О труде С. Л. Рубинштейна "человек и мир" и его месте в истории советской философии (М. С. Каган)

1

В ряду работ крупнейших советских психологов, проявлявших, начиная с П. П. Блонского и К. Н. Корнилова, обостренный интерес к философской проблематике, особое место занимают труды С. Л. Рубинштейна. Первые его работы - докторская диссертация "Исследование проблемы метода" и опубликованная в 1922 г. статья "Принцип творческой самодеятельности" - имели чисто философский характер, как и его последние фундаментальные труды "Бытие и сознание" (1957) и "Человек и мир" (1973), в которых собственно психологические сюжеты были подчинены анализу философских проблем (книга "Человек и мир" впервые была опубликована в 1973 г. в однотомнике С. Л. Рубинштейна "Проблема общей психологии"). Этот анализ проведен на высочайшем теоретическом уровне, по которому в гораздо большей степени, чем по сочинениям многих философов-профессионалов, можно и нужно судить об уровне советской философской мысли в первые послевоенные десятилетия.

Особое значение для философского развития Рубинштейна имело знакомство с рукописями молодого К. Маркса, анализу которых посвящены его статья "Проблемы психологии в трудах К. Маркса" ("Советская психотехника", 1934, № 1) и более позднее специальное исследование "О философских основах психологии: Ранние рукописи К. Маркса и проблемы психологии" (1959). Хотелось бы подчеркнуть, что в своих работах Рубинштейн не только опровергал распространенное в западной марксологии противопоставление раннего Маркса позднему, но и не разделял принятого в советской философии отношения к этим работам как к незрелым с точки зрения диалектического материализма произведениям, отмеченным будто бы непреодоленным влиянием Гегеля и Фейербаха.

Рубинштейн увидел в размышлениях К. Маркса 1844 года набросок той новой системы философских воззрений, которая затем развивалась и им самим, и Ф. Энгельсом, и В. И. Лениным, но концептуальная суть которой была изложена уже здесь, противопоставленная как идеализму Гегеля, так и абстрактному антропологизму Фейербаха. Рубинштейн отчетливо увидел, что "в центре философской концепции Маркса стоит не абсолютная идея, как у Гегеля, и не абстрактный человек или абстракция человека, как у Фейербаха", а "реальный, конкретный человек, живущий в определенной, исторически сложившейся и развивающейся ситуации, находящийся в определенных общественных отношениях к другим людям. Проблема человека, восстановление его в его правах, в полноте его прав - такова главная проблема" Марксовой философской концепции, по точному заключению комментатора [12, с. 59].

Рубинштейн сумел уже тогда, в начале 30-х годов, оценить истинно марксистский характер этого раннего сочинения К. Маркса и сохранил на протяжении всей своей жизни убеждение, что в марксистской философии центральной является именно проблема человека. В конечном счете это убеждение и привело ученого к завершающей его философскую концепцию работе "Человек и мир".

Нужно ли разъяснять, сколь актуальна такая позиция в наши дни, когда мы сумели, наконец-то, понять действительное значение "человеческого фактора" в развитии общества, в революционных преобразованиях, происходящих в нашей стране и имеющих решающее значение для исторических судеб социализма?

Поскольку автор этих строк имел уже возможность не раз говорить и писать об этом [5, 6], сейчас можно лишь кратко резюмировать: многолетняя социологическая и гносеологическая ориентация нашей философии, доходившая до объяснения исторического материализма "общей социологической теорией марксизма" и до приравнивания философии в целом к теории познания, приводила к "выталкиванию" учения о человеке из содержания философской теории. Оно оправдывалось, с одной стороны, отождествлением человека и общества (основанном на ложной интерпретации известного тезиса К. Маркса, о Л. Фейербахе), а с другой - пониманием человека как всего лишь субъекта познания (основанном на упрощенном, догматическом толковании ленинского положения о единстве логики, диалектики и теории познания). В конечном счете, сама возможность построения марксистской философской антропологии (учения о человеке) решительно отрицалась, поскольку она, как убедительно показал

Н. З. Чавчавадзе, странным образом отождествлялась с антропологической философией. Но если такое положение дел было возможно, а в известном смысле закономерно в ту пору, когда человек был объявлен "колесиком и винтиком" государственного механизма, а его руководитель возродил формулу "государство - это я", то в условиях последовательной демократизации нашей жизни оно оказывается решительно нетерпимым. Практике перестройки необходим а научная, междисциплинарная, а в фундаменте своем философская концепция человека, которая обосновала бы все наши действия по актуализации и активизации великих возможностей, заключенных в человеческом факторе.

С. Л. Рубинштейн (в центре) с братьями Николаем и Григорием

Поэтому обращение к книге Рубинштейна "Человек и мир" представляется сегодня в высшей степени продуктивным и в теоретическом, и в практическом отношении, и можно лишь изумиться прозорливости ученого, который за три десятилетия до XXVII съезда КПСС писал, что "проблема перестройки общества, переделки общественной жизни выступает как центральная философская проблема", и что для нас вопрос об "общественных условиях человеческой жизни" неразрывно связан с вопросом о "внутренней сущности" человека, о "внутреннем бытии человека в его отношении к миру, к другим людям" [12, с. 333]. Вместе с тем нельзя не поразиться и современному звучанию рассуждений Рубинштейна о свободе личности: "Свобода духовная и величие человека возможны только в обществе. Коллективность, идейная общность должны существовать наряду с сохранением критической мысли индивида, его инициативы и ответственности. Свобода выступила для нас вначале в связи с необходимостью, в связи с детерминированностью вообще, но это лишь возможность свободы. Свобода человека осуществляется только в реальной жизни и обществе. Для индивида свобода существует как личная инициатива, возможность действовать на свой страх и риск, свобода мысли, право критики и проверки, свобода совести" [12, с. 364].

Замысел этой замечательной книги сложился в середине 50-х годов, в атмосфере XX съезда КПСС, но работу над ней оборвала смерть Рубинштейна в 1960 г.

Так объясняется рождение первой в истории советской философии книги, посвященной проблеме человека; ее создание намного опередило обращение к этому кругу вопросов наших профессиональных философов - лишь с конца 60-х годов стали появляться немногие работы, посвященные философско-антропологической проблематике (работы С. С. Батенина, Г. С. Батищева, Л. П. Буевой, З. Какабадзе, А. Г. Мысливченко, М. С. Кагана). Но книга Рубинштейна "Человек и мир" остается и поныне, тридцать лет спустя, наиболее значительным явлением в советской и мировой марксистской литературе на эту тему.