Годы учения у С. Л. Рубинштейна (Е. А. Будилова)

В начале лета 1947 года Институт философии Академии наук СССР объявил прием в аспирантуру по психологии, она впервые была там открыта в числе других специальностей. Чтобы выяснить подробности, я пошла в институт, где и увидела Сергея Леонидовича Рубинштейна, возглавлявшего недавно им созданный сектор психологии.

Сергей Леонидович сидел за небольшим столом у окна в узкой длинной комнате, которая была отведена сектору. Отдельного кабинета у него не было. В комнату входили сотрудники, разговаривали между собой. Среди шума и бестолковой суеты окружающих он был удивительно спокоен и сосредоточен. Мне показалось, что Сергей Леонидович с некоторым любопытством посмотрел на меня и стал выяснять, по какому делу я пришла, какие у меня намерения и каковы данные, чтобы заниматься психологией.

А данных, по правде сказать, было маловато. Но время тогда было особое для всех: мы жили радостью Победы, конец войны открывал новые дали мирного труда, такого желанного. И казалось, что жизнь начинается вновь, что сил хватит на все, если уж кончилась война. Была полна радостных надежд и я, хотя первые послевоенные годы были нелегкими. Я вернулась в Москву из заброшенного уральского рудничного поселка, где жила в эвакуации с маленьким сыном. Там приходилось выполнять всякую работу, нужную для фронта и для тыла. Там я научилась не бояться никакого дела, приобрела уверенность в своих силах.

В Москве до войны я работала в газете, теперь, после войны - в одной из редакций Радиокомитета. После длинных темных уральских зимних вечеров особенно тянуло к книгам. Прекрасный Пашков дом звал в свои тихие залы. Казалось непонятным, почему терялись годы, когда была возможность заниматься там, а об аспирантуре и не думалось. Как и многие вернувшиеся в столицу москвичи, я испытывала безмерную радость, получив книги в этой главной библиотеке страны и занимая место за столом в читальном зале, как в давние годы учения в Московском университете.

И вот я перед Сергеем Леонидовичем и робко, и храбро говорю о том, как хотела бы учиться в аспирантуре, что понимаю, сколько еще придется заниматься. "Я никогда не занималась психологией, - сразу сказала я. - Но я умею работать". Сергей Леонидович еще раз внимательно посмотрел на неведомую ему претендентку и сказал: "Ну, это уже хорошо, что вы умеете работать". Очень мне хотелось как-то убедить его. "Может быть, я могла бы доказать это", - продолжала я, сама удивляясь своей настойчивости, - хотелось наверстать годы, отнятые войной. Сергей Леонидович внушал такое доверие и очень хотелось, чтобы он меня понял: пришла я сюда не зря, зная, что это будет для меня радость свободного труда.

Через несколько дней я принесла в институт все нужные документы. Сергей Леонидович, ознакомившись с ними, вздохнул, как мне показалось, с некоторым сожалением. "Вот на будущий год к нам придут подготовленные психологи, первые выпускники психологического отделения философского факультета Московского университета", - сказал он. "Да, - подумала я, - значит, мне надо поступать именно теперь, пока новая смена еще не пришла". С подготовкой молодых психологов связывались большие надежды. Сектор психологии в Институте философии был создан лишь в 1945 г. и явился первым подразделением психологии в системе Академии наук СССР. Предполагалось, что он станет основой будущего академического института психологии и для него надо готовить кадры.

Известно, что в силу ряда обстоятельств в 30-х годах подготовка психологов была прекращена. Только в 1943-1944 гг. в Московском, Ленинградском университетах и некоторых других учебных заведениях страны открылись отделения психологии, было введено преподавание психологии и в средних школах. Московский университет еще не подготовил первый выпуск. Потому-то и был столь труден набор в аспирантуру по психологии. Исключительные условия послевоенного времени сняли даже порог возрастного ограничения. Мне оставалось только одно - собрать все силы и готовиться к экзаменам по специальности и философии, писать реферат. При подготовке к экзамену по психологии Сергей Леонидович предложил мне проблему мышления для более полного разбора, а в ней - исследования Вюрцбургской школы.

Подошли экзамены, и снова я увидела Сергея Леонидовича, столь же спокойного и серьезного. Экзамен по специальности - психологии - сдавался комиссии в секторе, а по философии - вместе со всеми поступающими в аспирантуру по философским дисциплинам. Снова я почувствовала в секторе психологии доброжелательность, заинтересованность и вместе с тем требовательность, обстоятельность, с какой Сергей Леонидович выяснял подготовленность будущего аспиранта. Что касается заданной мне проблемы мышления, то здесь Сергей Леонидович прежде всего хотел убедиться в том, как я смогла разобраться в прочитанном материале, что поняла, как ко всему отнеслась и какие вопросы у меня возникли.

Набор аспирантов в сектор психологии был закончен. Аспиранты в то время представляли пеструю группу и по образованию, и по возрасту, и по своим интересам. Достаточно сказать, что психологической подготовки не только у меня - ни у кого не было. Прекрасно понимая обстановку, сложившуюся в психологической науке, С. Л. Рубинштейн с нетерпением ждал первых молодых выпускников-психологов, но вместе с тем он, не жалея сил, взял на себя труд готовить принятую Институтом философии группу аспирантов.

В первый год обучения помимо общей подготовки к кандидатским экзаменам аспирантам предстояло, по замыслу руководителя сектором, пополнить свои знания, прослушав в Московском университете курс высшей нервной деятельности, который читал П. К. Анохин, и спецкурс по психологии мышления, который вел С. Л. Рубинштейн, поработать в созданном для аспирантов семинаре по экспериментальной психологии и выполнить курсовую работу: провести эксперименты.

Аспиранты принимали участие в обсуждении всех работ сектора, готовящихся к печати, теоретических докладов и в других очередных делах. Выступать на обсуждениях должны были все. На заседаниях сектора даже и речи не могло быть об отказе от выступления. Сергей Леонидович неумолимо предоставлял слово всем аспирантам. Нас терпеливо слушали члены сектора, среди которых были такие видные ученые, как Н. Н. Ладыгина-Котс, С. В. Кравков, Н. А. Гарбузов, а также участвовавшие в разработке некоторых тем Б. М. Теплов и Ф. Н. Шемякин. В секторе работали сотрудники С. В. Кравкова:Г. В. Гуртовой, Л. И. Селецкая, группа ленинградских сотрудников С. Л. Рубинштейна, переехавших в Москву: Л. А. Шифман, А. Г. Комм, Д. И. Красильщикова, М. Г. Ярошевский, начавший работать в секторе А. Г. Спаркин.

Сергей Леонидович скоро составил представление о каждом аспиранте, оценил его возможности, старание и настойчивость. Уже к концу первого учебного года всем стало ясно: надежды на легкую жизнь не оправдались, требуется напряженная работа, и некоторые аспиранты ушли из Института.

Общая психология была основным направлением исследований. В работе коллектива сектора, объединенном общим теоретическим подходом, общими методологическими принципами, центральное место занимали философские, методологические, теоретические проблемы психологической науки. Исследование этих проблем связывалось с критическим анализом данных зарубежной науки.

Работа сектора осложнялась тем, что экспериментальные исследования в Институте философии никогда не проводились, для них не было соответствующей базы и они не встречали поддержки. Между тем С. Л. Рубинштейн считал необходимым психологический эксперимент и стремился к его развитию. Еще в Ленинграде, где он с 1930 по 1942 г. руководил кафедрой психологии в Педагогическом институте им. А. И. Герцена, его сотрудники и аспиранты проводили экспериментальные исследования, связанные с педагогической практикой. В секторе психологии С. Л. Рубинштейн предполагал со временем заняться экспериментальными исследованиями. Изначально он видел в нем первое психологическое подразделение Академии наук СССР, основу будущего академического Института психологии. Надстройка четвертого этажа здания на Волхонке, 14 велась именно для будущего института по плану, согласованному с С. Л. Рубинштейном, для экспериментов были отведены специальные комнаты - звуконепроницаемые камеры. Однако, как показали дальнейшие события, до создания нового института было еще очень далеко.

Как первоочередную Сергей Леонидович выделял проблему экспериментального изучения мышления. Об этом он и повел разговор, когда обсуждалась тема моей диссертации. С сожалением он говорил о том, что в секторе нет условий для экспериментальных исследований, да и аспиранты к этому не подготовлены. И все же он был склонен уже сейчас начать экспериментальное психологическое изучение мышления. Я робела и не решалась взять такую тему. "Вам только надо начать, а дальше вас поведет сам эксперимент", - говорил Сергей Леонидович.

Как показало будущее, у него уже созрел замысел таких исследований, но пока не было исполнителей. Спустя несколько лет он осуществил свои намерения с выпускниками отделения психологии Московского университета, прослушавшими специальный курс, написавшими под его руководством дипломные работы и начавшими исследования мышления по его плану. Результатом была монография С. Л. Рубинштейна "О мышлении и путях его исследования" (М., 1958) и сборник экспериментальных работ "Процесс мышления и закономерности анализа, синтеза и обобщения" (М., 1960), выполненных его учениками.

В конце 40-х годов в секторе психологии впервые было начато изучение истории русской психологии. Раньше этим делом никто не занимался. Более того, бытовало мнение, что отечественных исследований в этой области не было и речь может идти лишь о заимствованиях извне. Но в 1947 г. под редакцией Рубинштейна вышла книга Б. Г. Ананьева "Очерки истории русской психологии XVII-XIX веков" - первый труд по истории русской психологической науки. В том же году вышли подготовленные Институтом философии АН СССР "Избранные философские и психологические произведения И. М. Сеченова" со вступительной статьей В. М. Каганова, в которой особое внимание было обращено на психологические труды великого ученого. В 1946 г. в "Физиологическом журнале СССР" была опубликована статья С. Л. Рубинштейна "Физиология и психология в научной деятельности И. М. Сеченова" - его выступление на состоявшейся в 1945 г. конференции, посвященной развитию рефлекторной концепции. Привлеченный к сотрудничеству в секторе Б. М. Теплов провел исследование психологических воззрений Н. Г. Чернышевского, А. И. Герцена и В. Г. Белинского. Он же представил в журнал "Большевик" (ныне "Коммунист") рецензию на сборник трудов И. М. Сеченова.

В ходе обсуждения предмета диссертации остановились на теме "Учение И. М. Сеченова об ощущении и мышлении". Однако на этом дело не кончилось. В то время началась борьба с "космополитизмом", и на этом основании дирекция Института философии АН СССР уволила С. Л. Рубинштейна.

Всем аспирантам дирекция предложила проконсультироваться у Б. М. Теплова по поводу своих работ. Когда я назвала Борису Михайловичу свою тему, то он, к моему великому удивлению, сказал: "А стоит ли браться за эту тему? Ведь у Сеченова статья "Кому и как разрабатывать психологию?41 - каких-нибудь двадцать страниц. Что вы об этом напишете?" Я никак не ожидала такого отношения к сеченовской теме. Ведь Борис Михайлович тогда только что написал одобрительную рецензию на сборник трудов И. М. Сеченова, составленный В. М. Кагановым. Мне, начавшей заниматься событиями в психологической науке сеченовского периода, открылась такая бурная борьба идей, что я лишь изумлялась обилию материалов, страстностью споров, возникших вокруг учения И. М. Сеченова. Мне не хотелось отрекаться от намеченной темы. Однако через месяц Президиум Академии наук СССР восстановил С. Л. Рубинштейна на работе. Он взял на себя руководство моей диссертацией. Так началось мое учение у Сергея Леонидовича, продолжавшееся до конца его дней. И вот уже окончена аспирантура, прошла защита, подготовлена моя первая книга под редакцией Сергея Леонидовича, затем - вторая.

Сколько же сил, времени тратил, не щадя себя, С. Л. Рубинштейн на своих учеников! Он был требователен и порой беспощаден, отвергая, если не был удовлетворен, представленные главы, статьи, тезисы. Но вместе с тем он мог без конца читать варианты введений, заключений диссертации, книги, статьи.

Ни к чему было повторять известное. Новизна в содержании: факты, их трактовка, аспект, угол зрения, внешние и внутренние связи. Еще на экзаменах я столкнулась с той особенностью Сергея Леонидовича, с которой всегда встречалась и во время занятий в аспирантуре и потом, когда он неуклонно продолжал направлять мою работу. Будучи руководителем аспиранта, он регулярно вызывал к себе своего подопечного с очередными его делами - планом диссертации, отдельными главами, используемым материалом. И обычно я слышала: "Какие возникли вопросы?" Признаюсь, это было самое сложное. Поначалу и вопросов-то не возникало. Потом, что тут скрывать, я стала готовить вопросы. Конечно, по тому, как я училась ставить их, мой руководитель видел, сколь медленно и трудно преодолевалось первое побуждение: не задумываясь, найти какой-либо вопрос, лишь бы было что сказать. От придумывания вопросов дело пошло к их возникновению при анализе материалов, которых скапливалось все больше. Отбирая и разъясняя наиболее важные для моей работы проблемы, Сергей Леонидович вел меня к умению выделять и доказывать главное.

Не надо думать, что он только порицал или отвергал работу, проведенную аспирантом. Он умел так похвалить, что его одобрение доставляло истинную радость и придавало силы для дальнейшей работы. Я запомнила навсегда тот день, когда после многих неудач услышала от Сергея Леонидовича, возвращающего мне очередную главу: "Блистательно!" Так он оценил находки новых материалов о сеченовском времени, восстановление картины борьбы идей, участия в ней разных сил русского общества.

Сергей Леонидович прекрасно владел искусством беседы. Ему не был свойствен тон поучения, нет, это были размышления. Выделяя мысль своего собеседника-ученика или из контекста прочитанной его работы, или из только что высказанного им соображения, Сергей Леонидович развивал ее, задавал вопросы - и постепенно мысль углублялась. Наконец, в формулировке Сергея Леонидовича эта мысль возвращалась аспиранту, который узнавал и не узнавал ее - так она обогащалась. Ободренный успехом аспирант обретал уверенность, которая рождала порыв к творческой работе.

В отношении к историческому материалу - к изучаемым теориям, к трудам ученых, к фактам - он был очень щепетилен. Сергей Леонидович преследовал всякую модернизацию прошлого. Тщательность и доказательность обязательны в историческом исследовании, - это я запомнила навсегда. Сам Сергей Леонидович великолепно владел умением кратко обобщать излагаемый им в лекциях, статьях, книгах материал. Когда подошло время заканчивать мою первую, а потом следующие книги, я всегда вспоминала замечания об уровнях обобщения, которым пыталась следовать. Запомнила я и также пыталась следовать другому совету: пока готовишь книгу, не использовать ее материал в статьях, чтобы сохранить интерес читателей к новой работе.

Обстоятельства сложились так, что по окончании аспирантуры в Институте философии оставить меня не было возможности. Я пошла работать в Государственную библиотеку СССР им.

В. И. Ленина. Однако независимо от того, какие обязанности на меня возлагала библиотека, моим руководителем в научной работе по-прежнему оставался Сергей Леонидович - я на основе своей диссертации готовила книгу о проблеме ощущения и мышления в трудах И. М. Сеченова, собирала материал о понимании научных и научно-популярных текстов, выполняла и другие его задания. Как только в 1956 г. возникла возможность, я вернулась в сектор психологии уже научным сотрудником.

В 1950 г. на Павловской сессии АН СССР и АМН СССР, а также в последующих дискуссиях в печати очень остро ставился вопрос о взаимоотношении психологии и физиологии высшей нервной деятельности. Многие участники сессии и последующих дискуссий отрицали возможность объективного изучения психических процессов, а потому отрицали и психологическую науку, считая, что ее нужно заменить физиологией высшей нервной деятельности. Психологическая наука столкнулась с угрозой со стороны физиологии высшей нервной деятельности, норовившей подчинить, вернее, растворить ее в своей науке. Призывая к этому, некоторые последователи И. П. Павлова неверно толковали отношение психологии к физиологии, отрицали предмет и метод психологии, ее самостоятельность и место среди других наук.

Много было сессий, совещаний, собраний, на которых шла речь об отказе психологии от своих методов исследования и переходе к методу условных рефлексов. Сергею Леонидовичу долго и трудно с неизменным достоинством и убеждением приходилось разъяснять предмет, метод и задачи психологии, раскрывать в ленинской теории отражения ее философскую основу.

Теперь, когда оглядываешься назад, становится яснее значение той деятельности, которую столь горячо вел С. Л. Рубинштейн в защиту психологической науки в годы, когда решать судьбы психологии брались чуждые ей люди. Сергей Леонидович подчеркивал, что И. П. Павлов свою задачу видел в изучении физиологических закономерностей, оставаясь на точке зрения физиолога, в то время как И. М. Сеченов выступал не только в качестве физиолога, но и как психолог. Установление связи психологии и физиологии высшей нервной деятельности Сергей Леонидович определил как одну из главных в то время задач развития этих наук.

Решение проблемы психического и физиологического, а также методологических вопросов стало в ту пору одной из важнейших направлений работы сектора психологии. Сектору была поручена организация Всесоюзного совещания по философским вопросам высшей нервной деятельности и психологии. Подготовка его была начата Сергеем Леонидовичем, но состоялось оно в 1962 г.- уже после его смерти.

В 1956 г. был восстановлен сектор психологии в Институте философии, куда пришли работать выпускники-психологи из Московского университета А. В. Брушлинский и К. А. Славская (Абульханова), которые писали дипломные работы под руководством С. Л. Рубинштейна; Л. И. Анцыферова и Ф. А. Сохин, написавшие под его руководством кандидатские диссертации. Все они занимались мышлением. К ним примкнула и я, вернувшись в сектор.

В эти годы напряженной работы Сергея Леонидовича заинтересовала проблема понимания научного текста и научно-популярной литературы. На обсуждении книги "Основы общей психологии" ее автора упрекали в том, что он трудно пишет. Сергей Леонидович поручил мне собрать данные о понимании разных текстов. Я начала эту работу, и он написал для меня некоторые исходные положения. Впоследствии его заметка "О понимании" была опубликована в выпущенной посмертно книге С. Л. Рубинштейна "Проблемы общей психологии" (М., 1973).

Работая над рукописью "Бытия и сознания", Сергей Леонидович обычно давал мне прочесть варианты глав и выяснял, насколько понятно изложение и построение. Он искал возможно понятную форму изложения своих мыслей, ни в какой мере не поступаясь содержанием, наоборот, постепенно развивая и углубляя свои размышления.

В этой заметке понимание рассматривалось как результат познавательной деятельности читателя, как процесс, в котором на основании данных в тексте отправных точек Мысль читателя открывает новые качества этого текста. Тем самым понимание отличается от объяснения. Книги, в которых все объяснено и которые не требуют от читателя его собственной мыслительной деятельности, - это банальные, неинтересные книги, снимающие, как говорил Сергей Леонидович, всякую необходимость в какой-либо работе мысли.

По мере накопления материала по вопросу о понимании меня все более тянуло к себе конкретное исследование - изучение психологии читателя. Сергей Леонидович поощрял такое направление, все еще полагая возможным воспитать из меня экспериментатора. Книга о И. М. Сеченове, написанная мною на основе диссертации, вышла под редакцией С. Л. Рубинштейна в 1954 г. Казалось бы, дело завершено, можно переходить к новому замыслу. Сектор составлял план своих изданий. Сергей Леонидович закончил "Бытие и сознание", готовил книги "О мышлении" и "Принципы и пути развития психологии". В план изданий вошел сборник "И. М. Сеченов и материалистическая психология", который вышел в свет в 1957 г. и включал впервые публикуемые, обнаруженные в архивах материалы о научной деятельности великого ученого- программы его публичных лекций, записи этих лекций и другие документы, а также статьи. Статья С. Л. Рубинштейна "Психологические воззрения И. М. Сеченова и советская психологическая наука", подготовленная в те годы, когда продолжались под флагом борьбы за павловское учение нападки на психологию, раскрывала рефлекторное понимание психической деятельности, предполагающее ее детерминацию объективным миром, и представляла эту деятельность как отражение внешнего мира. Внутренняя логика рефлекторной концепции психической деятельности необходимо ведет к теории отражения, - доказывал автор статьи, открывавшей сборник.

Так, начиная с издания уже упоминавшейся книги Б. Г. Ананьева и статей Б. М. Теплова, сектор психологии прокладывал путь исследованию истории психологической науки в нашей стране. Пока я готовила диссертацию, потом книгу, а затем статью о И. М. Сеченове для нашего сборника, у меня накапливались факты и события, связанные с идейной борьбой между сторонниками и противниками сеченовской психологической теории, с Дискуссиями 70-90-х годов прошлого века о том, кому и как разрабатывать психологию, начатыми К. Д. Кавелиным и И. М. Сеченовым. Спор между ними был хорошо известен, но последующие дискуссии, происходившие в Московском и Казанском университетах, отклики на них позволяли восстановить историю русской психологической науки и ее развития. Я попросила включить в план книгу об истории русской науки - борьбе за материалистическую психологию во второй половине XIX начале XX вв. Мне казалось, что будет достаточно для этого одного года, и я надеялась потом включиться в исследование проблемы мышления, заняться психологическими экспериментами.

Сергею Леонидовичу, видимо, тоже не хотелось поступиться собранными мною новыми материалами. "Ну, что же, - согласился он, - готовьте монографию, поставим ее в план сектора".

И снова отодвинулось на будущее исследование понимания.

С. Л. Рубинштейн стал редактором моей новой книги. В то время он готовил свой труд "Принципы и пути развития психологии", опубликованный в 1959 г., вторая часть которого была посвящена вопросам истории. Прочитав мою рукопись, он спросил: "Вы ничего не имеете против, если я напишу о результатах Вашего исследования - о борьбе вокруг рефлекторной теории И. М. Сеченова в истории русской психологии?" Для меня это была высшая оценка моей работы.

Впоследствии один из читателей моей книги задал вопрос, как я отношусь к тому, что Сергей Леонидович в своем труде использовал мой материал. Я ответила, что посчитала это большой для меня честью.

Когда в 1960 г. моя новая книга вышла в свет, Сергей Леонидович ее уже не увидел. В январе того года его не стало.

Мою книгу "Борьба материализма и идеализма в русской психологии (конец XIX - начало XX в.)", ответственным редактором которой был Сергей Леонидович, я послала Б. М. Теплову. Ведь он в свое время выражал сомнение, стоит ли заниматься психологическим учением И. М. Сеченова. Письмо, полученное мною от Б. М. Теплова, доставило мне большую радость и удовлетворение: он высоко оценил работу и поздравлял с большой удачей. И я горевала, что мой руководитель С. Л. Рубинштейн не узнал о том, что было написано в отзыве на книгу тем, кто сомневался когда-то в сеченовской тематике.

За два дня до внезапной кончины С. Л. Рубинштейн вызвал меня для того, чтобы наметить план работы на ближайшее время. "Я занят своей новой работой и не могу от нее отвлекаться, мне еще много надо сделать, - сказал он. - Но нельзя откладывать и другое дело. Речь идет о моих "Основах общей психологии". Их надо дополнить для переиздания новым материалом: собрать и обобщить то, что сделано в нашей психологии за последние годы. Я хотел бы поручить это своим ученикам, распределить между ними добавления к каждому разделу. Надо дополнить главу об истории психологии новыми сведениями о развитии отечественной психологии, о новых экспериментальных данных по восприятию, мышлению и другими", - говорил Сергей Леонидович. Я записывала план дополнения. Так он определил задание на ближайший год мне и другим его ученикам. Он предполагал поговорить с каждым и рассказать о своем замысле.

Это была моя последняя встреча с Сергеем Леонидовичем. И дополнения к "Основам общей психологии" и все откладываемые экспериментальные исследования не были начаты. Мне не было суждено стать экспериментатором, научиться этому тонкому умению у Сергея Леонидовича. Осталось продолжить начатые под руководством С. Л. Рубинштейна историко-теоретические исследования, неукоснительно помнить его требования доказательности изложения, обогащения новыми фактами и верности исходным методологическим принципам, перейти от досоветского периода становления русской психологической науки к послереволюционному времени в истории советской психологии, ее философским проблемам, разработке которых Сергей Леонидович посвятил свою жизнь.