперь, сколько умов увлекла эта проблема. Во введении к своей книге об изменениях личности Бине (1857-1911) пишет: "Известно, что у многих людей, помещенных в самые различные условия, нормальное единство сознания нарушается. Обнаруживается несколько различных сознаний, каждое из которых может иметь свои восприятия, свою память и даже свой нравственный характер". И далее: "Глубокие причины, в природе которых мы с трудом разбираемся, так как они не осознаются, действуют, сочетая наши, идеи, наши восприятия, наши воспоминания и все наши состояния сознания в автономные и независимые синтезы. Находясь в одном из таких синтетических состояний, нам трудно активировать идею, принадлежащую другому синтезу. Ассоциация идей здесь, как правило, недостаточна. Когда, однако, многие элементы этого второго синтеза, по тому или другому поводу, оживляются, восстанавливается и синтез в целом" [9, 242-244].

Бессознательное выступает здесь как рассматриваемое существенно описательным образом. Оно является следствием не конфликта, не динамического процесса, а дезинтеграции сознания, окончательный анализ которой обращен к физиологии. Именно теорию отвлечения, связанного с гипноидным состоянием, мы вновь найдем у Брейера, а Фрейд заменит ее концепцией вытеснения (refoulement).

Нам кажется характерным для Франции конца XIX века, что ни одна из теорий не становится в ней господствующей. С одной стороны, врачи и психологи, исследующие гипнотические явления, вынуждены соглашаться с тем, что бессознательное существует и может частично определять наши осознаваемые акты поведения. Но они замыкаются в рамках только экспериментирования. Некоторые пытаются построить на этой основе определенные заключения о происхождении неврозов. Жане - наиболее выдающийся среди них. Однако динамический аспект вытеснения от него ускользает. Он остается приверженцем теории диссоциации или отвлечения сознания, намеченной, в общих чертах, в начале века многими психиатрами.

С другой стороны, были исследователи, которые не ограничивались экспериментами над гипнозом и понимали, что значительная область психики остается неосознаваемой, но их мысль на этом и останавливалась. Они не пытаются открыть ни законы бессознательного, ни закономерности, регулирующие связь между бессознательным и сознанием. И что особенно важно, они не стремятся исчерпывающим образом описать проявления бессознательного. Сколь бы ни были существенными их замечания, например по поводу вытеснения, они не приводят к общей теории. Наблюдения в эту эпоху производились без стремления проникнуть в существо феноменов. Ученые XIX в. не желали вникать к проблему и, за редким исключением, выражались так, как если бы сами не имели бессознательного.

Заключение

Все сказанное выше позволяет лучше оценить оригинальность фрейдистской концепции бессознательного. В определенном смысле можно сказать, что Фрейд не открыл ничего нового. Основные элементы его теории, концепция неосознаваемой памяти, вытеснение, роль сексуальности, важность сновидений и детских воспоминаний - все эти феномены были, фактически, более или менее известны к концу XIX века. Однако они не были связаны между собой и тем самым ускользали от разумного понимания. Величие Фрейда состоит как раз в том, что он сумел создать из всего этого синтез и вышел тем самым за рамки чисто описательного подхода своих предшественников.

Психолога XIX в. занимали по отношению к бессознательному двусмысленную, по существу, позицию. Они признавали его существование и изучали его проявления, но в то же время не позволяли себе понять (механизмов его действия, так как отказывались видеть в бессознательном что-либо помимо процесса распада осознанной мысли, которая была для них единственно постижимой моделью психической деятельности. Они оказывались вынужденными для объяснения проявлений бессознательного прибегать к помощи физиологических теорий, таких, например, как понятие врожденной слабости нервной системы, которые, при полном отсутствии видимых проявлений, не имели никакого научного содержания. Более того, хотя они представляли себе, что нормальное, как и патологическое, управляется бессознательным, последнее мыслилось ими как тесно связанное с патологическими состояниями. Такой подход исключал, очевидно, всякую возможность обобщения.

В целом можно сказать, что до появления фрейдистских теории предпринимались попытки исследования бессознательного, но не было достигнуто понимание его законов. То, что было известно ученым XIX века о бессознательном, можно сравнить с представлениями средневековых астрономов о звездах. Некоторые из звезд были им известны, они видели их движение по небу, но им были неведомы силы, управляющие перемещением звезд. То же можно сказать о бессознательном - о его существовании было известно, но были непонятны причины, по которым определенные представления не осознаются. Когда же Фрейд с помощью теории вытеснения открыл, что неосознаваемость этих представлений связана с их психологическим содержанием, эти причины прояснились. Выявив значение неосознаваемых фантазмов, Фрейд показал, что последние не являются произвольными, но определяются в своей структуре определенными фундаментальными впечатлениями. Со времени этого открытия бессознательное перестало быть мутным источником, из которого можно было время о времени "выудить" интересное явление. Оно стало объектом, доступным научному познанию.

Резюме

Если обычно справедливо указывают на влияние, которое оказала на Фрейда немецкая культура, то слишком часто игнорируют то, чем он обязан французской психологической и медицинской традиции.

От Месмера до Шарко явления бессознательного являлись, в действительности, во Франции объектом очень важных экспериментальных исследований. В данной статье поэтому мы попытались исследовать процесс формирования и развития концепции бессознательного во французской научной литературе XIX века.

Первым этапом на этом пути является теория животного магнетизма. Вслед за Пюисегюром, последователем Месмера, магнетисты были первыми, кто описал круг явлений бессознательного. Но, будучи пленниками теории магнетических флюидов, они не смогли сделать на ее основе психологических заключений общего характера.

Во второй половине XIX века изучение бессознательного не ограничивается анализом только гипнотических феноменов, но распространяется на психическую жизнь во всем ее объеме. Предпринимаются попытки исследовать влияние бессознательного на сознание, которые приведут к открытиям Шарко, относящимся к истерии, и работам Бернгейма в области внушения. В последние годы века интерес исследователей связывается, главным образом, с проблемой множественности личности. Психоанализ является, фактически, синтезом этих исследований.

Bibliographie

1. Anderson, D.. Studies in the prehistory of Psychoanalysis. The etiology of psychoneuroses and some related themes in Sigmund Freud's scientific writings and letters 1886-1896. Stokholm, Frenska Bokforlaget. 1962.

2. Anzieu, D., L'auto-analyse de Freud. 2 volumes. Paris, P. U. F. 1975.

3. Bertrand, A. J, F., Traite du somnambulisme et des differentes modifications qu'i presente. - Paris, Dentu, 1823.

4. Bertrand, A. J. F., Du magnetisme animal en France... - Paris, Bailliere. 1826.

5. Binet, A., Les alterations de la perso.nnalite. - Paris. Alcan, 1892.

6. Bourru, H., BUROT, P., Variations de la personnalite. - Paris, Bailliere. 1888.

7. Braid, J., Neurohypnology; or the Rationale of Nervous Sleep, considered in relation with animal magnetism. Illustrated by numerous cases of its succesful application in the relief and cure of disease. - London, Churchill, 1843.

8. Braid, J., Neurohypnologie. Traite du sommeil nerveux ou hypnotisme. Trad, de I'anglais par le Dr Jules Simon... Preface par С. Е. BROWN-SEQUARD. - Paris, Delahaye et Lecrosnier, 1983.

9. Charpignon, L. J. J., Physiologic medecine et metaphysique du magnetisme. - Paris, Bailliere, 1841.

10. Chertok, L., A propos de la decouverte de la methode cathartique. In: Bulletin de psychologie, 5. 11. 1960 (n° special en hommage a Pierre Janet), pp. 33-37.

11. Chertok, L., Saussure. R., de'Naissance du Psychanalyste. De Mesmer a Freud. - Paris, Payot, 1973.

12. Deleuze, J. P. F., Histoire critique du magnetisme animal. 2 erne edition.-Paris, Belin-Leprieur, 1819, 2 vols.

13. Deleuze, J. P. F., Defense du magnetisme animal contre les attaques dont il est l'objet dans le Dictionnaire des Sciences Medicales. - Paris, Belin-Leprieur, 1819.

14. Deleuze, J. P. F., Instruction pratique sur le magnetisme animal, suivie d'une lettre ecrite a l'auteur par un medecin etranger. - Paris, Dentu, 1825.

15. Ellenberger, H. F.. Tne Discovery of the Unconscious: the history and evolution of dynamic psychiatry. - New York, Basic Books, 1970.

16. Faria. J. C, De la cause du sommeil Iucide, Reimpr. avec pref. et introd. par le Dr D. G. Delgado. - Paris, H. Jonve. 1906.

17. Freud, S., Selbstdarstellung. - G. W. 16, 31-4, 1925.

18. Janet, P., L'automatisme psychologique. essai de psychologie experimentale... - Paris. Alcan. 1889.

19. Maury. L. F. A., Le sommeil et les reves, etudes psychologiques... Paris, Didier, 1861.

20. Mesmer, F. A.. (Caullet Deveaumoral). Aphorijmes de M. Mesmer dictes a l'assemble de ses eleves... Ouvrage mis a jour par M. С de V... - Paris, Quinquet, 1785.

21. Puysegur. A., J. de Chastenet Memoires pour servir a l'histoire et a I'etablissement du magnetisme animal. - S. I., 1784.

22. Rapport des commissaires charges par le Roi, de I'examen du magnetisme animal, Imprimepar ordre du Roi. - Paris. Moutard, 1784.

23. Rapport des commissaires de la Societe royale de, medecine nommes par le Roi pour faire I'examen du magnetisme animal. Imprime par ordre du Roi. - Paris, Imprimerie Royale, 1784.

24. Rapport secret... (de BAILLY). In: BERTRAND, A., 1826.

25. Richet. C, L'homme et l'intelligence, fragments de physiologie et de psychologie. - Paris, Alcan, 1884.

26. Taine, H. A., De l'intelligence.-Paris. Hachette, 1870. 2 vols.

27. Tarde, G., de, Le crime et l'epilepsie. In: Revue philosophique de France et de l'etranger. (7-12/1889), pp. 44-469.

28. Villiers Charles de, Le magnetiseur amoureux, par un membre de la Societe harmonique du Regiment de Metz.-Geneve (Besancon), 1787.

29. Virey, J. J., Examen impartial de la medecine magretique. - Paris. Panckoucke, 1818.