Заметки по методологии истории и общественных наук
(Публикуется впервые. Рукописный текст, запись в одной из тетрадей. Фонд 642, ед. хр. 24.9, л. 5-6. Подготовила к печати О. Н. Бредихина.
То обстоятельство, что за вопросом "об отношении мышления и бытия" С. Л. Рубинштейн видит прежде всего теоретико-познавательную проблему, надо полагать, далеко не случайно для Рубинштейна. Его волнуют прежде всего вопросы познания.
Есть некоторые основания предполагать, что умом молодого Рубинштейна владеет идея развязать конфликтные узлы старого рационализма и эмпиризма, создать новую философскую систему, свободную от противоречий старой метафизики и способную стать для науки начала XX в. столь же авторитетной, какой была классическая философия для естествознания XVII-XVIII вв. К сожалению, в силу исторических причин реализовать этот замысел С. Л. Рубинштейну не удалось, и сегодня мы вынуждены буквально по кирпичику собирать то, что не стало фундаментальной конструкцией.
Свидетельством планов С. Л. Рубинштейна является запись, сделанная в одной из его "философских тетрадок", которую сам Рубинштейн озаглавил как "Методология истории и общественных наук", датируется 1915-1916 гг. В это время Рубинштейн много занимается проблемами политэкономии и методологии истории. Запись сделана в контексте полемики с неокантианцами и имманентной философией как разновидностью эмпиризма. Идея, выраженная здесь, является сквозной, т. е. от постановки проблемы об отношении "мышления" к "бытию" в той форме, как она была сформулирована Рубинштейном тогда, он не отказался и в более позднее время, т. е. в 20-е годы.
Сама постановка проблемы продолжает традиции Канта в европейской классике: познание критично, конструктивно, оно перерабатывает живую реальность бытия. По Канту, для того чтобы познать предмет, рассудок должен его сконструировать, переработать из опытного данного в предмет чистого знания, не выходя за пределы этой данности. Но конструктивность у Канта приводит к печальному результату: существование предмета как такового оказывается зависимым от познавательного отношения к нему.
В своей конструктивной познавательной деятельности субъект полагает существование чего-либо как предмета, утверждает нечто существующее постольку, поскольку это существующее им познается.
В неокантианстве происходит окончательное "уничтожение" бытия. Вещь из полагаемой, конструируемой превращается в предполагаемую, в гипотезу, выносится за скобки конструктивной, познавательной деятельности. И в этом пункте начинается резкая полемика С. Л. Рубинштейна с кантианской традицией.
Одно из "достижений" неокантианства, и в частности ее фрайбургского варианта (Риккерт), - это "открытие" того, что естественнонаучное знание не есть познание действительности.
Метод исторического познания по Риккерту - индивидуализирующий, и в истории как науке используются особые понятия - понятия об индивидуальном. Этот метод противоположен обобщающему методу естествознания, в котором понятия удалены от подлинной действительности.
С. Л. Рубинштейн, безусловно, очень хорошо понимал остроту кризиса историзма в неокантианстве. Нам пока неизвестны работы С. Л. Рубинштейна по методологии истории, хотя не исключено, что такие работы были, но в том, как он ставит проблему в своих дореволюционных "философских тетрадках", уже можно обнаружить ход мысли известный нам по более поздним работам: предмет, его структура определяет возможные логические формы понятия.)
"Бытие" как непосредственный результат познавательной деятельности подвергается в процессе последующего научного познания дальнейшей обработке. "Rudis indigestaque molis" - сырой эмпирический материал превращается в объективную действительность. В этом процессе обработки и заключается научная деятельность. Поэтому основной вопрос методологии науки, характер логической структуры ее есть вопрос об отношении - в самой общей, абстрактной форме - "мышления" к "бытию", "опыта" к познавательной функции, "Rudis indigestaque molis" к научной обработке. В самом деле, каково отношение "мышления к бытию"?
Права ли имманентная философия, согласно которой общие "формы" только в абстракции, мысленно могут быть выделены в эмпирическом материале, так как они (эти формы) имманентны ему. Или же истина на стороне тех, которые как можно яснее проводят различие, даже больше - возможно, (неразборчиво) противопоставляют эти два элемента познания и даже говорят о глубокой, непроходимой пропасти между ними, о непреодолимой иррациональности действительности? Но тут встает кардинальный вопрос гносеологии. Что такое действительность? Что такое бытие, реальность? Каковы конструктивные признаки их? Какова теоретико-познавательная природа и логическая структура этой "чистой" эмпирии?
В более конкретной форме вопрос об отношении "мышления" к "бытию", познавательных "форм" к эмпирии превращается в более частный, но основной специально для методологии наук вопрос. Характер логической обработки, которой подвергается эмпирический материал в процессе научного познания, т. е. еще конкретнее: о природе и логической структуре понятий и об отношении понятий к действительному (и воспринятому).
Некоторые (например, Риккерт) говорят о бесконечном экстенсивном и интенсивном многообразии действительности, об иррациональности ее, и задачу понятия видят они в том, чтобы преодолеть это многообразие, победить эту иррациональность. При этом задача эта выполняется настолько успешно, что, в конце концов, оказывается, будто в понятиях по мере их совершенствования все меньше и меньше действительности, идеальные понятия чуть ли не совершенно освобождаются от нее. Но утерянная действительность должна быть снова найдена, ищут ее в истории, которая должна быть наукой о действительности (Wirklichkei - Wissenschaft).
|
ПОИСК:
|
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://psychologylib.ru/ 'Библиотека по психологии'