(Продолжение основного первого варианта. - Ред.)

В противоположность позитивизму Маха, Авенариуса, устраняющего конструктивные элементы науки и сводящего познание к чистому описанию, выявляется необходимость для науки конструктивных элементов. (Мир физики, мир естествознания - не данный, а конструируемый мир.) Вместе с тем в противоположность субъективизму критического идеализма здесь проводится строго объективистическая концепция знания. (Признается не конструирование предмета или мира субъектом как неким демиургом, а конструктивность самого содержания знания, которая выражается в том, что элементы его определяются своими отношениями друг к другу. Зависимость их друг от друга делает их независимыми от субъекта, от нас.)

Вопрос об объективности знания превращается в моем исследовании из вопроса той или иной "точки зрения" на знание в вопрос структуры и содержания самого знания. Законы Ньютона, как известно, не принадлежат к числу положений, независимых от движения наблюдателя. Для того чтобы сделать законы механики инвариантными, независимыми от стороннего наблюдателя, нужно изменить не точку зрения на эти законы или их интерпретацию (как делал Мах), а самые законы (как делал Эйнштейн). Точно так же и здесь для того, чтобы перейти от субъективного содержания сознания к объективному содержанию знания, независимому от стороннего наблюдателя, нужно изменить не "точку зрения" на данное содержание ("отвлечься" от субъекта и т. п.), а определенным образом преобразовать, трансформировать его самого.

Спрашивается: каким же образом?

Какова должна быть структура содержания знания для того, чтобы оно было объективной задачей исследования - раскрыть содержание и определить условия, необходимые и достаточные для осуществления постулата объективности? Эти условия в результате моего исследования формулируются в ряде положений, каждое из которых является не чем иным, как обобщением основных моментов, определяющих структуру современной физики и (зачеркнуто: тенденций, связанных с теорией математики) математики.

(Зачеркнуто: Это исследование структуры объективного знания превращается таким образом в анализ структуры новой физики и тенденций новой математики. Оно приобретает особенное значение и принципиальный интерес благодаря тому, что согласно его результатам в теории относительности, в которой выделенный мною круг идей нашел себе более яркое и законченное выражение, дано не только новое, отличное от ньютоновского по своему содержанию построение механики, но и намечаются новые моменты в логической структуре знания, которые включаются мной в определение объективного знания. В результате объективность знания перестает быть содержательной, все без различия легитимирующей формой, как в позитивизме, где объективно все то, что дано - независимо от того, что дано, от его содержания. Она становится реальным принципом науки, и, приобретая четкую содержательность, включает в себя идеи, определяющие развитие современной науки; с другой стороны, эти последние получают обобщенное выражение и принципиальное обоснование. Основной вопрос теории познания самым тесным образом связывается с центральными и очередными вопросами современной науки.)

Глава вторая ставит целью (зачеркнуто: преодолевая логический формализм) определить логические формы научного знания в функциональной зависимости от самого содержания науки. Аристотелевская логика, в сущности, вначале не была формальной логикой. У Аристотеля она была еще связана с реальными проблемами науки. Лишь впоследствии, утеряв эту связь, она стала формальной и потому схоластической. Основная задача логического исследования заключается в том, чтобы, во-первых, установить снова связь между логикой и реальными проблемами науки, а во- вторых, определить, какие именно логические формы соответствуют структуре современной науки.

В отношении первой из этих проблем эта глава моей работы делает первую, кажется (зачеркнуто), попытку дать действительный анализ так называемых логических законов. Формальная логика обыкновенно формулировала свои законы в такой форме (А есть А; из двух положений А есть В и А не есть В одно, и только одно истинно, и т. д.), будто они применимы ко всем А, В и т. д. Но сказать, что данное положение применимо ко всякому содержанию, значит тем самым сказать, что оно не связано ни с каким содержанием, т. е. не связано ни с какой системой и ни в какую систему не включено.

Однако всякое положение имеет определенное содержание лишь в определенной системе - точно так же и то положение, в котором формулируется, например, закон тождества, противоречия, исключенного третьего или достаточного основания. Поэтому бессмысленно утверждать, что эти или какие бы то ни было положения применимы ко всему или истинны во всем, и бессмысленно спорить о том, истинны они или нет, не установив предварительно, при каких условиях, т. е. в какой системе.

Таким образом, вопрос о логических законах, в которых резюмируется современная логика, превращается в вопрос о том, выражением логической структуры какой научной системы они являются. Благодаря этому это логическое исследование связывается у меня с наиболее актуальными проблемами современной науки.

В отношении второй проблемы я выдвигаю то положение, что аристотелевская логика внутренне солидарна с Евклидовой геометрией и ньютоновской механикой. Это логика твердого тела. Ее основные принципы и операции предполагают понятия как друг для друга непроницаемые, друг в друга не включающиеся твердые тела, которые могут передвигаться из одного контекста в другой без внутренней трансформации своего содержания.

Между тем в эйнштейновской физике, которая внутренне солидарна с неевклидовой геометрией, во взаимоотношении пространства и времени, а также пространственной геометрической структуры и гравитационного поля (геометрическая структура, применяясь к другому гравитационному полю, сама изменяется) намечается преодоление метафизической концепции понятия как некоторой формы, которая, определяя некоторое многообразие, сама не определяется им и, передвигаясь из контекста в контекст, сама не трансформируется в собственном содержании. Обобщая и проводя здесь эту тенденцию, развивая теорию понятия, согласно которому понятие определено только в определенном контексте, и переходя из контекста в контекст, оно трансформируется, - этой текучестью понятий я осуществляю то, к чему в своей критике метафизического мышления стремится диалектика.

Третья глава посвящена специально теоретико-познавательной проблеме в более узком смысле: вопросу о применимости знания к предмету научных положений, к реальному миру, к действительному реальному миру. В первую очередь выдвигается вопрос о применимости геометрии - евклидовой или неевклидовой - к физическому миру. История вопроса - три точки зрения: I) попытка экспериментальной проверки (Гаусс), 2) решение Пуанкаре (канвенционализм), 3) трактовка этой проблемы в теории относительности (Эйнштейн). На этом конкретном примере формулируется новая постановка теоретико-познавательной проблемы - единственная постановка, при которой она переносится из сферы борьбы различных метафизических точек зрения в область, доступную точному анализу и научной трактовке.