2. Генетическая связь теории игр и психологии

Итак, мы видим, что в психологии принцип наложения теоретической схемы приводит к множественности описания и, следовательно, к существенной неопределенности получаемых результатов. Поэтому приведенное выше замечание скептика о возможности применения теории игр в психологии было бы убийственным, если бы не глубокое родство теории игр и человеческой деятельности. Родство это уходит корнями в далекую древность, когда мы пытаемся проследить филогенез современной культуры, и начинается с самого раннего детства, когда мы изучаем онтогенез человеческой психики, ее формирование и развитие в индивидууме.

Многие так называемые кибернетические конструкции, которые, казалось бы, насилуют сегодня психологию, втискивая ее хрупкое тело в прокрустово ложе формальных переплетений, по существу лишь возвращаются в лоно матери-психологии, совершив далекое путешествие в мир вещей и дел. Таковы теория информации, теория автоматов и теория игр.

В нашем дальнейшем изложении мы наметим контуры содержательной генетической связи теории игр с психологией и рассмотрим основные механизмы порождения множественности при актуализации нормативной схемы в системе деятельности человека и при интерпретации наблюдений в процессе психологического исследования.

Игра, как особая форма отображения деятельности, возникла необычайно давно. Археологические раскопки обнаруживают предметы, служившие для игры. Наскальные рисунки со следами ударов каменного топора - свидетели первых оперативно-тактических игр. Постепенно игра совершенствовалась, пока не достигла привычной формы конфликта нескольких партнеров за ломберным столом или шахматной доской. Родственные узы игры с практической деятельностью становились менее заметными, игра превращалась в особую деятельность. Забегая вперед, отметим, что в настоящее время игра в ряде случаев становится практической деятельностью не только у шахматистов, но и у исследователей операций, у специалистов по рекламе и в ряде других случаев.

Если история шахмат или карточных игр насчитывает несколько тысячелетий, то первые наброски теории появились лишь три столетия назад в работах Бернулли. В работах Пуанкаре, Бореля и других постепенно возникали черты, которые предстали целостным образом в фундаментальном труде Дж. фон Неймана и О. Моргенштерна [9].

Даже предельно сжатый очерк истории теории игры обнаруживает факт чрезвычайной важности: кибернетическая теория, чуждая, на первый взгляд, психологии, неразрывно связана с человеческой деятельностью. И вовсе не в том тривиальном смысле, что все окружающее человека испытывает влияние его деятельности, но в том фундаментальном смысле, что игровая схема как особая форма человеческой деятельности отображает в обобщенном виде другие формы деятельности.

Ни фон Нейман, ни его предшественники, ни продолжатели не были создателями теории игры в том смысле, какой употребляют, когда говорят о Копернике как создателе гелиоцентрической солнечной системы. Игра со всеми ее основными понятиями (игроки, ходы, платежи) и атрибутами была создана социальной культурой в качестве заместителя реальной деятельности. Мы ни в коей мере не стремимся принизить творческий вклад многих выдающихся ученых, чьи усилия позволили нам сегодня обсуждать пути дальнейшего совершенствования теории игр, но считаем необходимым отметить особенности проделанной работы, усматривая в них те черты, которые свойственны гуманитарным наукам, подошедшим к стадии формализации. В равной степени все основные элементы теории информации присутствовали в явной форме в информационной деятельности людей, и их генезис удается проследить в истории культуры [3]. Сложнее проследить эволюцию автоматных представлений: их формирование в деятельности и отражение в системе психологического знания, но и эта задача вполне разрешима [2]. В указанных случаях принцип наложения дополняется принципом содержательно-генетического соответствия, что коренным образом изменяет отношения между формальной теорией и психологией.

Поэтому разговор о соответствии игровой схемы и деятельности человека следует начинать не с теории Дж. фон Неймана, а с игры как реальности. И вопрос об адекватности оригинала и схемы необходимо решать по крайней мере в два этапа: 1) адекватность схемы игры структуре деятельности; 2) адекватность теоретико-игровой схемы игре как особой человеческой деятельности, - которые представлены на рис. 1. Только после завершения каждого из двух этапов мы сможем установить соответствие теоретико-игровой схемы структуре деятельности.

Рис. 1. Схема отношений деятельности, игры и теории игр

Решение проблемы адекватности по первому пункту произведено самой человеческой практикой. Люди играют тысячелетия, игры составляют неотъемлемую принадлежность всякой цивилизации и в этом лучшее доказательство практической целесообразности, следовательно, истинности игровой схемы как копии реальной деятельности.

С другой стороны, в процессе становления взрослого человека детские игры являются необходимым звеном в усвоении социального опыта. Мы не затрагиваем вопроса о соответствии детских игр, которые многим представляются сродни фантазиям и сновидениям, и взрослых игр, в которых явно присутствует дух суровой экономической действительности. Существующие теории не позволяют свести воедино эти столь различные внешне формы деятельности. Только развитие понятия игры позволит нам в конце концов увидеть их общность.

Проведенный содержательно-генетический анализ несмотря на предельную сжатость позволяет сделать один важный вывод. Игра отображает (хотя и в ограниченном объеме) существенные содержательные аспекты деятельности человека. Тем самым проблема множественности теоретико-игрового описания переводится в проблему множественности игровых аспектов деятельности (включая многоэтапность, многоуровневость и т. п.).