2

В книге "Человек и мир" был сделан принципиальный шаг вперед по сравнению с предыдущим исследованием автора - работой "Бытие и сознание" (1957). В этой монографии мысль Рубинштейна еще не вышла, по нашему мнению, за пределы традиционной для нашей философии гносеологической постановки вопроса, которая сводила работу человеческой психики к отражению-познания материального мира. Дальнейший ход размышления, по сути дела, возвращение от односторонне-гносеологической плоскости философского анализа к тому праксеологоантропологическому подходу, который содержался в рукописи К. Маркса 1844 года, - вел к установлению тезиса, что "за проблемой бытия и сознания раскрывается проблема бытия, сущего и человека, его познающего и осознающего" [12, с. 255]. Значение этого тезиса заключается в том, как справедливо подчеркнула К. А. Абульханова-Славская, в комментариях к труду Рубинштейна "Человек и мир", что его автор выступил здесь "против гносеологизации, против замены человека его сознанием" [12, с. 402]. К этому следовало бы добавить, что фактически Рубинштейн уточнял здесь то известное определение предмета философии, которое сформулировал Ф. Энгельс: "природа, общество и мышление".

Отрывки из рукописи 'Человек и мир' (конец 50-х годов)

Определение это безоговорочно принималось нашими философами, словно не замечавшими содержавшуюся в нем неточность: ведь понятие "мышление" не однопорядковое понятиям "природа" и "общество"; рядом с ними может и должно стоять понятие "человек", поскольку именно он соединяет в своем бытии природу и общество, образуя новою - синтетическую - форму бытия; потому-то ее место в философском рассмотрении бытия и является центральным. Мышление же есть атрибут человека, чрезвычайно важный для его жизни и деятельности, но являющийся непосредственно предметом изучения не самой философии, а одного ее раздела - логики и отчасти гносеологии, ибо в духовном мире человека рядом с мышлением функционируют другие психические механизмы, без которых нет самого духа как целого, подлежащего философскому осмыслению. Однако и в этой своей целостности дух есть только сторона целостного деятельного бытия человека, на которое и направлен луч философского исследования, освещающий тем самым и связи человека с природой, и с обществом - и генетические, и структурные, и функциональные.

Рубинштейн не решился - да и не мог в то время - подвергнуть критике эту триаду Ф. Энгельса и нашел иной путь преодоления опасности подмены человека одним лишь его мышлением: "метафизический разрыв бытия на три несвязанных сферы - природу, общество и мышление" был преодолен благодаря трактовке человека как единства "субъектов, личностей, людей", поскольку они принадлежат и природе и обществу и являются носителями мышления [12, с. 260]. Так, онтологический подход к человеку дал автору книги "Человек и мир" возможность уточнить представление о сущности, предмете и структуре философского знания и вернуться к истокам марксистского решения этих проблем - к рукописям К. Маркса середины 40-х годов.

Отрывки из рукописи 'Человек и мир' (конец 50-х годов)

И еще один важный исходный пункт сформулирован здесь Рубинштейном - утверждение, что "человек есть человек лишь в своем взаимоотношении к другому человеку", что поэтому "реально мы всегда имеем два взаимосвязанных отношения - человек и бытие, человек и другой человек (другие люди)", причем "эти два отношения взаимосвязаны и взаимообусловлены" [12, с. 255-256].

В соответствии с таким пониманием структуры самого предмета философского знания книга "Человек и мир" разделена автором на две части: в первой рассматривается бытие как в онтологическом аспекте проблемы (существования и сущности, субстанциальных качеств, соотношения природы и материи, сущность времени и пространства), так и в гносеологическом (соотнесение сущности с явлением, анализ структуры познавательной деятельности); во второй части характеризуется человек как субъект жизни, в его собственном существовании и в его отношении к другому человеку, в первую очередь нравственном и эстетическом, а затем вновь освещается гносеологический аспект человеческой деятельности - познавательное отношение человека к бытию. При этом существенно, что в первой части книги мир рассматривается не сам по себе, а в соотношении с человеком, а во второй человек характеризуется опять-таки не в его замкнутости в собственном бытии, а в соотношении с миром [12, с. 330].

Страницы последней рукописи С. Л. Рубинштейна, написанные за несколько дней до смерти

Оценивая замысел тридцать лет спустя, мы имеем возможность отметить, что заслуга Рубинштейна состоит не только в том, что он первым в советской философии ввел проблему человека в самую сердцевину философского знания, но и в том, что он осветил ее с таких позиций, с которых она не рассматривалась и в последующие десятилетия. Достаточно отметить, что этический и эстетический аспекты человеческих взаимоотношений отделены у нас и от философского анализа человека, и один от другого, поскольку и этика, и эстетика признаны самостоятельными науками, что позволяет философам легко выталкивать из своих рассуждений нравственную и эстетическую проблематику. Между тем Рубинштейн включил ее в эпицентр своего исследования, показав невозможность философского осмысления человеческого бытия вне этико-эстетической проблематики.

Что касается известной неудовлетворенности проблемным содержанием книги "Человек и мир", то это ощущение может возникнуть по двум причинам. Первая состоит в том, что "мир", "бытие", по сути дела, оказались, на наш взгляд, равнозначными природе. Правда, автор отчетливо понимал неправомерность такого отождествления: "сведение бытия к природе в физическом ее понимании, - специально оговаривал он, - приводит в конечном счете к тому, что общественная жизнь и история человека выпадают из бытия", и это тем более непростительно, что "общественная жизнь выступает как способ существования человека, который в то же самое время выступает и как природное существо" [12, с. 293- 294]. Однако подобные оговорки не могут заменить необходимости специального анализа отношений человека и общества как особой, сложной и крайне важной проблемы, во многом отличающейся от проблемы отношений человека и природы и никак не покрывающейся общей характеристикой отношения человека и мира. Конечно, всем нам хорошо известно классическое положение К. Маркса об "ансамбле общественных отношений" как сущности человека. Но, во-первых, положение это сформулировано столь лаконично, что нуждается в обстоятельной разработке. Во-вторых, некорректность перевода данного тезиса на русский язык, выразившаяся в замене употребленного К. Марксом слова "ансамбль" явно неадекватным выражением "совокупность всех", ведет к искажению Марксова понимания связи общества и человека, ибо заставляет русского читателя "Тезисов о Фейербахе" думать, будто человек интериоризирует все общественные отношения, тем самым позволяя некоторым нашим философам отождествлять человека и общество. В-третьих, содержание проблемы "человек и общество" не сводится к тому, как он вбирает социальные отношения, но имеет и ряд других чрезвычайно важных аспектов. Поэтому представляется, что система отношений "человек и мир" предполагает вы-явление специфических его отношений - и с природой, и с обществом; но и того более: она охватывает еще одну подсистему - отношения человека и культуры.

Тут вновь возникает ощущение существенного теоретического пробела в логике анализа темы "человек и мир": отсутствие в ней исследования - хотя бы постановки вопроса - о месте и значении культуры в связи человека и мира. Между тем, упуская анализ роли культуры в процессе очеловечивания человека - ив филогенезе, и в онтогенезе, - нельзя понять всю сложность и противоречивость сознания личности, ибо складывается оно, изменяется, развивается не только под влиянием генетических, природных задатков, и не только в процессе социализации индивида, но и в ходе его "культурации" - приобщения к культуре, к разнообразным пластам культурного наследия и к современной ему живой культуре. Снова следует подчеркнуть, что в наши дни мы начинаем особенно глубоко понимать эту специфическую роль культуры, особенность ее воздействия на сознание индивида по сравнению с воздействием на него общественных отношений. Поэтому вне активизации всех способов приобщения новых поколений советских людей к культуре нельзя осуществить грандиозные планы перестройки, намеченные XXVII съездом КПСС. Не зря его называют иногда "съездом культуры".

Во всяком случае, если конкретизировать понятие "мир" и выделить в нем четыре формы бытия - природу, общество, человека и культуру [2], то анализ человека потребует выявления специфики его отношений и с ними, и с самим собой - такова, как представляется, программа построения марксистской философской антропологии.

Конечно, с точки зрения сегодняшнего уровня развития нашего теоретического сознания непозволительно не учитывать того, что в годы написания книги "Человек и мир" в нашей литературе не было ни одной работы по теории культуры (первые культурологические исследования датируются у нас второй половиной 60-х годов, но и они не мешали некоторым видным нашим философам утверждать, что понятие "культура" - категория идеалистической философии, а не марксистской, что последняя должна оперировать понятием "общество", а не "культура"). Будем поэтому верны ленинскому принципу оценки идеологических явлений и судить теоретика не по тому, чего он не сказал по сравнению с современными нашими воззрениями, а по тому, что он сказал нового сравнительно с его предшественниками. И тем выше следует ценить заслуги теоретика, когда его идеи продолжают возбуждать интерес у ряда последующих поколений. Вот почему хотелось бы, не ограничиваясь общей характеристикой книги Рубинштейна "Человек и мир" и оценкой ее новаторского значения в истории советской философской науки, выделить в ней те идеи, которые и в наши дни особенно глубоки, значительны, эвристически ценны для философской науки и для всех тех отраслей знания, которые изучают человека, опираясь на философию.