Порождение предметного образа (Логвиненко А. Д.)

В докладе В. В. Столина были сформулированы методологические положения, которые послужили отправным пунктом и для исследования, о котором я сейчас буду говорить. Нас прежде всего интересовала проблема членности зрительного образа. Эта проблема важна для понимания процесса порождения образа. Дело в том, что если исходить из определенного понимания структуры, т. е. если считать, что образ состоит из тех или иных единиц, то и проблему порождения образа нужно ставить как проблему порождения этих единиц. Если мы изменим наше понимание членности, тем самым изменим и наш подход к проблеме порождения образа, состоящего из данных единиц. Здесь уже излагалось введенное А. Н. Леонтьевым членение на чувственную ткань образа и его предметное содержание. За понятием "чувственная ткань" стоит тот фундаментальный факт, что раздражение реципирующей поверхности органа чувств переживается нами как вынесенное во вне (к объекту) психическое ощущение. С другой стороны, несомненен также и тот факт, что мы воспринимаем предметные образы, а не совокупность ощущений. Эти два бесспорные положения и отражены в понятиях "чувственная ткань" и "предметное содержание". Иными словами, введением этих категорий подчеркивается двойственная сущность образа.

Приступая к экспериментальному изучению члененности зрительного образа и памятуя о его двойственной сущности, мы также обратились к восприятию в условиях оптических искажений. Нами была выбрана инверсия сетчаточных изображений как метод исследования. Под инверсией понимается такое преобразование изображения на сетчатке, когда каждая точка (x¹, y¹) переходит в точку (x¹, - y¹). Следует отметить, что в отличие от нашего эксперимента в большинстве исследований инвертированного зрения помимо вертикальной инверсии имела место и горизонтальная реверсия сетчаточных изображений.

Изучение инвертированного зрения имеет длительную историю. Можно выделить два основных вопроса, которые привлекали интерес исследователей в этой области. Первый вопрос состоит в следующем: наступает ли правильное видение после адаптации. Второй вопрос сводится к выяснению механизмов или природы этой адаптации. Классическое исследование Д. М. Стрэттона проливало свет на вопрос о возможности перцептивной адаптации к инверсии. В этом исследовании, которое длилось в течение восьми дней, было показано, что после столь длительной адаптации у испытуемого наступало правильное видение. Следует сделать оговорку. Сам Стрэттон не был столь категоричен и утверждал лишь что процесс адаптации прогрессировал в такой степени, что наступление полной перцептивной адаптации можно было считать делом времени. Спустя 30 лет П. Х. Эверт провел аналогичное исследование и пришел к выводу, что три его испытуемых, которые носили инвертирующие очки, в течение периода, вдвое превышающего период в эксперименте Стрэттона, не достигли перцептивной адаптации, т. е. в не следовании Эверта были получены полностью отрицательные результаты. Дальнейшие исследования инвертированного зрения не добавили ничего существенно нового относительно сформулированных выше вопросов. В конечном итоге состояние проблемы на сегодняшний день можно охарактеризовать следующим образом. Существуют экспериментальные и теоретические доказательства как возможности, так и невозможности наступления полной перцептивной адаптации. Нас в инвертированном зрении прежде всего интересовало не столько впечатление перевернутости, которое наступает после надевания инвертирующих призм, сколько некоторые особенности инвертированных образов, которые можно условно квалифицировать как каратинность. Стрэттон и последующие исследователи неоднократно отмечали, что вслед за надеванием инвертирующих линз качество зрительных образов претерпевает изменения. Стрэттон писал, что образы выглядят иллюзорными, фальшивыми, что они имеют неопределенную локализацию, находятся где-то между наблюдателем и вещами и отличаются от образов доэкспериментального периода.

Для того чтобы вскрыть психологическую реальность, которая скрывается за такого рода качеством зрительных инвертированных образов, было проведено экспериментальное исследование, в котором изучалась константность восприятия в условиях инверсии сетчаточных изображений. В экспериментах приняло участие в общей сложности 23 испытуемых. Результаты вкратце могут быть сформулированы следующим образом. При инверсии испытуемые с нормальным уровнем константности (среднее для всей выборки значение коэффициента константности 0,83) совершали переход к аконстантному видению. Иными словами, было обнаружено, что восприятие при инверсии сетчаточных изображений является аконстантным. Среднее значение коэффициента константности при инвертированном зрении составило 0,23. Был проведен Ряд контрольных серий, в которых выяснялась возможность влияния некоторых факторов, сопутствующих применению инвертирующих устройств, на константность восприятия. Было показано, что редукция поля зрения, дезорганизация Движений глаз и собственно сам факт применения оптического прибора не могут влиять на константность восприятия. Проведенные эксперименты позволили выдвинуть гипотезу которая состоит в следующем. При восприятии в условиях инверсии субъекту презентируется чувственная ткань, лишенная предметного содержания. Это обстоятельство связано с тем, что при инверсии сетчаточных изображений невозможно предметное освоение стимульной ситуации. В исследованиях

А. Н. Леонтьева и В. В. Столина было показано, что построение зрительного предметного образа следует предметным нормам. В данном случае следование предметным нормам невозможно и субъекту презентируется чувственная ткань, лишенная предметного содержания. На возможность презентации в од ной и той же стимульной ситуации двух различных образов указывал Д. Д. Гибсон. Он отразил это в следующих понятиях: "видимое поле" и "видимый мир". Понятие "видимое поле" и понятие "чувственная ткань" соотносятся следующим образом. Видимое поле - это результат вторичной рефлексии при особой установке на проекционное видение. Видимое поле и сам факт восприятия видимого поля говорят о том, что в некоторых условиях, каковыми могут являться установка на проекционное видение, особые экспериментальные ситуации (такие, как инвертированное зрение) позволяют субъекту осознавать чувственную ткань, являющуюся формой, в которой существует предметное содержание.

Гипотеза о двуплановой структуре образа требует удвоения тех вопросов, которые ставили исследователи, занимавшиеся проблемой адаптации к инвертированному зрению. Дело в том, что, ставя вопрос, наступает ли правильное видение после адаптации, мы должны отдавать себе отчет в следующем. Правильное видение можно толковать как реинвертирование чувственной ткани или как восприятие правильно ориентированного мира при инвертированной чувственной ткани. Или же это может означать построение правильно ориентированного видимого мира при инвертированной чувственной ткани. Для того чтобы выяснить, какая из данных возможностей имеет место в действительности, на факультете психологии МГУ под руководством проф. А. Н. Леонтьева был организован длительный эксперимент по исследованию адаптации к инвертированному зрению. Испытуемая (студент ка II курса факультета психологии) носила инвертоскоп - так я буду для краткости называть инвертирующее приспособление, с помощью которого достигалась инверсия - в общей сложности 165 часов. В течение экспериментального периода исследовалась константность восприятия, которая нами считалась объективным индикатором качества зрительных образов. Основанием для этого служили полученные ранее результаты падения константности в условиях инверсии поля зрения. Эксперимент проходил следующим образом. По истечении 8 дней наступала полная перцептивная адаптация. Константность восприятия, которая в норме составляла 100%, в первый момент после надевания инвертирующих призм упала до нуля. Затем константность, которая замерялась в среднем через каждые 10 часов, в ходе адаптационного периода постепенно повышалась и в момент наступления перцептивной адаптации к испытуемой вернулось полностью константное видение. Это позволяет считать, что адаптация произошла как восприятие правильно ориентированного мира при оставшейся инвертированной чувственной ткани.

Дело в том, что еще в 50-х годах Роком была показана способность субъекта оценить ориентацию своих зрительных впечатлений относительно того, что мы будем называть амодальной схемой мира. Под амодальной схемой мира будет пониматься тот мир, который может быть представлен в любой модальности (в зрительной, слуховой и т. п.) и который сохраняется при искажениях в зрительной картине, в частности сохраняется в слуховой модальности. По отношению к этой амодальной схеме мира испытуемая могла всегда про извести оценку своих зрительных впечатлений. После наступления перцептивной адаптации испытуемая имела полностью правильное видение, однако если с помощью специально поставленной системы вопросов ее вынуждали перейти к тому, что Гибсон называл видимым полем, она обнаруживала перевернутость зрительной картины. С этой точки зрения становится понятной дискуссия о том, считать ли наступление правильного видения ошибкой или же считать это фактом. Как Эверт, так и другие исследователи, о которых я говорил и чьи эксперименты закончились отрицательным результатом, не оспаривали того, что изредка их испытуемые имели, как они выражались, иллюзию правильного видения. Однако пристальное изучение своих зрительных впечатлений приводило их к убежденности в том, что адаптация все-таки еще не наступила. Если же зрительный образ в условиях вот такого адаптировавшегося восприятия имеет столь сложную структуру - чувственная ткань инвертирована, а предметное содержание правильно ориентировано относительно пространственной вертикали, то этот факт становится вполне понятным. Ведь пристальное выглядывание в свои зрительные впечатления означает не что иное, как переход к аналитической интроспекции в духе Титченера и Гибсона, и если мы будем помнить, что чувственная ткань оставалась инвертированной, то неудивительно, что эти исследователи обнаруживали, что адаптация еще не произошла. Очень красочно звучат слова Снайдера, бывшего испытуемым в течение 30-дневного опыта. К концу 30-го дня экспериментатор спросил Снайдера, как он видит стену дома, находящегося напротив, на что, как помнится, Снайдер ответил в очень резкой форме: "Перестаньте меня спрашивать об этом. Я не знаю как я сейчас вижу. Я уверен, что видел правильно до того, как вы меня спросили, но я не уверен, как я вижу сейчас - правильно или неправильно". Это говорит о том, что если мы не будем разводить эти два уровня, два слоя в образе - предметное содержание и чувственную ткань - мы не сможем верно интерпретировать экспериментальные дневники и экспериментальные результаты, получаемые в такого рода исследованиях.

Резюмируя итоги адаптации к инвертированному зрению, можно сказать, что адаптация наступает, если принимать под образом полноценный предметный образ, и адаптация не наступает, если под образом понимать его чувственную основу, его чувственную ткань.

После удаления очков мы должны были получить эффект последействия, если адаптация действительно наступала. Проблема последействия к инверсии интересна в том смысле, что исследователи не получали последействия от инверсии. Так, Стрэттон, описывая свои впечатления после удаления линз, отмечал, что мир выглядел правильным, только немного странным, слегка отличающимся от доэкспериментального мира. Возникает определенного рода недоумение по поводу отсутствия последействия для такого сильного искажения, как инверсия. Инверсия в таком случае выпадает из класса оптических искажений, которые дают четкое и явно выраженное последействие. В нашем исследовании после удаления инвертирующих призм видение мира было правильным, но константность упала до 50% уровня и затем по истечении суток восстановилась. Это означает, что последействие имело место, но оно было релевантно тому механизму адаптации, который мы имели в эксперименте. Действительно, если адаптация состоит в построении правильно ориентированного мира при инвертированной чувственной ткани образа, то последействие должно было наступить в форме невозможности немедленного восстановления старых навыков построения видимого мира. Таким образом, в течение суток после удаления призм имело место видимое поле, т. е. субъекту презентировалась чувственная ткань, лишенная предметного содержания, и период реадаптации состоял в том, что восстанавливались старые навыки построения правильно ориентированного мира по правильно ориентированной чувственной ткани.