Микроструктурный анализ перцептивных процессов (Зинченко В. П.)

Я начну свое сообщение с некоторой мотивации. Почему возник термин микроструктура и почему сейчас уже нельзя ограничиваться исследованием перцептивных процессов на макроуровне? Более 30 лет тому назад А. В. Запорожец ввел понятие сенсорного действия, придав ему тот смысл, который сейчас имеет более привычный термин перцептивного действия. По-видимому, это было первое упоминание такого рода Действия не только в контексте теории деятельности. В настоящее время деятельностная, как иногда говорят, трактов ка перцептивных процессов широко распространилась и разделяется многими специалистами не только у нас, но и за рубежом. Несколько расплывчатый термин перцептивное действие сейчас специфицировался. Имеется определенная классификация перцептивных действий, внутри нее выделены такие действия, как обнаружение, формирование образа, идентификация, опознавание, информационный поиск и т. п.

Многие из исследований этих действий выполнялись в более широком контексте психологической теории деятельности Л. С. Выготского - А. Н. Леонтьева. Для изучения перцептивных действий использовались соответствующие объективные индикаторы, преимущественно связанные с движениями глаз, например, траектория движений глаз, количество и длительность зрительных фиксаций. В соответствии с требованиями теории деятельности изучалось строение отдельных перцептивных действий. В частности, в действии, направленном на формирование тактильного или зрительного образа, были выделены операции обнаружения, выделения, адекватных задачам информативных признаков, ознакомление с выделенными признаками. При этом и в контексте изучения перцептивной деятельности обнаружились подвижные взаимоотношения и взаимопереходы между операциями и действиями.

Наряду с этими очевидными успехами в изучении внешних перцептивных действий возникли трудности в анализе строения интериоризированных, свернутых, редуцированных перцептивных действий. Индикаторы глазодвигательного по ведения оказывались в значительной степени непригодными или малоинформативными при изучении, например, процессов симультанного узнавания. Тем не менее был большой соблазн описывать интерноризированные формы перцептивных действий в хорошо себя зарекомендовавших терминах, относящихся к внешним перцептивным действиям. Должен сказать, что в этом пункте я выступаю не столько с критикой, сколько с самокритикой. Я, как и другие, говоря о строении симультанного узнавания, частично подменял опознавательное действие действием по формированию образа, а частично производил некоторые логически не вполне законные замещения. В итоге строение опознавательного действия включало в себя: обнаружение, выделение информативных признаков для сличения с эталоном, собственно сличение и, наконец, категоризацию. Такая структура опознавательного действия в отличие от действия по формированию образа не была экспериментально документирована.

Приведенный пример показывает недостаток исследовательских средств, которые использовались при макроанализе перцептивной деятельности. Эти средства не позволяли выявить оперативно-техническую сторону интериоризированных форм перцептивной деятельности. Это приводило, в конце концов, к тому, что "деятельностная фактура" перцепции оказывалась достаточно бедной и однообразной.

В теории перцептивных действий не было сколько-нибудь отчетливо сформулировано отношение к традиционной психологической проблематике, обозначаемой сейчас как "феноменология ставшего образа". Тем не менее в этой теории достаточно широко использовались понятия образ, сенсорной (перцептивной), эталон, оперативная единица восприятия (памяти), оперативный образ, образ-манипулятор и т. д. Многие из этих понятий достаточно конструктивны и адекватно отражают определенные черты перцептивной деятельности и ее результаты. Но в этих исследованиях в известной мере односторонне подчеркивалась лишь социальная природа сенсорных и перцептивных эталонов, образов и значительно меньшее внимание уделялось их "перцептивному наполнению", собственно перцептивной фактуре или, пользуясь словами А. Н. Леонтьева "чувственной ткани". Поэтому из поля зрения этого направления почти выпало изучение восприятия пространства, восприятия цвета, восприятия движения. В области зрения и осязания оно сосредоточилось почти исключительно на изучении восприятия формы.

Значит, наряду с некоторой примитивностью "деятельной фактуры" можно констатировать также и обеднение собственно перцептивного содержания восприятия в смысле игнорирования целого ряда реальных перцептивных категорий (таких, как пространство, цвет, яркость, движение и т. п.). Оба эти обстоятельства послужили основанием, или скорее, облегчили, вторжение в область психологии восприятия физиологов. Мы не будем рассматривать совсем наивные взгляды, представляющие собой некоторую модификацию классической рецепторной теории восприятия. Но вместе с ними воз никли замещения и подмены перцептивной деятельности несколько другого рода. Как психологи, так и физиологи при обсуждении проблемы строения внутренних, интериоризированных перцептивных действий в целом верно говорили о том, что в своем сформированном виде последние представляют собой интрацентральный мозговой процесс. Такая, прав да, несколько преждевременная аппеляция к физиологии давала повод к отождествлению, например, образа с сенсорным синтезом или с акцептором действия. В таком отождествлении уже содержится вполне реальная опасность отрицания всей концепции перцептивных действий и ее значительных достижений. Как понятие сенсорного синтеза, так и Другие подобные понятия возникли в контексте физиологических исследований. Но пока еще никто не показал, что перцептивное действие приводит к формированию сенсорного синтеза или акцептора действия в том значении последних, которое придавали им Н. А. Бернштейн и П. К. Анохин. Кстати, эти ученые никогда не оперировали ни фактическим материалом, ни концептуальным аппаратом теории деятельности и, в частности, перцептивных действий. Это едва ли может быть признано случайным. До тех пор пока не рас крыто психологическое строение внутренних форм психической деятельности, очень сомнительна возможность их содержательной физиологической интерпретации. Следовательно, последняя проблема также упирается в недостаточную методическую вооруженность концепции перцептивных действий, в том числе и методами психофизиологического исследования.

Вся совокупность обстоятельств, о которых шла речь выше, привела к тому, что возникла необходимость в некоторых новых единицах анализа, новых методах экспериментального исследования. И то и другое необходимо не для преодоления или опровержения теории перцептивных действий. Напротив, она представляет собой вполне продуктивный и необходимый уровень анализа. Но сейчас становится все более очевидным, что этот уровень макроанализа перцепции должен быть дополнен другими уровнями, которые в известной мере независимо развивались в последние десятилетия и, если можно так выразиться, шли навстречу теории перцептивных действий. В своем докладе я кратко остановлюсь на двух, как мне кажется, тесно связанных между собой уровнях анализа, использование которых позволит не только утвердить позиции теории деятельности применительно к восприятию, но и существенно расширит ее тематику и содержащиеся в ней объяснительные возможности. Как психофизиологический, так и микроструктурный уровни анализа могут быть полезными для решения поставленной в контексте теории деятельности проблемы строения интериоризированных, сложившихся перцептивных действий.

Начну с психофизиологического уровня анализа. Попытка воспользоваться им связана с тезисом о том, что сформировавшиеся психические акты, в том числе и сложившиеся перцептивные действия в своем развитом виде представляют собой интрацентральный мозговой процесс (А. Н. Леонтьев, А. А. Ухтомский). Может быть если привлечь какие-то другие индикаторы, в том числе и повысить чувствительность регистрации глазодвигательных индикаторов, то свернутые редуцированные действия вновь окажутся развернутыми и доступными экспериментальному исследованию. Например, многие исследователи обращали внимание на то, что среди регулярных и коротких зрительных фиксаций появляются длинные фиксации. Это интерпретировалось как показатель внутренней, умственной деятельности. Но вместе с тем не всякое отсутствие внешней деятельности, выражающееся пусть даже только в движениях глаз, может служить достаточным основанием для утверждения о том, что началась и происходит внутренняя деятельность. Это положило начало поискам дополнительных объективных индикаторов внутренней деятельности. К числу таковых относятся малоамплитудные движения глаз, регистрируемые во время фиксаций.

В исследовании В. П. Зинченко и Н. Ю. Вергилеса (1969) малоамплитудные движения глаз интерпретировались как показатель викарных (замещающих внешние) перцептивных действий Ю. Б. Гиппенрейтер и В. Я. Романов (1974) обнаружили два типа фиксационного оптокинетического нистагма - "зрительный" и "умственный". В работе Зикмунда (1973) содержится интересное и важное положение о том, что оптокинетический нистагм служит специфическим индикатором яркости визуализированных образов и послеобразов. Аналогичные поиски дополнительных индикаторов внутренней деятельности ведет А. Павио, изучающий одновременно глазодвигательное поведение и зрачковые реакции. В перечисленных исследованиях поиски дополнительных индикаторов внутренней деятельности не выходят за рамки изучения зрительной системы.

Совершенно естественно, что, сохраняя движения глаз, зрачковые реакции и т. п. в качестве одного из индикаторов, как внешней, так, возможно, и внутренней перцептивной деятельности, нельзя пренебрегать и другими индикаторами, которые могут даже более прямо свидетельствовать о внутренней деятельности, в том числе и перцептивной. Поняв это, мы воспользовались на первых порах такими индикаторами, о которых психофизиологи, давно работавшие с ними (например, Е. Н. Соколов), уже начали забывать. Это ЭМГ, ЭЭГ, КГР, разумеется, ЭОГ. Все дело в том, что использование указанных индикаторов должно обязательно сочетаться с психологическим анализом предметного содержания деятельности, приемов и способов ее выполнения. Вторым, не менее важным требованием является то, что, даже сохраняя психологическую фактуру деятельности, нельзя использовать перечисленные индикаторы по одному. Необходимо учитывать полифункциональность тех реальных физиологических систем, реализующих сложные формы внешней и внутренней деятельности, индикаторы которых регистрируются и анализируются. Если не соблюдать этих требований, то возникает довольно отчетливое впечатление того, что испытуемый ведет себя сам по себе, экспериментатор - сам по себе и индикатор, например, КГР - сам по себе. Некоторое время тому назад мы с В. М. Гордон предприняли попытку в одной экспериментальной процедуре сочетать методы, развитые в рамках теории перцептивных действий, с методами полиэффекторной регистрации физиологических функциональных систем, развитыми в рамках современной психофизиологии.

В качестве объекта исследования были выбраны достаточно хорошо изученные средствами макроанализа перцептивные действия: обнаружение, идентификация, опознавание (симультанное и сукцессивное), информационный поиск, оперирование или манипулирование образами в различных тестовых задачах типа задач Айзенка, Векслера, Эльторна и др.; наконец, процессы информационной подготовки и собственно решения оперативных задач. В качестве средств регистрации использовалась полиэффекторная запись вначале не очень богатой, а сейчас уже расширившейся номенклатуры физиологических функциональных систем, реализующих различные формы внешней и внутренней деятельности: ЭОГ - как индикатор функциональной системы, обеспечивающей сканирование внешнего окружения, ЭЭГ - затылочное отведение (левый и правый затылок) как индикатор функциональной системы, обеспечивающий внутреннее преобразование входной информации и оперирование образами, ЭМГ нижней губы и ЭЭГ - височное отведение (левый и правый висок) - как индикатор функциональной системы, обеспечивающей вербальное преобразование входной информации и внутриречевой подготовки ответа. Помимо этих индикаторов регистрировалось время реакции и речевые ответы.

Как показали результаты в высшей степени трудоемкого анализа, использование этих индикаторов оказалось полезным и успешным. (Более подробно о результатах этой работы сказано в докладе В. М. Гордон.)

Одновременная регистрация и анализ поведения ряда индикаторов позволяют судить не только о наличии более или менее длительного интервала внутренней деятельности, но и о ее функциональной структуре. Анализ результатов свидетельствует об интимных связях между предметным содержанием деятельности, способом решения задач и поведением отдельных функциональных систем. Все это в совокупности и характеризует функциональную структуру того или иного вида познавательной деятельности. Оказалось, что различные перцептивные действия реализуются различными функциональными структурами, отличающимися номенклатурой входящих в их состав функциональных систем, последовательностью их включения и уровнем активации. В то же время функциональные структуры оказались инвариантными для однотипных перцептивных действий.

Функциональная структура практически любого вида познавательной деятельности должна рассматриваться не толь ко как суперпозиция ряда функциональных систем. Она в отличие от последних имеет принципиально открытый характер, т. е. в ней обязательно присутствуют как внешние, так и внутренние действия, реализуемые соответствующими функциональными системами. В качестве еще одного "измерения" функциональных структур познавательной деятельности, несомненно, выступает чувственная ткань внутреннего плана деятельности. Именно эта ткань, нередко субъективно проявляющаяся в форме оперирования образами, несущими на себе печать реальности, является связующим звеном между внешними и внутренними действиями. Исследование образного плана деятельности или, как иногда говорят, феноменальной динамики невероятно сложно. Но вместе с тем такое исследование крайне необходимо, так как именно чувственная ткань сознания (по терминологии А. Н. Леонтьева), цементирует и объединяет отдельные разрозненные функциональные системы, реализующие внешние и внутренние действия в целостные функциональные структуры.

Крайне характерно, что при психофизиологическом исследовании восприятия в полный рост встают традиционные для классической психологии проблемы образного отражения, визуализации, феноменальной динамики и т. п. Игнорирование образного плана делает любое психофизиологическое исследование познавательной деятельности, каким бы технически вооруженным оно ни было, теоретически бесперспективным. Какое бы большое значение ни имел уровень психофизиологического анализа, исследование перцептивных действий не может ограничиться только этим дополнением к уже имеющимся методам их изучения. Психофизиологический уровень анализа выдвигает новые серьезные проблемы. На основании психофизиологического анализа мы можем более отчетливо, чем прежде, представить себе, какие функциональные структуры реализуют то или иное перцептивное действие. Но как только мы попытаемся определить, каков операционный состав как внешних, так и внутренних форм деятельности, то оказывается, что необходимо либо использовать концептуальный аппарат и соответствующие единицы анализа, развитые при изучении восприятия на макроуровне, либо строить новый концептуальный аппарат, обращаясь к методам микроструктурного исследования познавательной деятельности.

На основе психофизиологического анализа мы можем получить данные о том, насколько существенно в выполнении того или иного перцептивного действия участие функциональных систем, обеспечивающих, например, процессы внешнего или внутреннего сканирования, манипулирования образами и т. п. Мы получаем информацию о том, в какие отрезки времени максимально загружена та или иная функциональная система. Но мы не можем на основании этих данных определить, какова скорость сканирования информационного поля, какие именно преобразования и манипуляции с предъявлен ной информацией совершает испытуемый: преобразования ли это типа включения - исключения, перестановки, поворота, рассечения или преобразования, связанные с перекодированием, переводом на другой язык, или, наконец, преобразования, связанные с извлечением - приданием смысла и присвоением значения. Каждый из перечисленных типов переработки информации может характеризоваться раз личной степенью сформированности, а соответственно и раз личной актуальной (и потенциальной) продуктивностью.

Одни и те же типы преобразований могут использоваться для обработки различного тестового материала.

Характеристика подобных преобразований в терминах функциональных структур и систем оказывается довольно бедной. Каждое из них следует подвергать специальному качественному и количественному анализу.

Иными словами, проблема состоит в том, чтобы выделенные на уровне психофизиологического анализа функциональные системы подвергнуть дальнейшему расчленению. Необходимо найти пути проникновения в инфраструктуры функциональных систем. От функциональной системы, таким образом, начинается путь вверх к функциональным структурам (от которых, в свою очередь, возможен переход к привычным для теории перцептивных действий единицам анализа) и путь вниз к инфраструктуре функциональных систем, для которого необходимо найти новые методы и единицы анализа.

Методы анализа, адекватные поставленной задаче, начали развиваться применительно к исследованиям зрительной кратковременной памяти в начале 60-х годов и связываются обычно с именем Дж. Сперлинга (1960). В последующем они получили наименование методов микроструктурного анализа кратковременных психических процессов (Зинченко, Стрелков, 1971; Хейбер, 1969). Единицами микроструктурного анализа являются функциональные блоки, выполняющие как репродуктивные, так и продуктивные преобразования входной информации. Микроанализу подлежат функциональные системы, направленные вовне, так сказать, связывающие субъекты со средой, и функциональные системы уже сложившиеся, интериоризированные.

Наиболее общий методический прием микроструктурного анализа состоит в следующем: время от начала предъявления испытуемым ряда стимулов делится на ряд интервалов и предполагается, что в каждом таком временном интервале выполняются те или иные преобразования информации, осуществляемые определенным функциональным блоком. Затем на основе предварительного качественного анализа строится модель из функциональных блоков, каждый из которых выполняет одну (или иногда более) операцию по хранению, извлечению, преобразованию предъявляемой информации. Получается гипотетическая модель того или иного процесса, которая подвергается затем детальному экспериментальному исследованию.

К настоящему времени средствами микроструктурного анализа выделено и изучено достаточно большое число функциональных блоков (о некоторых из них будет рассказано в сообщениях Б. М. Величковского и Ю. К. Стрелкова). Но не всегда можно достаточно уверенно определить роль и место того или иного функционального блока в структуре развитого или формирующегося перцептивного или мнемического действия. Еще более сложна проблема координации выделенных блоков. Это, впрочем, вполне понятно, поскольку для исследования каждого функционального блока создаются достаточно искусственные лабораторные процедуры.

Так, например, сейчас подробно изучены явления парасаккадического подавления чувствительности. Смысл этих явлений состоит в том, что зрительная система во время фиксации имеет неодинаковую чувствительность: в начале и в конце фиксации она ниже, в средней части - выше (Н. Д. Гордеева, А. И. Назаров, В. Г. Романюта, 1972). При этом, видимо, возможна и предварительная настройка на разные уровни чувствительности, независимо от микроструктуры зрительной фиксации. Это легко увязывается с тем, что не вся предъявляемая информация попадает и фиксируется в иконической памяти. Тем более не вся информация попа дает в блок сканирования, который согласно последним экспериментальным данным Дж. Сперлинга сканирует информацию со скоростью 120 символов в секунду. Если немного пофантазировать, то эффекты парасаккадического подавления могут объяснить такой способ восприятия, который художники и искусствоведы называют импрессионистическим. Этот тип восприятия в повседневной жизни видимо занимает значительно большее время, чем внимательное рассматривание. Но одно дело фантазия, другое - доказательный эксперимент, в котором бы одновременно подвергались изучению свойства и тип координации двух-трех и более функциональных блоков. Поэтому при микроструктурном исследовании нельзя ограничиваться изучением случайно, подчас наугад выбранных функциональных блоков. Необходимо иметь в виду некоторый реальный макропроцесс, функциональные структуры, его реализующие, и функциональные системы, инфраструктура которых подлежит анализу.

Подобные микроструктурные исследования, которые не утрачивают контекста теории перцептивных действий, начаты некоторое время тому назад. В работах Г. Г. Вучетич (1970), продолженных затем Т. В. Цыгуро и Е. И. Шлягиной (1973; 1974), были получены результаты, свидетельствующие о том, что каждый след, фиксирующийся в иконической памяти, связан с предыдущим и будущим. В работе были выяснены, как временные, так и количественные характеристики этих связей и выдвинута гипотеза о картотеке следов, участвующей в механизме последовательной обработки информации. Эти результаты в сочетании с обнаруженным механизмом настройки зрительной системы на семантическую сложность информационного поля и задачи помогают значительно полнее представить строение информационного поиска, как особого перцептивного действия.

Еще один пример подобного типа. На уровне макроанализа и психофизиологического анализа перцептивной деятельности была обнаружена манипулятивная способность зри тельной системы (Зинченко, Вергилес, 1969; Зинченко, Гор дон, Мунипов, 1973). На основании этих исследований была выдвинута гипотеза о существовании специального функционального блока-манипулятора, количественные характеристики которого при работе с символическим материалом изучены Г. Г. Вучетич (1970), а при работе с геометрическими фигурами и формами изучаются Б. И. Беспаловым, Г. И. Ерошкиной и Г. Н. Солнцевой (1974). Общий результат этих исследований свидетельствует об очень высокой производительности этого блока и о том, что манипуляции, которые осуществляются в этом блоке, не требуют вербализации предъявленного тестового материала.

Таким образом, сейчас реально проводятся два типа микроструктурных исследований познавательной деятельности. Один из них непосредственно вытекает из гипотез, основанных на исследованиях, выполняющихся на более высоком уровне анализа (макроанализ или психофизиологический анализ) перцептивной деятельности. Другой тип видимым об разом не связан с этой логикой, а следует собственной логике изучения кратковременных психических процессов. Но в обо их указанных типах исследований накапливаются данные о номенклатуре функциональных блоков, о номенклатуре операций по хранению и преобразованию информации, которыми располагает субъект. Без такой условно говоря оперативно-технической фактуры едва ли возможна расшифровка интериоризированных, внутренних перцептивных действий.

Наиболее сложной является проблема соотношения различных единиц и уровней, выделяемых при макро- и микроанализе перцептивных процессов. Нам представляется, что в настоящее время уже имеются основания для того, чтобы дополнить принципиальную схему А. Н. Леонтьева новыми единицами анализа. Предлагаемый нами модифицированный вариант выглядит следующим образом;

мотив - деятельность

цель - действие

функциональное свойство - операция

объективное свойство - функциональный блок

Выделенные типы единиц анализа и их детерминанты составляют в своей совокупности три уровня анализа. На первом уровне деятельности может быть раскрыта в терминах функциональной структуры конституирующих ее действий, каждое из которых направлено на решение той или иной предметной цели, закономерно связанной с мотивом деятельности. На втором уровне действие может быть раскрыто в терминах функциональной структуры конституирующих его операций, реализующих определенные функции, направленные на достижение соответствующей цели. Каждая из операций вносит определенный вклад в достижение результата действия. На третьем уровне операция может быть раскрыта в терминах функциональной структуры блоков, совместно выполняющих ту или иную доминирующую функцию в конкретных условиях, детерминированных предметным содержанием деятельности.

В перспективе возможно выделение в рамках психологического исследования еще более дробных единиц и уровней анализа, в частности уровня анализа, с помощью которого возможно раскрыть структуру функциональных блоков. Такая задача решается в микрогенетических исследованиях. Ее решение, по-видимому, потребует дальнейшей модификации рассмотренной схемы анализа деятельности. Однако сейчас нам представляется более важным рассмотреть проблему связей между различными уровнями анализа деятельности.

Как видно из характеристики уровней, каждый последующий уровень является средством объяснения предыдущего. Раскрытие деятельности в терминах действий, операций, блоков, возможно и в терминах субблоков, что придает анализу определенную вещественность, фактуру, наполняет деятельность определенным предметным содержанием. Это наполнение идет, фигурально говоря, снизу, от более элементарных единиц деятельности, непосредственно связанных с реальностью. На каждом из уровней достигается определенный продукт, результат. Этот результат не остается неизменным. От уровня к уровню он эволюционирует и обогащается. Несомненно, выделенные уровни, равно как и единицы внутри каждого уровня, связаны между собой определенными причинно-следственными отношениями. Связи между ними не случайны. Эти связи могут быть как функциональными, так и генетическими. Установление, прослеживание и классификация этих связей представляется нам задачей столь же важной, как и задача дальнейшего дробления деятельности на более мелкие (а не элементарные) единицы.

Детерминация вышележащих уровней со стороны нижележащих представляет собой хотя и важнейшую, но лишь одну сторону дела, связанную с приобретением деятельностью предметного характера. В продуктах деятельности отражается не только ее предметность, но и ее духовность. С этой точки зрения столь же справедливо положение о том, что вышележащие уровни детерминируют и служат средством объяснения нижележащих уровней. Вышележащие уровни наполняют нижележащие неповторимой субъективной окраской: мотивами, целями и смыслами. Именно поэтому любая самая мелкая единица деятельности, будь то операция или функциональный блок, должна анализироваться как единица психологическая, а не физиологическая. Мы, таким образом, приходим к двум важнейшим категориям как традиционной, так и современной психологии - к категориям предметности и осмысленности. Игнорирование любой из них переводит исследование из психологического в другой план (логический, физиологический и т. п.). Вместе с тем важно понять, что оба эти свойства деятельности имеют разный источник. Эти свойства идут как бы навстречу друг другу. Их встреча и рождает деятельность, в том числе и в качестве предмета психологического исследования. Видимо, естественно предположить, что на каждом из выделенных уровней возможно различное соотношение предметности и осмысленности, да и сами эти свойства проявляют себя в различных формах. Но если они не присутствуют хотя бы в виде эха, деятельность не может осуществляться или низводиться до уровня реакций (не столь редкий случай в жизни психологических лабораторий).

Предметность и осмысленность деятельности не являются независимыми категориями. В ходе деятельности возможны и реально осуществляются трансформации предметных функциональных структур деятельности в структуры смысловые. Наличие подобных переходов фиксировалось и А. Н. Леонтьевым. Он писал о цели как об опредмеченном мотиве. Видимо, смысл находит себя в предмете, а предметы порождают новые смыслы. Эти трансформации возможны на любом из выделенных уровней анализа деятельности и их изучение представляется нам важнейшей задачей. Исследования микроструктуры кратковременных процессов свидетельствуют о том, что эта задача не является неразрешимой. В контексте этих исследований выделены блоки формирования программ моторных инструкций, блок-манипулятор и блок семантической обработки, выполняющие в значительной степени функции порождения смыслов.

Говоря об уровнях психологического анализа деятельности, нельзя обойти вопрос о реальных физиологических механизмах, обеспечивающих протекание деятельности. Естественно, что каждый уровень опирается на соответствующую физиологическую функциональную систему. В этом смысле психологическая наука вновь ставит перед физиологией довольно трудные задачи. Уровням психической деятельности должны соответствовать и уровни организации функциональных систем. Изучение последних в отрыве от предметного содержания деятельности, от ее смыслового строения обречено на неудачу. Об этом достаточно красноречиво свидетельствует опыт мировой физиологии.

Непременным условием проведения каждого экспериментального исследования является конструирование его предмета. Этот процесс может быть в разной степени осмыслен теоретически. Задача конструирования предмета психологического исследования неимоверно сложна. При ее решении очень легко гипертрофировать тот или иной аспект психологической реальности. Даже когда в качестве предмета исследования берется то или иное действие (перцептивное, мнемическое и т. п.), нередко производится гипертрофия либо его оперативно-технической стороны, либо предметной отнесенности, либо мотивационно-эмоциональной окраски, либо нейрофизиологических механизмов. Все перечисленные аспекты исследования действия одинаково необходимы, однако гипертрофия каждого из них и пренебрежение другими и порождает различные, бытующие в современной психологии формы редукционизма. Наиболее распространенными являются информационно-кибернетический, нейрофизиологический, логико-педагогический и социокультурный редукционизм. Любая из перечисленных форм редукции возможна при проведении отдельных, конкретных исследований, в которых практически нельзя учесть все богатство предмета изучения, все его стороны. Преодоление редукционизма должно осуществляться при построении теории явления, теории, учитывающей опыт многочисленных и разнообразных экспериментальных исследований. Редукционизм в области теории обнаруживает себя прежде всего в том, что теория оказывается ограниченно пригодной для влияния на те или иные сферы практической реальности. Именно поэтому столкновение фиксированных исследовательских установок с сопротивляющейся реальностью столь часто рождает иллюзии и разочарования.